Судьба.

[h]   1.
  Дима стоял посреди цеха, опустив руки по швам и слегка понурив голову. На вид ему было далеко за тридцать: серые глаза, светлые, начавшие редеть волосы, рабочая куртка с эмблемой предприятия на спине. Но, несмотря на возраст, он был похож на провинившегося школьника.

  - Вы почему не пришли утром на планёрку? - выговаривал ему Директор. - Все собрались, а вас не было. Как можно полноценно решать вопросы без энергетика предприятия? Дмитрий, вы уважаете наш коллектив? Ну скажите, наконец, хоть что-нибудь в своё оправдание!

  - Я был на аварии. Никак нельзя было бросить, уйти…
  - А почему вы не пришли, когда я посылал за вами?
  - Причина та же, - коротко ответил Дима.
  - Запомни, - срываясь на крик и всё яростнее сверкая очками, почти заорал на него Директор, - если я тебя зову, то ты должен бросить всё и бежать ко мне сломя голову! Тебе ясно?

  Конечно, энергетику давно было ясно, что главное здесь - не производство, не план, а субординация и беспрекословное подчинение. Но уйти, хлопнув дверью, он не мог. Была середина девяностых, и ведущие предприятия маленького волжского городка дышали на ладан, задерживая мизерную зарплату на несколько месяцев. На небольшом фанерном заводе, или фанере, как его попросту называли, платили втрое, вчетверо больше, а потому здесь собрались лучшие специалисты, и на место Димы, как не раз говорил директор, за воротами стояла большая очередь.

  Трудно работать, если тебе дышат в затылок, но другого выхода не было. Сын в этом году должен был поступать в институт, дочь-школьница тоже требовала больших расходов, а зарплата отца была единственным реальным источником доходов семьи. Жена Катя трудилась медсестрой и домой приносила копейки. А фанерный завод гремел на всю округу, потому что продавал свою продукцию за рубеж - в Германию, Египет, Америку. В обмен на доллары банк выдавал достаточное количество рублей, чтобы кормить не только работников предприятия. Хватало и на городские нужды, и на "крышу", то есть местным бандитам, и столичным прилипалам, от которых зависел сбыт готовой продукции. Да мало ли кто норовил урвать чужую копейку!

  2.
  Катя работала в психонаркологическом диспансере, который в народе именовался просто - дурдом. Но дурдом, который находился за стенами больницы, не сильно отличался от того, в котором  она дежурила сутками по графику.

  Мизерная зарплата, очереди за продуктами, талоны, ободранные стены домов, засилье бандитских группировок, их кровавые разборки - всё это стало повседневностью в лихие девяностые. И муж, тюха-матюха, как она его про себя называла, только дополнял картину ужасной беспросветности.
  - Ну что это за мужчина, который не может обеспечить семью? - не раз и не два говорила она после отчаянных попыток свести концы с концами.

  Пришлось Диме бросать насиженное место и уходить туда, где платили. На фанеру его взяли с удовольствием, а через несколько месяцев назначили главным энергетиком, уволив не угодившего директору предшественника. Увольнение - это была отработанная процедура, и за воротами в любой момент мог оказаться каждый, начиная от уборщицы и кончая начальником смены.
  Работа сутками давала Кате много преимуществ. Отработала день и ночь - и три дня можно заниматься детьми, хозяйством, всем, чего душа пожелает. А душа у неё желала многого. Дети подросли, свободного времени стало больше, и тёмными дурдомовскими ночами, когда весь беспокойный контингент больницы засыпал, в её голову лезли мрачные мысли о том, что жизнь не бесконечна, что впереди лишь гнетущая серость и нет никакого просвета. Пройдёт немного времени, дети вырастут, а она станет никому не нужной старухой.

  Боль и жалость к себе не давали покоя. Презрение к безвольному, не способному на поступок мужу временами перерастало в ненависть. А вокруг было столько мужчин! Со временем у Кати появилась устойчивая симпатия к молодому фельдшеру из соседнего отделения. Едва заметные ухаживания, конфетно-букетный период, и вот, наконец, ночи гнетущего одиночества сменились ночами яркой и нежной любви. Ближе к полуночи они запирались в дежурке, и наутро Катерина, усталая, но довольная, с искрящимися радостью глазами шла домой отсыпаться.

  Связь эта продолжалась без малого год. Затем была вторая, третья… Катя не могла и не хотела останавливаться. Измена мужу стала повседневностью, без которой жизнь для неё теряла всякий смысл.

  3.
  Лущильные станки гремели, будто собирались взлететь. Пар неспешно поднимался к чёрным прокопченным сводам цехов. Рабочий день на фанере начинался с обхода. Директор медленно, не спеша шёл по цехам, останавливаясь там, где что-то не ладилось. Сквозь гул и скрежет оборудования выслушивал объяснения мастеров, расспрашивал рабочих. Ночная смена сдавала вахту дневной, и производство не останавливалось ни на минуту. Затем наступало время планёрки, на которую собирались мастера и начальники. Здесь Хозяин смотрел выполнение норм, находил или назначал виновных и тут же снижал им процент месячной премии.

  Вечером собирались ещё раз, чтобы обсудить результаты дневной смены. И опять кого-то лишали заработка. Директор не раз говорил полушутя, что он спит плохо, если никого не наказал в течение дня. Энергетику, механику и ремонтникам резали премию за простои оборудования. Очень часто выходило так, что к концу месяца от премии ничего не оставалось.

  Самая эффективная система управления в России – когда присутствует неотвратимость наказания и во главе организации стоит САМОДУР, логика действий которого непредсказуема. В этом случае неизвестно, на кого падёт следующий удар карающего меча, и подчинённые находятся в постоянной готовности к отражению начальственного гнева. Разобраться и наказать кого попало - именно этот армейский принцип действовал на заводе.

  Планёрок боялись, как огня, к ним готовились: начальники смен воровали друг у друга готовую продукцию, технари ставили рекорды скорости при замене вышедших из строя деталей и агрегатов, любые распоряжения Директора выполнялись мгновенно. Поэтому неявка энергетика на планёрку была вопиющим преступлением, подлежащим немедленному наказанию. Но Хозяин довольно опрометчиво уже отобрал у Димы премию за текущий месяц, и теперь терять бедолаге было практически нечего. (Бывают в жизни счастливые моменты). Привычные рычаги управления были утрачены, и Директору оставалось только сотрясать воздух возмущёнными криками.

  4.
  В советские времена на фанере работали заключённые. Затем, освободившись, многие из них вернулись сюда уже добровольно, так как больше их никуда не брали. С собой они принесли воровской жаргон, карточные игры, пьянку и неизменное воровство всего, что плохо лежит. Ворота охраняли братки из крышующей завод банды. Поэтому специалисты и работяги, пришедшие на фанеру ради высоких заработков, резко контрастировали с обосновавшейся здесь шайкой-лейкой.

  Директор был пришлый. Гендиректор, принимая его на работу, сказал, что среди здешнего контингента самая правильная линия поведения - это самодурство. Новенький попробовал, и ему даже понравилась роль вездесущего надсмотрщика. За это его выследили и били обиженные им работяги. Однако некто по кличке Шмидт, бывший зек, довольно авторитетный, защитил Директора, и тот назначил его главным инженером, а скорее - верным псом. Кроме охраны начальника он обеспечивал бесперебойную работу техники с истинно немецкой педантичностью,  оправдывая полученную на зоне кликуху.

  Надолго запомнилось Дмитрию, как главный проводил однажды собрание ремонтников:
  - Ну, что тянетесь, как немцы пленные, - начал он вполголоса. - Вам добавили зарплату, но на работу мне, смотрите, чтобы больше не опаздывать!.. Ладно, один раз можно опоздать, прощается. Но во второй - сразу пиши заявление. Нам такие работники не нужны. И главное - не пить! После смены с устатку разрешаю, выпей, но только один стакан, потому как завтра тебе снова на работу, и какой из тебя будет работник с похмелюги? - Шмидт обвёл орлиным взором весь свой контингент в промасленных спецовках, вздохнул и махнул безнадёжно рукой. - Ладно, идите, дела не ждут.

  Диму с непривычки чуть не вырвало от такого обращения, но деваться было некуда - семья. Приходилось терпеть и молчать. А Шмидт учил подчинённого настойчиво и доброжелательно:
  - Ты, Дмитрий, не смотри, как работает электрик, у них у всех шестые разряды, плохо они не сделают. Твоя задача - следить, чтобы он пришёл на работу трезвым, весь день работал, не напился и вовремя ушёл домой.

  - А если он неправильно включит газовый котёл, или займётся сваркой в неположенном месте, или его ударит током? Мало у нас было взрывов, пожаров и несчастных случаев?  Кто будет виноват? Я! - уже дома перед женой распинался в праведном гневе Дима.
  Но на работе рядом со сверкающим очками Директором и авторитетным Шмидтом он молчал, как провинившийся школьник, не смея возразить, не смея сказать слово в свою защиту.

  5.
  В детстве Дима был послушным исполнительным мальчиком. Учился отлично, участвовал в самодеятельности, играл в футбол, брал призы на олимпиадах по физике и математике. Родители и школьные педагоги не могли на него нарадоваться. Без проблем Дмитрий окончил институт и устроился работать на одно из ведущих предприятий города, где сравнительно быстро занял должность старшего инженера. Женился, родились дети. И всё было бы хорошо, если бы не пришли лихие девяностые, перевернувшие жизнь многих и многих.

  Устроившись на фанеру, Дима с головой ушёл в изучение оборудования, пытаясь улучшить его работу. Но, став энергетиком, он вынужден был всё своё время тратить на разборки с мастерами, механиком, Директором, споры о простоях и прочую текучку. Почуяв слабину его характера, участники производственного процесса постепенно привыкли беззастенчиво валить свои промахи на новичка, который не мог возразить и молча сносил все тычки и зуботычины.

  Однажды Директор зашёл в мастерскую и к всеобщему ужасу застал дежурного электрика спящим. Тот сидел за столом, положив голову на руки. Вызвав на место преступления энергетика, Хозяин дал волю эмоциям:
  - Лишить премии! Всех! И убрать стол! Чтоб я его больше не видел! Нашли себе лежанку!

  Дима стоял, потупив взор, но кто-то несмело заметил, что за столом надо рисовать эскизы, закрывать наряды…
  - Тогда распилить! И чтобы не сидеть мне без дела! - сверкнул очками грозный руководитель, повернулся и вышел вон.
  Тут же достали ножовку и без лишних разговоров привели приговор в исполнение. А потом регулярно в течение нескольких месяцев в мастерскую заглядывал Шмидт и следил, чтобы все были заняты. Неважно чем, но в руках должен быть молоток, отвёртка или гаечный ключ. Даже книги по электрике, схемы не допускались:
  - Дома читать будешь, а здесь работать надо!

  Производственные мастера не отставали от своего руководителя. За спиной работающего ремонтника неизменно собирались несколько человек из начальства,  угрожая вызвать к месту проведения работ всех и вся, включая Директора, одно имя которого наводило ужас. Ведь премии, которая составляла половину заработка, могли лишить за что