Беспутная

ней такая ненависть? Никому никогда зла не желала. Не кичилась попусту дарованной силой. Пыталась помогать по мере сил, когда была надобность. Ее ли вина в том, что все добро, которое она пыталась делать людям, оборачивалось злом, когда приходилось спасаться от тех же самых людей? Ее ли вина, что лишь смерть и разрушения оставались там, где она проходила?..
Вот и сюда – в деревню, где родилась, вернулась, потому что некуда идти больше было. Она и сама не знала толком, что хочет здесь найти. Просто слишком невыносимо давил груз одиночества. Слишком она устала от злобы и гонений.
Священника увидела издалека. Копался в своем огородике. Даже издали заметно, как он постарел и ссутулился. Словно почуяв ее приближение, выпрямился. Поняла – он тоже сразу узнал ее.
Ведьма шла медленно, точно любуясь делом рук своих. За прошедшие годы она ничуть не изменилась. Все так же молода, красива. Шагает гордо, выпрямив спину.
Не видит священник в ней ни горечи, накопившейся за долгие годы скитаний, ни надлома душевного, ни пустоты, одиночества и  безнадежности.
А она все идет. Медленно, всматриваясь в знакомые с детства картины. Подмечая каждую мелочь. И впитывая всеми фибрами души новое для нее осознание: что бы ни случилось – жизнь людская так и будет катиться своим чередом. Ничто и никогда не изменится. Потому и будет она всегда и для всех чужой.
- Зачем явилась, ведьма? – а она и забыла про него, погруженная в свои думы, вспоминая, как гнали ее отовсюду.
- Поглядеть, как вы живете, пришла, - усмехается.
- Позлорадствовать пришла? – смотрит гневно. – Что ж, гляди.
И рассказывает. О холодах, до ее злодейства не виданных. О том, как злые северные ветра разбивали окна, срывали крыши, рушили постройки. Как замерзали детишки, по случайности выбежавшие в пургу на улицу. Рассказывает, как в первую зиму у нескольких семей кончились дрова. Отправившиеся в лес так и не вернулись – замерзли, их уже поздней весной нашли. А семьи, оставшиеся без обогрева, вымерзли полностью. Про неурожай и голод. Про беженцев, искавших счастья на юге. И про людей, вынужденных каждое лето теперь уходить к морю ловить рыбу, чтобы зимой было что есть.
- Значит, и без подземного огня живете.
- С Божьей помощью, - другого ответа она и не ждала. – Заморозить нас всех хотела – да не вышло у тебя. Зачем явилась, спрашиваю? – сурово сдвигает брови, точно думает напугать ее. Злость поднимается тяжелой волной.
- Отдать пришла то, что забрала без спросу, - и смотрит пристально, понять пытаясь, понял он или нет.
Потом опускается на колени и прижимает ладони к земле.
- Забери обратно, - шепчет тихо, обращаясь к ней. – Возвращаю тебе то, что взяла когда-то.
И земля отзывается долгим гулом. Возвращается к ней похищенное много лет назад тепло, и оживают недра, пробуждаясь от мертвящего ледяного оцепенения.
Проходит по земле тяжелая судорога, а потом прикатывается с высокой горы оглушающе-громкий щелчок, точно выстрел. И поднимается над жерлом спавшего двадцать лет вулкана дымок…
- Ты что творишь?!
Ведьма поднимает глаза и видит: понял священник, что она только что сделала. Ведь спавшая много лет гора теперь не будет спокойна. Разбудила ведьма окоченевшие камни. Долго они были неподвижны. Долго теперь и судороги будут будоражить вновь раскаленное нутро земли.
- Прекрати! Умоляю тебя, - даже не верится. Священник, тот самый, что когда-то приговорил ее к смерти, опускается перед ней на колени. Во взгляде – ужас. – Люди-то… сколько их погибло от холодов, в первые годы. Да и после… А сколько их погибнет теперь? Земля-то долго еще не успокоится. За что ты решила нас уничтожить? Хочешь – уничтожь меня! Только пожалей людей, тех, кто жив остался.
Ведьма качает головой. И хотела бы рассмеяться, да уж давно не до смеха. Слишком горько на душе. И месть радости не приносит.
- Я просто возвращаю то, что взяла, - голос больше похож на шелест ветра в листве. - Мне это больше не нужно.
И правда, по мере того, как уходит из ее ладоней сила в землю, становится легче, словно груз тяжелый падает с плеч. Все, что забрала когда-то, отдала до последней капли. Только остановиться уже не могла. Будто не выпускают камни, тянут ее к себе. Втягивают все, что есть у нее.
А она и не пытается остановиться. Хоть и понимает, что не станет ее сейчас. Пусть! Не жаль.
Вокруг ведьмы вскидывается вихрь, рвет одежду, стремительно седеющие волосы. Кожа ссыхается и покрывается частой сетью морщинок. Отброшенный порывом ветра священник с ужасом наблюдает, как она на глазах стареет и вдруг обращается прахом, который тут же разметывает в разные стороны ветер.
** ***
Серое все кругом, точно в тумане. Ничего не видать, все точно пеленой закутано. И тишина – ни звука.
Вот уж верно – тот свет. На этом-то такого не увидишь. Наклоняется, чтобы пощупать, что под ногами. Не получается. Вроде и земля твердая, потому как не проваливаешься сквозь нее, а не нащупать. А когда выпрямляется, видит женщину. Она и сама не могла бы сказать, откуда у нее такая уверенность, но она точно знает – это та самая ведьма, которую когда-то давно бросили в вулкан, в тот самый, куда хотели сбросить и ее. Женщина протягивает руку и ведет ее за собой.
Происходящее не пугает и не удивляет. Ведьма знает, что умерла. Знает, что теперь ее ждет суд. А то, что провожает ее не кто-нибудь, а такая же ведьма, жившая за несколько десятков лет до нее в той же деревне, кажется само собой разумеющимся.
- Нам далеко? – и сама удивляется своему вопросу.
- Нет. Но ты ведь хотела что-то спросить? – легкая улыбка.
- Ты ведь тогда могла бы поступить так же. Почему позволила себя убить?
- Пожалела я их. Да и к чему все? Тебе вот помогло ли?
И верно. Кому какой прок от ее мести запоздалой?
- И что теперь со мной будет?
- Это уж Ему решать…
** ***
Приговора ждала с трепетом. Милосердным он быть не мог. Слишком уж много зла она причинила.
Тот, что находился сейчас перед ней, был совсем непохож на то, каким она его себе представляла. Она не знала точно, каким он должен был быть, но не таким – это точно! Слишком уставший. Слишком похожий на человека.
Он долго молчит. Ни обвинений, ни гневных слов, ни обличающих речей, ни презрения. Ничего того, что она заслужила. Наконец он подходит и внимательно смотрит ей в глаза. Странно, но он оказывается одного с ней роста.
- Что ты принесла с собой? – вопрос ставит ее тупик. – Что ты вынесла из своих странствий? – поясняет он, видя ее замешательство. – Что у тебя есть?
- Ничего, - растерянно отвечает она. Вопрос был неожиданным.
- Плохо, - грустно отвечает он. – Потому что туда ты можешь унести с собой только то, что у тебя есть. Только то, что приобретешь за жизнь. У тебя нет ничего – даже покоя ты не заработала для своей души. И унесешь с собой лишь пустоту. Пустота и горечь – вот все, что есть у тебя, все, с чем тебе коротать вечность.
Знала, знала она, что ад – вовсе не раскаленная сковородка, которой пугают темных крестьян. Ад каждому дается по заслугам. Вот и ей… страшнее и не представишь.
- Это и есть – мое наказание? – еле слышно спрашивает она, уже чувствуя леденящие тиски вокруг себя. Вовек им теперь не разжаться.
- Наказание? – ее собеседник кажется удивленным. – Нет, конечно. Я никого не наказываю. Это закон, переступить который никто не в силах.
- Понятно, - вздыхает ведьма.
- Жаль мне тебя, только ничего поделать не могу.  Выжгло твою душу местью, выморозило отчаянием. Нет в ней для тебя утешения. Ничего я не могу для тебя сделать.
- Это говоришь ты – создавший все? – удивляется она. Даже странно – она сохранила способность удивляться чему-то.
Теперь удивлен он.
- Но это не я создал все, - он неуверенно улыбается. – Тот, кто создал все – безлик, законы, данные им миру, - работают без его участия.
- Так значит, ты – судья, приговоры вершишь от имени Его?
- Нет, - он еще больше удивился ее словам. – Вы, люди, сами себе судьи. Сами приговоры выносите, сами их и исполняете.
- Но тогда… зачем Он тебя создал, зачем здесь поставил?
- Не он меня создал.
- Тогда кто же?..
- Любопытна ты, ведьма, - он улыбается. – И хорошо это, да только теперь уже тебе вряд ли чем-нибудь поможет. Вы, люди, меня и создали. Ну, что еще ты хочешь знать?
- Почему?.. – глупо и неуверенно звучит вопрос. И сдержаться бы, гордость последнюю сохранить, да на что ей теперь гордость? – Почему… с жизнью моей так вышло? – непрошеные слезы ползут по щекам. – За что? Я ведь помочь им только хотела. А они в вулкан меня. Да и после не лучше. Аль виновна я, что силы мне столько дано было? Я ведь не хотела ничего того, что было. Не хотела убивать, не хотела сеять зло. За что меня? Это ведь они сами меня заставили, а потом виноватой сделали. Разве виновата я, что в душе только ненависть осталась?
- Ты просто слишком много думала о них, - тихо говорит ее собеседник. – И слишком мало – о себе. Вот для себя ничего и не осталось.
Она горько усмехается, потом медленно кивает.
- А вот этого лучше не надо, - строго говорит он. – Не надо раскаяния. Тяжкий это груз, тебе и без него довольно будет. Не вешай на себя лишнего. Иди теперь.
- Куда ж мне идти-то? – ведьма растеряна. – Где мой путь? – ее собеседник вздыхает.
- Нет у тебя пути. Беспутье одно. Беспутье избрала ты себе в жизни, оно же тебе и досталось после смерти. Ступай куда глаза глядят.
Исчезает ведьма за серой пеленой дождя. Уходит в никуда. Уходит по слякотному бездорожью. Он смотрит ей вслед. Ему не жаль ее. Он забудет о ней сразу, как исчезнет окончательно ее силуэт в серой мгле.
Он просто устал. Устал и хочет навсегда заснуть.