- Нарисуй мне барашка!
Он стоял у стола, наклонив голову набок и заложив руки за спину. Красный шарф вокруг шеи и волосы цвета спелых колосьев пшеницы. Именно таким я его и представляла.
- Я думаю, у тебя найдется лист бумаги и карандаш? – снова подал голос он, тем самым доказывая, что он - не мой бред.
- Да, да, - поспешила согласиться я, - конечно, Малыш.
Я беру в руки карандаш, вынимаю из пачки лист бумаги и рисую барашка. Слава Богу, я умею рисовать. Он смотрит через мой локоть на стол, нетерпеливо поглядывая на меня, как будто не совсем мне доверяя.
- Вот, - говорю я, - готов твой барашек.
Он берет лист в руки и внимательно его рассматривает, при этом хмуря брови и выпячивая губы. Совсем как маленький ребенок, у которого движение мысли сопровождается движением мышц.
- Он злой! – выдает свой вердикт Малыш. – Как же я буду с ним играть?
Действительно, как играть со злым существом.
- Я сейчас исправлю, - заверяю я его и беру в руки ластик.
- Нет, нарисуй другого, - задумчиво произносит он.
- Тебе нужно целое стадо? – улыбаюсь я.
Он неожиданно фыркает, и начинает развивать мысль о том, что злой барашек может исправиться, если с ним правильно играть.
- Нужно быть с ним добрым, потому что он еще не знает, что такое добро. Ты оставишь его себе и будишь с ним играть. – Заключает он свой монолог.
Я слушаю его, не перебивая, и думаю, что права поговорка «Устами младенца глаголет истина».
- Тебя что-то злит? – неожиданно спрашивает он, и тут же следует другой вопрос. – Почему карандаш черный?
Я удивленно верчу карандаш – чернее некуда! И пытаюсь объяснить Малышу, что это графитный карандаш, специальный для рисования – целиком из графита без деревянной оболочки.
- Да, он тяжелее, - соглашается Малыш, держа в одной руке графитный карандаш, а в другой обычный в деревянной рубашке. – Но этот тоже черный. У тебя слишком много черных вещей на столе.
Я снова удивленно оглядываю свой рабочий стол. Ну да, органайзер черного цвета, и ручки с линейками в нем, тоже черные. Мышь и клавиатура тоже черные. И сотовый телефон, лежащий рядом для зарядки тоже черный.
- Даже не знаю, что ответить тебе. Наверное, мне нравится черный. Почему у тебя шарф красного цвета?
Он улыбнулся, как будто ожидал этого вопроса, погладил шарф рукою.
- Красный – красивый, моя роза красного цвета. Красный закат и красный рассвет. Красный веселый цвет, он радует глаз. Хочешь потрогать?
Шарф мягкий, как волосы ребенка.
- Он соткан из лунного света? – спрашиваю я, и мой голос звучит мечтательно.
- Нет, он связан из закатных лучей. Я вязал его, когда любовался закатом и Розой.
- Мне нравится твой шарф, я свяжу себе похожий!
- Красный? Разве тебе нужен красный? – в его голосе слышится упрек. – Разве твоя мечта красного цвета?
- Мечта?
Полная растерянность на моем лице, вот так, положил меня на обе лопатки!
- А ты не хотел бы быть моей мечтой? – спрашиваю я с надеждой.
- О, ты увиливаешь в сторону! Давай, давай, вытаскивай свою мечту из закутков сердца! – подбадривает он, и смотрит с сочувствием. – Боишься?
Согласно киваю, слов нет, но внезапно хочется плакать.
- Не так уж трудно, если не зажимать себя. – Рассуждает Малыш. – С непривычки это трудно. Это как из бутона распуститься в цветок! – И неожиданно предлагает. – Хочешь, я тебе помогу?
- Ты за этим сюда явился? – надежда все еще не покидает меня.
Он качает головой.
- Ты как Лис, кажешься занятой и злой, потому что ты не приручена. Давай я приручу тебя? Я буду приходить каждый день, садиться вот сюда. – Он усаживается на край стола. – Ты будешь смотреть на меня, и думать о своей мечте. Она привыкнет к нашему разговору, и однажды уляжется на твоих коленях, представляешь?
Я плакала, представляя что-то бесформенно розово-голубое и пушистое на своих коленях.
- Почему ты плачешь? – спросил он и сам же ответил. – Тебе больно, потому что мечта расправляет крылья.
- У тебя все так просто!
- Не надо плакать!
Он вытирает своими теплыми ладошками мои мокрые глаза. Потом отряхивает их одна о другую.
- Вот, смотри, нет никаких слез! – говорит он, улыбаясь. – Обещай, что больше не будешь плакать.
- Не буду, спасибо, Малыш! Я плакала вместе с Лисом, когда мы брели с ним по пустыне. Он был таким грустным.
- Я знаю, - кивает Малыш.
Тихо смеюсь, он выглядит таким трогательным, когда хочет казаться мудрым. Но он и есть мудрец с детской непосредственностью, с жадным любопытством ко всему, что происходит вокруг. «Почему?» - не мой ли любимый вопрос?
- Потому, потому, - кивает Малыш, улыбаясь. – Так ты будешь рисовать веселого барашка?
- Черным карандашом? Я нарисую его красным.
- Красных барашков не бывает. – С сомнением произнес он.
- Почему? Это будет первый красный барашек. Я нарисую его красной гуашью, он будет алым как облако в лучах заката. Только красный барашек может подружиться с красной розой.
- Ты расскажешь мне сказку?
Малыш перебрался ко мне на колени. Он совсем легкий, его солнечная шевелюра касается моего лица, как будто солнечными лучиками меня ласкает солнце. Мне ужасно хочется уткнуться лицом в его солнечный затылок, но я боюсь его напугать.
- А барашек? – спрашиваю я.
- Завтра нарисуешь. Пусть этот барашек немного поскучает, вдруг он загрустит и станет добрым? Грустишь не потому, что злой, а потому что по тебе растекается доброта, как воспоминание о мгновениях радости. Такая тихая грусть, как будто любуешься Розой и смотришь на закат. Расскажи мне лучше сказку. А завтра нарисуешь сказочного красного барашка. И мы придумаем сказку о нем. Хорошо?
- Хорошо, - легко соглашаюсь я, - слушай. Далеко-далеко на одной маленькой планете, затерянной среди тысячи других маленьких планет жил да был один Маленький Принц…
Он укладывается на моих коленях, голубые глаза блестят как звездочки. В них перемешались мечта и грусть.
Я не летчик, затерявшийся в пустыне, но я не менее одинока. Может так же одинока, как Маленький Принц на далеком астероиде. Мой мир не сродни ли небольшой планете, среди тысячи подобных таких же одиноких планет. Малыш, ты не захотел быть моей мечтой, потому что ты - мое Вдохновение. Просто сегодня тебе захотелось быть Маленьким Принцем. Сегодня твои глаза как камешки в моих сережках – голубой кварц, прозрачный нежно-голубой. Кусочки неба в июльский полдень. Ты исчезнешь внезапно, так же как и внезапно появился. Я буду скучать и ждать того счастливого момента, когда по телу разольется радость и грусть – ты где-то рядом. Я буду чувствовать, как розовеют мои щеки и сверкают глаза, и буду черпать вдохновение из пустоты.
- Я твоя фантазия! – он обнимает меня за шею, я чувствую ухом его теплое дыхание. – Только не плачь, хорошо? По крайней мере сегодня…
- Не буду, не буду, но разве можно быть уверенной?
- Спокойной ночи, зайчик! – говорит он ласково и хитро улыбается.
- Подслушивал?
- Было дело! – весело смеется он. – Только не переигрывай в доверии и сомнении. Оставайся собой, тогда даже разочарование не принесет боли.
- Ты знаешь, что нужно делать, раз советуешь?
- Нет, это не совет, это напутствие «В добрый путь!». Это вместо «спокойной ночи». Мне пора.
- Спасибо за встречу. В добрый путь, Малыш!
Непредсказуемый Маленький Принц, почему ты мне грезишься темным осенним вечером? Я кажусь себе бесконечно усталой и, может быть, поэтому злюсь. На самом деле я бесконечно грустная. Такая же грустная как темный осенний вечер. Я боюсь мечтать, и моя мечта лежит на дне моего сердца как бабочка в коконе, и ждет, когда придет весна, и она сможет расправить крылья. Я боюсь допустить в ноябрь апрель – всему свое время. А сердце не соглашается, ему хочется цвести. Но и жить вечной надеждой невмоготу.
Я нарисую завтра красного барашка. Пусть он будет солнечным барашком – отблеском красного ноябрьского рассвета. Рассвет – это всегда надежда, ожидание. Закат – то, что получилось, и снова надежда, что ночь будет хоть и темной, но звездной.
И где-то там, на маленькой невидимой звезде ждет не дождется мое Вдохновение.
Вдруг завтра вечером я снова услышу: «Нарисуй мне барашка!», и я улыбаюсь в предчувствии встречи.
|
