Браслет-1 Из грязи - в князи! (одним файлом)

её свободной рукой, так как в другой держал чашку с чаем, и наши губы сами нашли друг друга...

******

Утром меня разбудил возмущённый писк.
- Безобразие! - вопил Лори из-за двери, которую Настя, незаметно для меня, опять ухитрилась запереть на щеколду. - Вы на часы-то хоть смотрите?! Уже десять, а они всё дрыхнут! Вы жрать-то собираетесь?! Или решили с голоду помирать? Тогда при чём здесь я? У меня совсем другие планы!
Я осторожно высвободил руку, на которой сладко посапывала Настя, и подошёл к двери как был, в костюме Адама.
- Успокойся, дружище! - сказал я ему. - Сейчас что-нибудь придумаем!
- "Дружище"! - передразнил он недовольно, но уже тоном пониже. - Что-то не припоминаю, когда это ты мне другом стал? Открывай!!! - снова перешёл он на визг, да ещё и ногами в дверь стал колотить. - Иначе я за себя не отвечаю!
- Во разбуянился! - покачал я головой. - Припекло, видать!
Я прошёл на кухню, открыл холодильник и выгреб оттуда горсть каких-то леденцов. Подумав, добавил ещё с десяток. Не жалко. Теперь-то уж в любой момент можно многократно пополнить запасы.
- Угощайся, - сказал я "страдальцу", открыв дверь ровно настолько, чтобы мог пройти кулёк с конфетами. Но Лори это не устраивало, он непременно хотел знать, что же творится у нас в комнате? Но я мягко надавил на пипку его любопытного носа и сказал, закрывая дверь на запор:
- Потерпи чуток. Не время ещё.
Настя открыла глаза, сладко потянулась и послала мне воздушный поцелуй.
- Мой миленький!.. - Она обвила мою шею руками и приникла губами к уху: - Как мне спалось сегодня!.. - шепнула она. - Как никогда!..
- Слышала? - спросил я.
- Что именно? - промурлыкала она.
- Лори интересуется, чем мы тут занимаемся?
Она фыркнула и села, прислонившись спиной к ковру.
- Ему-то что за дело? - Глаза её нехорошо сузились.
- Проголодался, - ответил я, любуясь её прелестной грудью, обнажившейся от неловкого движения. Мои руки ещё помнили сладость прикосновений к нежному телу и снова потянулись повторить пройдённое.
- Ненасытный ты мой! - шутливо шлёпнула она по моей руке. - Не смущай! Дай мне одеться. Так смотришь...
- Как?
- Вот-вот проглотишь! Отвернись!
Но я и не подумал. Зрелище было настолько зачаровывающим, что отвести глаза просто сил не было.
- У, проказник! - озорно сверкнула она глазами и, отбросив одеяло, стала торопливо одеваться.
- Ну и чем же мы сегодня будем заниматься? - спросила она, покончив с туалетом. Простенькое платьице как-то особенно подчеркивало её природную красоту.
- Есть одна мысля, - сказал я. - Но вначале давай удовлетворим страждущего. Да и я не против чего-нибудь перехватить.
- Бу сделано! - взяла она под козырёк и, чмокнув меня в щеку, выпорхнула на кухню. - Выпусти пленника-то! - крикнула она уже оттуда.
Наскоро ликвидировав следы ночного приключения, я подошёл к двери Лори и нарочито громко щёлкнул задвижкой: мол, путь свободен. За дверью стояла мёртвая тишина. Но звать я его не стал: не было охоты опять вступать с ним в полемику по какому-либо пустячному поводу.
У меня внезапно возникло непреодолимое желание поближе познакомиться с содержимым книжного шкафа. А именно с той его частью, где стоял музыкальный комплекс.
Я осторожно отворил дверцы шкафа и глазам моим предстали совершенные формы импортной аппаратуры. Изучив надписи на лицевых панелях, я отыскал кнопку сети. Когда мой палец прикоснулся к ней, то колонки, упрятанные где-то по бокам шкафа, басовито гупнули.
Рядом с проигрывателем в ряд стояли пластинки. Ещё те, виниловые. Я наугад вытащил одну из них и прочитал: "П.И. Чайковский. Концерт для скрипки с оркестром". Название ничего мне не говорило. Само собой, я был в курсе, кто такой Чайковский, но никаких эмоций во мне это не возбуждало, кроме притянутого за уши со школьной скамьи дешёвого патриотизма. Я по собственному опыту знал, что музыку надо пропустить через себя, только тогда можно составить о ней определённое мнение - нравится или нет. А то, что там какой-то дядя сказал...
Ну что ж, займёмся музликбезом. Чай, оно не в первый раз - самого себя заставлять вникать.
Игла опустилась на пластинку и после некоторой паузы по комнате поплыли таинственные звуки оркестрового вступления. А когда зазвучала скрипка, у меня будто что-то защемило в груди. Я заинтересованно хмыкнул и сел в кресло.
Хитросплетения мелодии, которые вырисовывала безутешная скрипка, её замысловатые импровизации, ухитрявшиеся перебрать самые немыслимые варианты звучания простенькой на первый взгляд темы, неожиданно увлекли меня. Видимо, настрой был в тот момент соответственный, что так легко "пошла" у меня такая сложно построенная музыка. Тема расширялась, становилась глубже и как-будто ближе мне. Я с удивлением отметил, что она не вызывает в моей душе, "отравленной" жёсткими ритмами хард-рока, отторжения. Напротив, на ум пришли ассоциации с манерой игры дяди Блэкмора. Что-то глубоко родственное уловил я в желании выжать из темы все соки до последней капли, чтобы уж не оставалось ничего недоигранного, не преподнесённого слушателю с самых невероятных ракурсов.
Звук скрипки, её этакий интимный напор, если здесь применимо это неуклюжее слово, и отзывающийся на каждое её движение оркестр сплетали фантастический узор, который безо всякого усилия ложился в самую глубину моей души, чем вызывал там несказанное удовольствие и какой-то удивлённый переполох. Я не могу это объяснить, но наблюдал я за собой как будто со стороны и, сказать по правде, себя, любимого, не узнавал: музыка явно нравилась мне. Не то слово - я был от неё в восторженно-удивлённом оцепенении. Ведь до сих пор, заслышав звуки классической музыки, я поспешно переключал телевизор на другую программу, даже не давая себе труда вслушаться и попытаться понять и составить собственное мнение. И вдруг - такое мощное откровение!
У меня вдруг закралось подозрение: а не "работа" ли это браслета? Но я тут же отмёл его: ведь дед говорил, что браслет лечит тело, не затрагивая душу. Так что он тут ни при чём. Это уже я сам.
При этом соображении я даже грудь выпятил: и мы чегой-то могём! Растём, однако!
И тут же с досадой поморщился: мелко! Не о том думаешь!
Музыка звала к чему-то возвышенному, большому, хоть и не определённому. Но кто сказал, что музыку возможно описать словами? Я где-то слышал выражение, что это язык, с помощью которого Бог общается с человеком. Язык эмоций, перевода которому не требуется. И сейчас я оценил это в полной мере.
Окрылённый своим открытием, я не заметил, как в комнату тихо вошла Настя и присела на краешек дивана. Она, видимо, поняла, что творилось со мною и боялась спугнуть наваждение.
Сторона пластинки кончилась и я затуманенным взором оглянулся на неё:
- Ты знаешь... А у меня - событие...
- Знаю, - кивнула она и подсела ко мне на подлокотник. - Тебе понравилась эта музыка. - Она голосом выделила слово "эта".
- Как будто надлом какой произошёл в душе, - продолжал я задумчиво. - Будто корка какая-то треснула и туда хлынул поток чего-то большого, светлого... Нет, - встряхнул я головой, - не умею объяснить! Но чувствую сильно.
- Тут и объяснять нечего, - с улыбкой молвила Настя. - Я сама такая. И я за тебя очень рада. - Она наклонилась ко мне, намереваясь поцеловать, но тут за нашей спиной раздался знакомый шелест:
- Воркуют голубки! Музычку они слушают! А есть мы сегодня будем?
Настя сморщила свой хорошенький носик и сказала, не поворачивая к нему головы:
- Ты просто невыносим! - Она резко встала и пошла на кухню, бросив на ходу: - Обжора!
Лори на этот раз пропустил её слова мимо своих замечательных ушей. С кошачьей грацией он вспрыгнул на кресло и потянулся к столу в надежде чем-нибудь поживиться. Но ваза была пуста, а на столе лежали в живописном беспорядке мои пластинки.
- Духовная пища! - презрительно скривился он. - Ею сыт не будешь! - Он погладил свой живот и вздохнул: - Вы, друзья, меня сегодня просто разочаровали!
- Да ну? - Я с улыбкой наблюдал за его "страданиями". - И чем же?
- "Чем"-"чем"! Пренебрежительным отношением к режиму питания! - Он гневно сверкнул своими "фарами". - Это же уму непостижимо: на часах уже одиннадцать, а я и маковой росинки во рту не держал!
- Я ведь леденцов тебе давал.
- Сладости - вопрос особый! - поучительно просипел он. - Это и не еда вовсе, а топливо для моего мозга. Вот здесь, - он пальчиком постучал по своей ушастой голове, - зреют великие планы! И сладости помогают активизировать этот благородный процесс. А еда питает тело! Нет, - печально сложил он лапки на животе, - разладилась система. Дед такого безобразия не допускал.
- Кормил регулярно?
- Представь себе! - Иронии в моём голосе он не уловил. - И сам любил покушать и меня побаловать не забывал.
- Успокойся, - в комнату вошла Настя с тарелками на подносе. - Умереть мы тебе не дадим.
- Льщу себя надеждой, - ядовито осклабился он и с жадностью набросился на содержимое поставленной перед ним тарелки.
Мы с Настей переглянулись и я ей подмигнул.
- А что за планы такие зреют в твоей голове? - как бы между прочим, поинтересовался я.
- Не пришло ещё время объявлять о них! - важно пробулькал он, подняв указательный пальчик лапки, в которой он цепко держал кусок хлеба. - Всему свой черёд!
Выражение его мордочки при этом было до того потешным, что мы не выдержали и прыснули со смеху.
Он прервал трапезу, положил ложку и, приподнявшись над столом, опёрся о него лапками:
- Ах, так вы ещё и насмехаетесь?! Не верите, что Лори на что-либо способен?! Так знайте, что вы ещё станете свидетелями того, как просто Лори станет великим Лори! - Произнеся эту торжественную клятву, он внезапно потух, сел на место и вновь уткнулся в тарелку. - Ваше счастье, - пробулькал он оттуда, - что в этих планах вы оба играете не последнюю роль, а то бы я после этих ваших усмешечек в мой адрес больше с вами дела не имел.
- Куда б ты делся! - усмехнулась Настя. - Голод - не тётка! Боевиками-то сыт не будешь!
- А с едой как раз проблем и не будет, - как бы ни к кому и не обращаясь, медленно проговорил он, не забывая при этом размеренно работать ложкой. - Её мне будут приносить, смиренно потупив очи и преклонив колени!..
- Это становится просто интересным! - Я опять мельком взглянул на Настю. - Может, просветишь, великий Лори, не нас ли ты имеешь в виду?
- Э! - небрежно махнул он лапкой. - При чём здесь вы? - Он даже не замечал комизма ситуации. - У меня будут тысячи…  нет! миллионы подданных! И все будут боготворить и беспрекословно подчиняться любой моей прихоти! - Его по-моему даже затрясло от предвкушения такой безграничной власти.
- Эк, размахался, бедолага! - осадила его изумленная Настя.
А я продолжал исподтишка "раскручивать" его:
- Это где ж ты наберёшь такую прорву фанатов?
Он вдруг как-то сник и огрызнулся:
- Места надо знать! И вообще, - он странно посмотрел мне в глаза, - у меня на тебя особый рассчёт. Так что давай не будем. - Он сполз с кресла и обернулся к Насте: - Спасибо за угощение! - И поковылял к себе.
- Батюшки! - всплеснула руками Настя. - Что я слышу? Ей-богу, я сейчас упаду!
- Что такое? - спросил я, тоже слегка обалдевший от заявлений лопоухого кандидата в мировые лидеры.
- Как "что такое"? Ведь от этого нахала слова доброго не услышишь, а тут: "Спасибо!"
- А вот и