Бутылка из зеленого стекла.

Он не пил уже трое суток. Побелевший, ссохшийся рюкзак он потерял ещё вчера. Куртку-сегодня. Тихо шурша песком он полз, и был похож на тень.

Полз, теряя сознание, засыпая, хрипло дыша сухим, колючим ртом с высохшим шершавым языком. Он даже не обратил внимания, когда что-то гладкое, и очень горячее, прижалось к его щеке. В тот миг он потерял сознание.

Когда, наконец, заскрипел шеей и поднял тяжелённую голову, чудом разлепил гноящийся глаз - нестерпимо ярко блестя, перёд ним лежала… Зелёная бутылка.

Бутылка обжигала… Даже не смотря на пекло, которое было вокруг. Он обречённо вертел её в руках, зачем-то, сломанным ногтем пытался сковырнуть надорванную этикетку с неразборчивой надписью. Даже понюхал, обжигая ноздри об изумрудное, непривычно широкое горлышко, но пахло обыкновенным, пыльным песком.

«Капельку хоть… »- с трудом подумал он, видимо, мысли тоже, пересохли… И на руку, мягко скатилась, морозно обжигающая капля. «Ещё, ещё!..»- попытался закричать , но крик не получился, слова, как колючки впивались в глотку и он подавился ими. А из изумрудного горлышка заискрилась вода.

В тот день он больше не полз. Лежал, расслабленный, обалдевший и посасывал воду. И ещё обливался! Пересохшая, похожая на пергамент кожа, жадно впитывала влагу, всасывала, выпивала всё, без остатка. Когда солнце село и его стало колотить от холода, бутылка вдруг выдала горячий, сладкий чай с лимоном, о котором он так мечтал. Потом был кофе со сливками, обжигающий пунш, ликёр и коньяк… Ароматный, одуряющий…

Вдрызг пьяный, с туго наполненным животом, он уснул под утро. Днём ему стало плохо, рвало… Даже чёрные от загара, руки заметно побледнели.

Очень хотелось мяса. Он осмотрел неестественно широкое горлышко бутылки и приник к нему - рот мягко заполнился мясным паштетом, точно таким же на вкус, нежным и не солёным, как те детские консервы, которыми он кормил шестимесячную дочку.

Силы стремительно прибывали. Жизнь быстро возвращалась!.. И мысли, тоже стали возвращаться, они стали юркими, влажными и красивыми, как тропические рыбки. Он успокоился, тихо разговаривал с бутылкой, рассказывал о себе… И время от времени тянулся к ней, словно для поцелуя, отпивая очередной напиток.

Он решил сделать бассейн. Ну, может не бассейн - ванну, корыто, глубокую яму, чтобы освежаться в ней днём, и спасаться от холода ночью. Уходить он пока никуда не собирался.

Пришлось поработать. Весь день он перетаскивал в сторону горячий песок. Сделал из просоленной рубашки дырявый мешок и тягал его, туда-сюда, морщась от горячего, с песчинками - скрабом, ветра. Яма осыпалась, обваливалась, но потихоньку росла. Под вечер он, обессиленный, свалился возле углубления в песке. Пил берёзовый сок и приходил в себя.

Вторую половину работы он доделывал ночью. Ходил, озябнув, вокруг ямы, и поливал из бутылки жидким цементом.

«Бассейн» был ужасен… Но кривое, оплывшее, обсыпанное песком, какое-то колючее, убожество, было даже чём-то притягательно!.. Он устроил бутылку в песчаной колыбельке, и пустил воду. Это был верх блаженства! Правда, вода быстро согревалась, и он то и дело подливал холодненькой. Так и пролежал весь день.

Юркие мысли-рыбки напомнили, что у него на днях, должен был быть день рождения. Он погладил бутылку по тёплому боку и решил справлять.

Тостов было много!.. За своё здоровье, за детей, за жену, за друзей! Соки, густые и прозрачные, всех цветов радуги! Паштеты, нежнейшие, сытные… Он так увлёкся, что чуть не сломал о горлышко зуб. Затем, снова соки. Малиновый, душистый, с рубиновой искрой, апельсиновый, сладко щиплющий язык, манго… Вообще, райский нектар! Из вин он выбирал лёгкие, сухие, кисловатые и освежающие.

В эти минуты его посетили воспоминания. Они носились роем вокруг него, он вспоминал людей, которых он когда-то обидел, и которые обидели его. И говорил, говорил с ними, и прощал, просил прощения. Жизнь пролетала, как кинолента: он видел давно умерших родственников, друзей, любимых женщин. И всё-таки говорил им то, что не сказал тогда: слова любви.

Фразы были так осязаемы, светлы, и он захлебывался от счастья, произнося их. Каждое сказанное слово взрывалось горячим, ласковым огнем, вымывало его черствое, циничное нутро, грязь стекала по рукам и уходила в песок.

В конце трапезы было чудесное, парное молоко. «Эх, не хватает чёрных сухариков…»- подумал он и тут же улыбнулся: на зубах захрустели крохотные хлебные кубики. Он, похрустывал и глядел на звёзды, появившиеся в бассейне.

« Пора! »- решил он.

 Он не любил странностей. Таких, которые из снов на сытый желудок. Но когда он увидел первых птиц, удивительных, призрачных, блестящую полоску горизонта и нереальный свет, манивший его, он вдохнул умытый воздух и понял. Всё понял… Погладил бутылку по запотевшему боку, прижал к щеке, подмигнул, и, осторожно положил её на песок. «Прощай, мой зелёный... ангел!» И пошёл, не оборачиваясь. На душе было легко, тело свободно скользило над песком. Впереди был ещё долгий путь…

Небольшая бутылка из темно- зелёного стёкла лежала, полузасыпанная песком. Дёрнулась, повертелась, стряхивая с себя песчинки, закрутилась, как стрелка компаса. Замерла, а затем, не спеша, покатилась в сторону. Надорванная, оранжевая этикетка мелькала быстрее и быстрее.

Высохшее тело, в выгоревшей на солнце одежде, осталось позади. Ещё немного, и обтянутый сухой пергаментной кожей череп, с удивительно счастливой и нестрашной для мертвеца улыбкой, скроется за барханом…