что на лю-дях, на публике нужно всегда горой стоять за «своих», говорить о них только хорошее, даже если это не совсем или совсем не правда. Какое, в конце концов, дело миллионам зрителей популярной передачи до на-ших семейных тайн. Пусть услышат то, что хотят слышать.
Теперь уже противно вспоминать. И стыдно. До нашего полного разрыва с мужем оставалось меньше года. До предательства меня мои-ми родителями – немногим больше…
Записки нездоровой женщины
24 февраля
Кошмар и жуткий ужас. Не могу больше жить, не хочется… Нет – не можется. Устала. С утра «гробовое» настроение, которое надо скры-вать изо всех сил. Общение с кем-то по телефону, потом с маникюршей, между всем этим – с Женей, который раздражается на меня по поводу и без повода, хотя любит, знаю – любит… Ведь и сегодня, хотя он и то-ропился, был завтрак в постель и нежность.
А потом, придя с работы, он трудился на кухне – готовил еду к приходу Веты и злился на меня ужасно, что я не… Ну, понятно. А меня опять мутило от запаха еды, и всё внутри дрожало мелкой дрожью ди-кого напряжения и усталости. А теперь я, как дура, явно на «неров-ной» почве обожралась, и мне еще хуже…
Алиса болеет, врач у неё был, ничего не выслушал в её легких, прописал просто «колдрексы» всякие и горячее питьё. Сейчас я не могу до неё дозвониться, а мне надо узнать, какая температура? Если опять зашкаливает, завтра снова надо вызывать другого врача!
Вета с Женей колдуют над компом и принтером – Вете что-то нужно для работы… Уже часа три мучаются. Господи, как же мне худо с таким настроением и самочувствием. Плюс «обожратость». Теперь я поняла, почему мне всё-таки чаще не хочется есть, чем хочется: орга-низм, как может, оберегает себя от лишнего повода для депрессии, а обильная еда – ещё какой повод!
Дозвонилась до Алисы: говорит, что ей лучше, но это она ведь просто температуру сбила. Договорились, что завтра она всё-таки вызо-вет доктора. Она была не очень «любезна» со мной, наверно, потому что до меня её папа полчаса «грузил» по телефону. Насчёт работы. Пра-вильно, конечно, но, как говорится, нашел время - человек ведь сильно болен. Дурак он и есть дурак!
Надо искать быстродействующий яд. «Автор, выпей йаду!», как пишут в Интернете. Даже не знаю пока, как подступиться к реше-нию этой проблемы. Как узнавать? Где искать? У кого можно спросить? Буду, видимо шарить по сайтам… Вот если крысиного яду принять? А если буду очень мучиться? Боюсь. Почему решила искать яд? Потому что не очень доверяю надёжности выбранных мной лекарств. Чёрт их знает, с дозировкой что-нибудь напутаю – и что? Бр-р-р! Цианистый калий, цианид. Где его взять? Где? В общем, в ближайшее время вплотную займусь изучением химии. Уже припёрло: любой день может стать «последней каплей». Оно близко, оно идёт, оно грядёт… Кажется, я уже и пишу, как сумасшедшая… Возможно, я и есть сумасшедшая, только это ничего не меняет: к врачу я больше не пойду. Какая пилюля может заставить хотеть человека жить, радоваться жизни и не ненави-деть её. Кесарю кесарево, а слесарю – известно что.
Изучаю «Сто способов самоубийства». Как это всё неприятно и ненадежно. Только цианид, так я и думала. Но нитроглицерин в соче-тании с тем, что я уже придумала, может быть и неплохо. Значит, ре-шено? Буду выбирать «время и место» - это не такая уж простая зада-ча. Дачи у меня больше нет, поехать некуда. Только если куда-то в лес – там сейчас ужасно грязно… В сущности, какое это имеет значение? Нет, не хочу в лес. Надо придумать что-то другое. Думай, бездарь, ду-май… Придумай хоть что-нибудь правильное в своей бездарной жизни. Тебе бы сейчас сигануть из окна… Но нельзя быть настолько эгоисткой – сигать из окна при Жене и Вете? Переборчик. Господи, но я не могу больше! Мне больно, очень больно! Когда же Вета, наконец, уйдет? Со-всем меня ломает, знобит, как при гриппе. Надо выпить аспирин… Плохо мне… Помогите… Помогите мне… Пожалуйста… Я во всём вино-вата. Я сама сужу себя и проговариваю к высшей мере наказания.
Температура, действительно, повысилась до 37,6. Аспирин вы-пила не зря. Отчего температура – нервы сдали окончательно? Был бы пистолет…
4 марта
Много дней пропущено. Я болела, да ещё скрывала от Жени: тем-пература у меня была высокой несколько дней, чувствовала себя пре-скверно, но упорно пила аспирин, ведь я не могла не пойти на антик-варный салон. Во-первых, мне было интересно самой, во-вторых, я не могла обидеть Женю. Ладно, закончилось всё благополучно, без ослож-нений (тьфу, тьфу, тьфу).
А ещё один кусок моих записей пропал из-за флэшки – она по-губила файл. Может, и к лучшему, ибо писала я тогда с высокой тем-пературой, в горячечном бреду – бог знает, что я накалякала. Если только всё, что я пишу, не бред… Например, мне всё чаще в голову приходят какие-то странные слова. Гериспонда. Вот что это такое? И так каждый день. Я, правда, их очень быстро забываю, не успеваю за-писать, а жаль. Бывают красивые такие слова, имеющие право на су-ществование. Буду впредь стараться успевать.
Женя заботлив, завтрак в постель – каждый день. Но меня всё больше охватывает чувство одиночества. Мне кажется, что я, в сущно-сти, никому не нужна. Раз я перестала быть любима родителями, раз я не нужна дочери, раз меня возненавидел так любивший когда-то пер-вый муж, то с какой такой стати меня будет вечно любить Женя? Да и он уже вполне разочарован мной. Меня никто не любит «больше всех». А я? Я любила мать больше всех, она меня нет, теперь и я её разлюби-ла. Я любила и люблю дочь больше всех, не знаю, любит ли меня Али-са так, как хотелось бы... Теперь я так сильно люблю Женю… Что дальше? Что будет?
Сегодня ночью меня хотели посадить на электрический стул (во сне, разумеется). Я орала, как потерпевшая, умоляла этого не де-лать. И всё потому, что жутко боюсь двух вещей: боли и того, что после нет ничего. Во сне это так чётко проявилось, просто удивительно! Я кричала, умоляя дать мне гарантии не только того, что всё будет быстро и не больно, но ещё и того, что есть загробная жизнь. Значит, всё-таки я сомневаюсь и потому боюсь. Пропади всё пропадом.
Вчера Женя был на похоронах своего однокурсника, который вдруг взял и покончил с собой. При полном внешнем благополучии. Так-то.
Женя хочет положить меня в больничку. Господи, только не это! Хотя чувствую, что он прав. Но не могу, не могу, не хочу!!!!!!!!!!!!!! Можно я умру дома, а?
Работы для меня никакой нет. В моей ситуации можно рассчи-тывать только на знакомых, коих я растеряла за последние три-четыре года…
Да, кстати, отец не согласился с моей оценкой «творчества» брата. Либо я уже ничего не соображаю, либо папа маразмирует. Прав-да, Женя со мною согласен, что сильно утешает. Хотя кто не ошибает-ся? Может, стоило бы почитать ещё что-нибудь, написанное братом, но почему-то не хочется.
Хотела направить ещё одно резюме на какую-то непонятную вакансию, но Инет так ужасно работает, что сие невозможно.
Каким-то чудом удалось отправить резюме. Теперь у меня есть чувство выполненного долга. Но никаких надежд, всё это чепуха.
А побыть иногда одной дома даже хорошо – спокойно так! Же-ня сейчас с Ветой где-то в городе встречается, я одна.
Интересно, где сейчас Алиса? Звонить не буду, зачем раздра-жать? Просто мне неуютно немного, когда я не знаю, где она, что с ней…
Всё, пришёл Женя, концерт окончен.
5 марта
Я совершенно разбита. Полдня спала, что буду делать ночью? Не понимаю, куда деваются силы, почему их нет совершенно… Абадора. Сегодня пришло это слово. А, может, оно существует? Надо проверить… сейчас… Так, какой-то «абадор», вроде, существует, но что это такое, я так и не поняла. Курфелия. Сейчас опять проверю… Курфелии нет. На имя похоже. Надо сказать, что эти словечки начинают меня донимать. Еще с пяток пришедших сегодня на ум я всё-таки забыла. Пилтрас… Нечто прибалтийское? Чёрт, полезли! Даже смешно. Женю знобит, только бы не заболел. От Алисы ни слуху, ни духу. Меня тошнит. И физически, и морально. В голове опять помойка, протухшее мусорное ведро.
По телику «Фантазии Фарятьева». Вот почему Алиса не идет из головы – это же её первая роль в театральном кружке. Ах, ты мой «Любасик»! Ну что же делать со своим организмом? И опять холод, опять зима, снова минус десять. Женя задремал в пледе. Мутит, му-тит… Господи, даже писать не о чем.
Выпила внеплановый феназепам – адски жмёт в солнечном сплетении. Дикое напряжение. Что же это творится со мной? Женя, кажется, уснул. Все-таки, боюсь, он нездоров. Как же хочется выпить любимый некогда клоназепам, он так помогал мне в этих ситуациях! А нельзя. Один раз выпила – ого! В сочетании со всем тем, что я прини-маю эффект был ужасающий. Думала, помру. Теперь боюсь… Хотя надо бы просто посоветоваться с доктором. Не хочется-а-а-а…
Алиса у моих родителей. Вроде жива-здорова. Боже, что же за напряжение внутри! Просто разрывает. Не о чем писать. Плохо мне. Совсем плохо. Апрадона. Турфалина. Парделик. Вяжите меня, везите меня в психушку! Сомекута.
Завтра надо быть в силах, в порядке. Хоть бы на полдня меня хватило. Всё, больше не могу писать. Крутит меня всю.
МОЯ ДУРАЦКАЯ КАРЬЕРА
Год 2000-й, конец второго тысячелетия, вот-вот прибудет Мессия, неумолимо приближается Ошибка-2000 и прочие весёлые глупости одуревшего человечества. Впрочем, какое дело мне было до человече-ства, если моя собственная, единственная, крохотная жизнь летела в тартарары?
Вот уже три года как я успешно работала, обожая свою работу, получая настоящее удовольствие и находя в ней теперь, в общем-то, главную радость своей жизни. Я была журналистом, редактором, при-думщиком, генератором идей, словом, абсолютно творческим челове-ком, который дважды в месяц получал зарплату с чувством некоторой неловкости, так как искренне думал, что ему её платят… за им же полу-чаемое удовольствие.
Но от радости, полноты жизни и неожиданно проснувшегося во мне чувства собственной полноценности я начала творить глупости. Стала по-глупому менять места работы, исходя из неверных посылов, руководствуясь совершенно ложными резонами. То есть, основопола-гающий резон – карьера вверх и вверх – был правильный, но моя такти-ка, выбор пути – сплошная ошибка, следствие моей неопытности и, по-рой даже думаю, не всегда великого ума. Правда, я советовалась. С близкими. Нашла с кем! Ну а с кем ещё?
М-да, это было неумно – советоваться с моими родными о том, как правильно строить карьеру, на кого опираться и как в связи с этим строить отношения с коллегами… И родители, и тогдашний муж – по-следние люди, у которых надо было просить подобных рекомендаций. Вот уж кто этого категорически не умел делать, так это они. Мать все-гда со всеми ссорилась, когда ещё ходила на работы, а отец был вечный послушный исполнитель, которым пользовались и который сделал карьеру типично советского выдвиженца. Что они могли мне посовето-вать? Впрочем, я не собираюсь переваливать свои неудачи на них – са-ма уже давно была большая девочка, сама во всём виновата. Просто грустно, что все наши головы, вместе взятые, не составили даже одного ума. Впрочем, тоже мой грех: в этом возрасте уже могла бы «обзавес-тись» близкими людьми с мозгами.
В общем, в результате я меняла
