ОБМАНИ МЕНЯ…ДЛЯ СПОКОЙСТВИЯ
Не один раз я пыталась поговорить с мамой о моих отношениях с первым мужем. Поплакаться, если хотите, найти понимание, даже полу-чить совет. Она же всем всегда даёт мудрые советы, почему же я не мо-гу на это рассчитывать? Но всякий раз мама почти кричала:
- Нет-нет-нет, я ничего не хочу знать! Это ваши дела, пожалуйста, не посвящай меня в них!
- Мам, когда ты спрашиваешь меня «как дела», ты хочешь услы-шать правду или формальное «нормально»? Зачем тогда ты интересу-ешься?
- Знаешь, мне ещё моя мама говорила так: не надо мне рассказы-вать правду о своих неприятностях, обмани меня, обмани… и мне будет спокойно.
Неужели её научила этому моя бабуля? Эх, бабуля, жаль, что я не могу с тобой поговорить о жизни… Не знаю я тебя совсем, а потому, возможно, собственную мать совершенно не понимаю.
Видимо, выслушивать исповеди чужих людей, принимать участие в их проблемах, советовать, помогать много легче и… выигрышнее, что ли, чем попытаться вникнуть в проблемы родной дочери. Что ж – обма-ни так обмани… После нескольких подобных попыток разговора, я ос-тавила надежду на мамино сочувствие и понимание. Но советы об «ак-куратном леваке» я от неё выслушивала ещё не раз. Хотя я, когда начи-нала эти доверительные беседы, имела в виду свои чувства, а не убла-жение тела. Но мама только отмахивалась от меня. Иногда качала голо-вой, иронически улыбаясь. Неужели она всегда была циником и лице-меркой со своей знаменитой по произведениям «моралью-нравственностью»?
Представляю удивление и возмущение многих баб: во даёт, не до-вольна таким классным мужем! И по морде не давал за «леваки», и сам не гулял, и всё разрешал, и продолжал любить – что этой стерве и заразе ещё нужно-то? О-о, я ещё масла в огонь подолью! Он не только не воз-ражал против «леваков», он ещё гордился тем, что его жена «востребо-вана» как женщина. Особенно, когда у меня бывали отношения с силь-ными, успешными (не чета ему самому) мужчинами. Он радовался, как ребёнок, когда я нравилась, и люди это показывали, проявляли. Нет, не алкаши какие-нибудь на улице, конечно, нет! Но ежели товарищ при должности, при власти и при деньгах, то на лице Шурика появлялось довольное выражение удачливого игрока в казино. Хотя лично он «с этого ничего не имел», окромя морального удовлетворения. Что ж, и на том спасибо. Хотя нет, иногда имел. Я уже упоминала: элитной меди-цинской помощью через одного моего любовника Шурик пользовался, прекрасно зная, от кого он её получает.
Любимой поговоркой тогдашнего моего мужа была такая:
- Лучше есть торт в компании, чем дерьмо в одиночку.
Когда я рассказала об этом Жене, он брезгливо поморщился.
- Мерзость-то какая… - пробормотал он. – Знаешь, я предпочитаю есть торт в одиночку. Имей это в виду.
Ты прав, мой родной! Ты и не мог быть другим. Я так долго ждала именно тебя… Мне самой опротивело жить в грязи, мне это не нужно. И теперь рядом – ты.
ЖЕНСКАЯ ТЕМА – ЭТО КО МНЕ
Что я искала тогда в романтических отношениях? Ну, разумеется, ответ банален, как помидор: любви. Мне хотелось, чтобы любили меня, но ничуть не меньше мечталось полюбить самой. И, видно, так мне это-го хотелось, что я влюблялась. Нет, не любила, но влюблялась. Хотя в силу ничтожности своего опыта разницы не чувствовала. Иногда эти отношения были смешны и глупы до невозможности. У меня, понима-ешь, «любофф», а у товарища – совсем иные планы.
Все «романы» кончались одним и тем же: ничем. В какой-то мо-мент, поняв, что всё это бессмысленно, глупо и не имеет никакой пер-спективы, а, если честно, то, просто осознав, что никакой любви и близ-ко нет, я, когда мягко, а когда и резко, просто прекращала отношения. Как бы возвращалась к мужу. Именно – как бы, ибо никуда и не уходи-ла. А в сущности, уже давно «с ним» не была. Постылое семейное су-ществование продолжалось во всём своём безобразном виде. Говорить – не о чем, спать рядом с ним – противно, уважения нет и в помине. Каж-дое утро, просыпаясь и вспоминая о своём муже, я впадала во всё боль-шую депрессию, которую даже не могла осознать, то есть я не понима-ла, что мне тошно именно из-за семейной жизни с Шуриком.
Депрессия в виде страхов, бессонниц и паник изводила меня год от года всё сильней. Хотя бывали и «светлые» промежутки, которые дли-лись иногда чуть ли не годами. К примеру, такой период подзадержался в начале 90-х. Когда болезнь сделала перерыв, случилось неожиданное: мне захотелось работать, «творить, выдумывать, пробовать». Я начала пописывать заметки, статейки, папа меня «сватал» к своим коллегам в популярные издания, меня даже начали публиковать, говоря, что я вполне себе ничего, способная девушка. А фантазия у меня была, как у подростка: чуть меня похвалили, так я и стала воображать себе нечто большее, типа «не хочу быть столбовой дворянкой», а дальше известно, что… Папа был в те годы тесно связан по работе с одним супер-экстра-популярным радио. И я взмолилась:
- Замолви за меня словечко!
- У тебя нет диплома, - привычной скороговоркой произнёс папа, но потом всё же сказал: - Ладно, поговорю.
Меня приняли на «супер-экстра…» в качестве референта реклам-ной службы. На этом радио у многих сотрудников не было дипломов, но руководство радиостанции всем сотрудникам без исключения пре-доставляло возможность проявить себя в любом качестве, вплоть до «ведущего дня», не интересуясь уровнем образования: можешь – рули!
Изо всех сил я стала себя проявлять, и через три месяца была уже отнюдь не референтом. Я стала основным рекламным «голосом», а так-же сценаристом и режиссёром рекламных роликов. Ещё через три меся-ца я начала делать авторскую передачу… Откровенно говоря, так себе была передачка, вспоминать сейчас даже стыдно. Впрочем, скажу, что эта крохотная программка была одной из первых в нашем эфире, да и вообще чуть ли не первая в СМИ, на сугубо женские темы. Ещё далеко впереди были всякие ток-шоу «Я сама», расцвет и господство глянце-вых журналов… Тогда почти ничего этого не было. И мою маленькую, почти ученическую передачку можно назвать одной из первых ласточек будущей навязчивой женской тематики в российских средствах массо-вой информации. А ещё, пожалуй, это была «проба пера» в моей жур-налистской учебе, в таком случае её можно оценить и на твёрдую «чет-вёрку». Основной мой заработок складывался всё же из рекламы, кото-рая, как известно, кормит частные радиостанции, а заодно очень даже неплохо кормила меня. После «референтства» я ушла на свободный график работы, что меня весьма устраивало: с Алисой некому было си-деть, три месяца она походила в частный садик (об обычном и речи быть не могло! Чтобы я отдала свою куклу в эту гадкую систему дето-мучительства? Никогда!), но на лето он всё равно закрывался, так что выхода у меня не было.
А потом мне сделали такое предложение, от которого ни один че-ловек в здравом уме не отказался бы никогда: на американской радио-станции, работавшей тогда в Москве, услышав мои ролики, мне пред-ложили должность главного редактора отдела рекламы. Почему-то их тоже не смущало отсутствие у меня диплома… Американцы, что с них взять! И зарплату по тем временам мне предложили очень хорошую.
Я уже сказала, что нормальный человек от такой работы не отказы-вается. Но! Эта должность предполагала погружение в рабочий процесс не то что на восемь часов в день, а вообще не известно, на сколько. А ведь главной в моей жизни продолжала быть дочка. По деньгам я уже могла позволить себе нанять няню, но стоило мне подумать о том, что я буду видеть доченьку мою лишь по выходным; что каждый день водить её на всякие кружки, танцы и прогулки будет чужая тётя, как мне пере-хватывало горло и хотелось плакать. Боже, она ж растёт! Это всё нико-гда не повторится! А я буду не с ней? Я не буду наблюдать каждую ми-нутку её взросления? Я не буду с ней болтать обо всём на свете?
Я отказалась от работы. Некоторые люди крутили пальцем у виска. Наверное, они были правы и надо мною можно и нужно было смеяться. Да, с одной стороны, я жалею, а с другой – ни капельки! Я очень много времени провела с моей куклой, пока она была маленькой, я всегда ду-мала прежде всего об её интересах и, надеюсь, что сумела сделать её детство счастливым. Нет, я не жалею всё-таки! С нею я сама была сча-стлива.
Постепенно меня отчего-то опять потянуло на писанину, и я вооб-ще ушла с радио. А тут ещё последовало настойчивое предложение от одного издательства написать продолжение нашумевшей маминой по-вести. Не надо было этого делать, не надо было соглашаться! Но меня уговаривали и они, и мама.
- Подумай, как будет здорово! – втолковывала она мне. - У тебя же хорошая фантазия, придумай, что могло быть дальше с героями? На-фантазируй, насочиняй!
Эх, разбередила она мне творческое нутро, ужасно захотелось при-думать нечто эдакое… Тогда я ещё не знала, что нельзя дописывать уже состоявшиеся и популярные произведения, как нельзя снимать продол-жения фильмов или дописывать «до конца» чужие поэмы. Сглупила. Написала «Вам и не снилось, 15 лет спустя». Опубликовали. И, что ес-тественно, меня закидали тухлыми помидорами. За что? Нет, не за язык, не за недостаток таланта – это было бы хотя бы справедливо, а за то, что я развенчала мамин сладкий миф о ранней любви: слишком личное у меня было к этому предмету отношение. Слишком сильно я поплати-лась за реализованную мечту влюблённых недорослей: всегда быть вме-сте. Я жила с давно опостылевшим мужем и, видимо, не могла не вы-плеснуть своих эмоций по этому поводу, коль уж представился случай. Меня обвинили в цинизме, в низости помыслов и чувств, а также в опошлении гениальной повести Галины Щербаковой. Как меня только не честили! Прошло много-много лет, но и по сей день некоторые не могут остановиться: зайдите на любой интернетовский форум на тему «Вам и не снилось», найдёте много определений относящихся ко мне, и моему «творчеству». Иногда я даже развлекаюсь, почитывая гадости о себе, но, пожалуй, в большей степени поражаюсь любовью определен-ного рода читателей к «розовым соплям» и мелодраматизму (эти опре-деления не относятся к маминой повести, она на самом деле очень хо-рошо написана и ничего пошлого в ней нет; я имею в виду только без-вкусное восхищение этими людьми псевдоромантизмом).
Кстати, надо заметить, что тогда мама была на моей стороне и аб-солютно приняла мой вариант неблагополучного развития отношений её героев. Теперь мне это уже странно, очень…
А ещё в тот период я писала для уже появившихся женских жур-налов, писала много, как по количеству, так и по объему. Периодически мне становилось нехорошо – депрессия напоминала о себе, но до серь-ёзных срывов не доходило. Пока не наступило лето 96-го года.
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ
Я не могу без ужаса вспоминать тот год, вообще – весь тот период. Беспросветный, мутный, гадкий, тягучий… Работать я уже не могла. Каждый день меня выкручивало и «колбасило» так, что, скажу честно, не знаю, как это вообще можно было выдержать. Представьте: в голове – картины одна страшней другой, где всё угрожает жизни и здоровью моей дочери, вокруг – не люди, а сплошные насильники, убийцы и по-хитители детей. Боли в солнечном сплетении раздирали меня, тошнота преследовала неотступно. Иногда я не могла есть сутками.
