Поэтому старалась гнать от себя эти мысли, какое уж там наследство. Более того: я часто ловила себя на мысли, что хочу умереть раньше всех, раньше мамы и папы, только чтобы не испытывать боли от потерь. Иногда я рифмую строчки (сказать, что пишу стихи, было бы с моей стороны не-слыханной наглостью), и вот в момент таких размышлений, помню, за-рифмовала слова в некое подобие стишка, которое начиналось так: «Я не хочу никого пережить, я не хочу никого хоронить…» Дальше не помню.
Другое дело мой Шурик… Мой верный, преданный, тихий Шурик. С годами он иногда начал проявляться с неожиданной для меня сторо-ны, мне б тогда насторожиться…
Не один раз он заводил якобы шутливый разговор о сбережениях моих родителей.
- Ну, зачем они хранят такую кучу денег без движения (хи-хи)?
- А тебе-то что?
- Лучше бы мне отдали, я бы дело какое замутил (хи-хи)!
- А не пошёл бы ты…
- Шучу, шучу…
Несколько раз он так «шутил», пока я всерьёз не рявкнула на него. Заткнулся. Но, как оказалось, только со мной…
Первую машину мы купили в 95-м году. Мы купили – ха! Откуда бы у нас взялись такие деньги? Помню, как-то Шурик пришёл домой с хитреньким личиком и довольным голосом произнёс:
- Есть возможность очень недорого взять Жигуль. Почти новый, хороший.
- Рада за того, у кого есть такая возможность, - пробормотала я, за-нимаясь чем-то по хозяйству. Шурик хмыкнул.
- Тогда за нас и радуйся. Мы берём!
От удивления я на что-то села и вылупилась на мужа.
- У тебя температура? На какие такие шиши?
- А я уже обо всём договорился с твоими родителями. Они дают деньги!
- Что? Как это – договорился! А меня ты спросил? И вообще – стыдно в нашем возрасте клянчить деньги на машину у предков. Не мо-жем заработать, значит, будем ходить пешком. Шурик, что это за фоку-сы?
- А они согласны! Они сами хотят! – запальчиво, как ребёнок, меч-тающий об игрушке, залопотал Шурик.
Я набрала телефонный номер родителей.
- Мама, что творится? Я ничего не понимаю. Если хочешь знать моё мнение – я против.
- А мы с отцом – за, - радостно заявила мама. – Это в наших инте-ресах. Шурик будет нас возить на дачу. В электричках нам уже тяжело-вато. Ну, считай, что это наш подарок.
- Подарок!? – гаркнула я громко. Шурик услышал, влетел в комна-ту, замахал руками и зашептал:
- Нет-нет, я отдам деньги, я очень скоро отдам! Я буду много зара-батывать…
О-о, про эти будущие гигантские заработки я слышала регулярно в течение многих лет.
- К тому же Шурик обещал нам со временем деньги вернуть, - мама будто услышала шёпот моего мужа.
В общем, они втроём были против меня одной, и Жигули были ку-плены. За подарки надо говорить «спасибо», конечно, я сказала его миллион раз. Но большой радости от этого дара я, честное слово, не ис-пытывала! Мне было неловко, стыдно, я всё время помнила, сколько нам лет: в этом возрасте люди уже должны своим родителям помогать, а не такие подарочки от них принимать… Тогда я машину не водила, и «игрушка» была исключительно в пользовании Шурика. А мне и не хо-телось учиться. Ну, не чувствовала я своих «прав» на эту машину, хоть убейте! Тем более, что была уверена: никогда в жизни Шурик не отдаст этот долг. И оказалась права.
Прошло четыре года. Надо ли говорить, что мы не смогли отдать родителям никаких денег? Однажды в 99-м муж явился домой с уже знакомой мне хитрой физиономией.
- Мы с твоими решили, что машину нужно менять на лучшую. Жи-гули – это как-то неприлично даже. Есть классный вариант – ДЭУ Не-ксия. Продаём Жигули, твои добавляют денег – и в дамках!
Вот в этот момент я уже неприлично разоралась:
- Совсем одурел и обнаглел? Опять за моей спиной договорился? Как же тебе не совестно! Жигули ему неприличны… Ты хоть на них-то заработал? И, кстати, напомни мне, пожалуйста, когда мы отдали долг?
Когда я орала, Шурик всегда пугался. Он сроду не смел отвечать мне тем же и боялся моего гнева. Поэтому и в тот раз он стушевался, опустил глаза, вид у него сделался, как у побитой собаки, и он раство-рился где-то в квартире. А я снова бросилась к телефону.
- Ма, ну что за фигня?
- Ты знаешь, они с отцом поговорили и решили, что сейчас очень удачный момент для покупки – цены упали. Логично, вообще-то…
- Вообще-то, у нас есть машина, купленная вами, - зашипела я в трубку, - ты что же, такая умная, а не понимаешь: нельзя так баловать Шурика, нельзя давать деньги на игрушки! Он должен сам научиться зарабатывать хотя бы на Жигули…
- Ну, он же вернёт…
- Ага, за Жигуль уже вернул! Неужели ты в это веришь?
Но я опять проиграла, меня никто слушать не хотел: Нексия появи-лась в нашей жизни вместо непрестижных Жигулей. А моё уже и без то-го тающее с каждым годом уважение Шурик потерял окончательно. Но я продолжала жить с человеком, которого не любила как мужчину и не уважала как мужа. Просто из собственного ложного чувства долга за-чем-то ценила совершенно не нужные мне его верность, преданность и любовь. Ну, и привычка, чёрт бы её драл… В общем, моя вина, конеч-но…
В 2000-м году мы, продав нашу «двушку», купили «трёшку», взяв деньги на доплату снова у моих родителей. И не только на доплату. По-ка шла продажа нашей двухкомнатной, новую квартиру уже нужно бы-ло выкупать, иначе она «ушла» бы. И мои мама с папой снова выручи-ли: одолжили полную сумму, которую надо было внести. А продажа слегка затянулась… И вот через пару месяцев после нашего переезда в новую квартиру раздался роковой звонок. Я была дома одна.
- Ну, и что происходит? – недовольным голосом спросила мама. – Когда же, наконец, вы вернёте нам деньги?
- Ох, мамуль, я сама испсиховалась! Но, думаю, что вот-вот… Вро-де, наклёвывается покупатель…
- Знаешь, это уже слишком! О чём вы думаете? Надо активнее дей-ствовать. А то – деньги заняли, а вроде как отдавать не собираетесь!
- Мам, что ты такое говоришь? – ужаснулась я.
- А что я говорю? Первый раз, что ли? То на машину – один раз, второй… Потом просто деньги взял «на дело»…
- На какое дело? – я помертвела.
- Ах, да… Шурик просил тебе не говорить. Ну, да ладно, уже на-доело… Года три назад он к нам приехал и говорит: есть верное дело, сулит хорошую прибыль, надо только вложить четыре тысячи долларов, но у меня нет. Дайте мне, а барыши – пополам.
- И вы дали? – заорала я.
- Ты на меня не кричи! Ну, дали!
- Почему мне не позвонили? Из Шурика бизнесмен, как из дерьма пуля! – от ужаса я уже не стеснялась в выражениях. – И ты, ма, это зна-ла, я тебе сто раз говорила! Как вы могли!?
- Он очень просил от тебя это скрыть, предполагал твою реакцию. Мы и скрыли.
- Ну, и как ваши барыши? – я почти ревела.
- Ничего, ноль. Он так потом и сказал, что всё «пролетело». Обе-щал деньги вернуть со временем…
- Ага… Как за Жигули, как за Нексию, - меня трясло, как в дикой лихорадке.
- Вот именно! – мама повысила голос. – Ладно, те четыре тысячи мы переживём, не та сумма, чтобы психовать. Но почему мы сейчас должны с отцом жить в страхе, что твой Шурик придёт и стукнет нас по головам, чтобы не отдавать ничего за квартиру?
- Ты… ты это серьёзно? – мне казалось, что я сию минуту умру, ведь это уже невозможно выдержать!
- А то!
С минуту я просто молчала.
- Мам, как мне жить теперь после твоих таких слов?
- Как хочешь. Думай. А, главное, продавай квартиру поактивней. И, кстати, не надо говорить Шурику про то, что я тебе всё рассказала. Мы же ему обещали…
Ну, уж нет! Наобещали они друг другу за моей спиной! Больше я молчать не собиралась. Боже, какое ничтожество! Моё неуважение к Шурику в тот день превратилось в бесконечное презрение. Бизнесмен хренов!
Сколько лет я слушала его сказки про то, как скоро мы станем бо-гатыми, потому что он – самый крутой в мире предприниматель. На-сколько я понимаю, чтобы быть хотя бы более или менее успешным в бизнесе, нужны предприимчивость, смелость, даже авантюризм, умение рисковать, да и ум не помешает. Ни одного из этих качеств в моём бывшем муже не было. Он – вечно второй-третий-четвёртый, обыкно-венный клерк, исполнитель. Ни грамма инициативы, зато много амби-ций. Плюс некоторая трусоватость. Какой там бизнес! И те четыре ты-сячи долларов он, как Лёня Голубков, просто дал какому-то хитрецу, который собрал деньги с бездарных «лохов», обещая отличные диви-денды, и был таков. «Пока живут на свете дураки…».
Наверное, то была последняя капля. Я отчётливо поняла, что с этим человеком жить больше не хочу. Всё, хватит!
Когда Шурик вернулся домой, я встретила его диким криком:
- Как ты посмел? Как ты, дрянь, посмел?
Дальше я кричала, наверное, полчаса без остановки. Я готова была его избить, искалечить, убить! Когда я замолчала, потеряв все силы, первое, что он брякнул:
- Какая же сволочь твоя мать! Я ж просил не говорить тебе…
- И это всё? Всё, что ты можешь сказать? – я думала, что меня уди-вить уже невозможно, но у него получилось.
- А что ещё? Да, дело у того мужика прогорело, ну, бывает…
- А ты хотел, как в рекламе? «Мы сидим, а денежки идут». А «му-жик» пусть крутится и достаёт их, так? Получил по носу, идиот? Надули тебя, как последнего кретина! А заплатили за тебя мои родители. Ты, как всегда, не пострадал ни на копейку.
- Да отдам я им эти деньги, отдам!
- А за Жигули? А за Нексию? Сколько лет уже отдаёшь? Может, посчитаем, сколько ты им должен за все эти годы?
- Но они же тоже пользуются машиной… Я же их вожу, когда тре-буется…
- Ах ты… - и я дала ему пощёчину.
Он побледнел и только ещё раз тихо повторил:
- Какая же она сволочь, что рассказала тебе… - и тут же получил вторую оплеуху.
КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ МУЖ
С начала 90-х я не была верна мужу. Время от времени, хотя и ред-ко, у меня, как говорится, кто-то был. Я не с гордостью об этом заявляю, отнюдь… Мне стыдно и горько, что так сложилось. Но уж честно так честно, исповедь так исповедь. Так вот, натура моя дурацкая: у меня всегда всё всерьёз, я влюблялась. Иногда это быстро проходило, иногда – не очень. В общем, всё это банально и пошло, как банальны и пошлы миллионы подобных семейных историй. А вот не банально то, что Шу-рик всегда обо всём знал. Разве я ещё не сообщила, что меня ко всем моим «достоинствам» воспитали честной идиоткой? Я не умею врать родным и близким вообще. Совсем не могу. Поэтому он всегда узнавал от меня о моих романах. В глубине души я надеялась, что он со мной разведётся, сделает то, на что у меня смелости не хватало.
Всякий раз для приличия он страдал. В смысле – «страдал-страданул». Охал, вздыхал, даже принимал иногда сердечные капли. Но очень быстро смирялся.
- Лишь бы ты домой возвращалась! – был его обычный рефрен.
Я – грешная женщина и не оправдываю себя. Но рядом со мной был, увы, не мужчина. Кто этот человек без самолюбия, без гордости и чести? Я затрудняюсь найти название для этого существа. Знаю только, что к сильному полу его отнести никак нельзя. Он должен был бы уйти от меня, развестись или, на худой конец, попытаться выгнать меня из дома.
- Я никогда тебя не брошу, - клялся он вместо этого, - а если ты са-ма меня прогонишь, то уйду с одной зубной щеткой.
- Можешь ещё взять пасту, - буркала я в ответ, чувствуя, как меня начинают одолевать жалость и чувство вины. Так мы и жили: я – греш-ница, кающаяся и жалеющая, и он – почти святой, терпящий, верный и жалкий.
Но мама – мой главный судья и наставник – считала, что всё нор-мально:
- Гулять – гуляй, только не загуливайся, - доверительно поучала она меня. – Всякое в жизни бывает, главное
