НАЧАТЬ С НАЧАЛА
1
В этом году Семен Сергеевич Пятаков как всегда поехал со студентами на картошку. Мог бы, собственно, и не ездить, не ассистент какой-нибудь безусый, а вполне успешный недавно защитившийся старший преподаватель тридцати с хвостиком лет. Однако с недавних пор Семен Сергеевич стал рассматривать традиционное осеннее мероприятие вовсе не как утомительную обязанность, а скорее как заслуженный отдых перед началом учебного года. И причин тому было несколько. Ну, во-первых, общение с молодежью в неформальной обстановке заряжало преподавателя дополнительной энергией гораздо больше, чем поездка в санаторий или дом отдыха. И даже столь любимые Пятаковым походы на байдарках в последнее время уступили в шкале предпочтений Семена Сергеевича пальму первенства трудовому отдыху в какой-нибудь богом забытой деревеньке Сандовского района. Во-вторых, любил Семен Сергеевич русскую природу. Точнее даже будет сказать, среднерусскую. И осень он любил, и деревню нашу нищую. Любил сходить за грибами, чтобы потом обязательно самому пожарить их на сковородке, а под грибочки-то жареные и рюмочку не гнушался употребить. Любил картошечку в золе испечь, баньку деревенскую обожал. А тут все это так удачно совпадало, что нарочно не придумаешь. И отпуск на это дело тратить не надо, и зарплата полностью сохраняется, а если не лениться и поработать со студентами на загрузке картофеля в хранилище, то и заработать можно за месяц рублей двести.
Но главное, конечно, не в этом. Главная причина того, что вот уже четвертый год подряд Пятаков с радостью соглашался на эти в общем-то достаточно утомительные сельскохозяйственные командировки, крылась в ухудшающихся с каждым годом отношениях преподавателя с его женой Валерией Ивановной. Много всяких обид и взаимных претензий накопилось у супругов за десять лет их совместной жизни. Так много, что и рассказывать о них не хочется. Да и что рассказывать, многие семьи, увы, проходят через эту постепенно сгущающуюся атмосферу постоянных упреков, придирок, ругани и обманов. Кому-то удается сохранить при этом более или менее человеческие отношения, кому-то нет. Пятаков давно бы уже, наверно, развелся с женой, кабы не двое детей: мальчик Саша шести и девочка Женя восьми лет. Разводиться-то он не разводился, но при любой возможности старался выбраться на волю из затхлой атмосферы семейного очага.
Пятаков во всех бедах своих семейных винил жену. Конечно, супругом он тоже был далеко не идеальным, но мы-то ведь знаем формулу этого самого идеального супруга: слепоглухонемой капитан дальнего плавания. А Семен Сергеевич, к сожалению, все видел, слышал, да и молчать почему-то отказывался. К тому же зарплату он имел невысокую, особенно поначалу, пока не защитился, и жене уделял внимания меньше, чем, наверное, той хотелось. Впрочем, чего именно хотелось его жене, он до сих пор со всей определенностью сказать не мог. Себе же он ставил в вину только то, что вообще женился. А ведь был, был звоночек, предупреждавший молодого тогда еще ассистента о подстерегающих его опасностях.
2
Однако довольно о грустном. Центральная усадьба совхоза имени Свердлова, куда направлялась возглавляемая Пятаковым группа первокурсников, располагалась в деревне с мрачноватым названием Кресты. Деревня эта располагалась на довольно длинном, но не слишком высоком холме. На склоне холма, ближе к низине, в которой протекала небольшая речка, были рассыпаны черные приземистые бани. Большую часть деревенских домов составляли старые рубленые избы, производившие в основной массе довольно жалкое впечатление. Однако слева, в самой высокой части деревни, Семен Сергеевич обнаружил современные типовые домики на две семьи. Построены были эти домики скорее всего совсем недавно, поскольку на приусадебных участках не было еще ни деревьев, ни кустарников, – их с успехом заменяли длинные грядки с морковью, свеклой, капустой и засохшим луком. Посередине деревни прямо напротив огромной лужи располагался клуб, а через два дома от него – магазин. Ни одного креста Пятаков нигде не заметил.
Семена Сергеевича вместе с двумя парнями поселили в ветхий бревенчатый дом неподалеку от клуба. Строение это выглядело настолько старым, что, казалось, оно должно рассыпаться при первом порыве ветра. Впечатление это только усилилось, когда Пятаков заметил, что одну из стен подпирают несколько неказистых бревен. Как раз к этой стене примыкал небольшой изрядно запущенный огород, другая утопала в густых зарослях крапивы, среди которых студенты не без труда обнаружили покосившееся крыльцо. Громко постучали в дверь. Через некоторое время в коридоре раздалось неторопливое шарканье и старческий голос произнес: «Отрыто, ручку поверните и заходите».
Хозяйка дома молча повела гостей по оказавшемуся неожиданно длинным темному коридору. Она казалась такой же ветхой, как и ее жилище. Вместе с тем угадывалась в этой старухе былая душевная сила, причем сила немалая. По тому, как студенты внезапно замолчали, Пятаков понял, что они тоже почувствовали присутствие этой силы. «Ведьма какая-нибудь», - подумал Семен Сергеевич. «Баба Вера меня зовут, фелшаром я тут раньше работала», – не оборачиваясь, произнесла хозяйка, словно подслушав мысли старшего преподавателя. «А сейчас как же?» - Поинтересовался один из студентов, Толик. «А сейчас старая я совсем стала, немощная. Зиму вот перезимую и помру».
От этих слов стало совсем неуютно. Пятаков попытался исправить положение, пробормотав что-то вроде: «Ну что вы, бабуля, такое говорите. Вы еще прекрасно выглядите». Но старуха в ответ только махнула рукой.
Зашли в комнату. Там находились три предназначенные для постояльцев кровати, стол, два стула, табуретка и какая-то этажерка в углу. Стену, как это было принято во всех деревнях, где довелось побывать Семену Сергеевичу, украшали многочисленные открытки и фотографии. Однако Пятакову некогда было разглядывать убранство своего временного жилища, он бросил рюкзак с вещами на одну из кроватей и отправился разузнать, где и как разместились студентки, которых на картошку приехало ни много ни мало пятнадцать человек.
3
К вечеру все вопросы обустройства на новом месте были в основном решены. Толик с Димой отправились к девушкам на чашку чая с сушками, а уставший с дороги Семен Сергеевич прилег на кровать почитать. Но не успел он раскрыть книгу, как в комнату вошла баба Вера и присела на табуретку. Пятаков тоже сел, отложив книгу в сторону.
- Ну вот, сынок, и увидела я тебя, – сказала старуха внимательно вглядываясь в старшего преподавателя, словно пытаясь рассмотреть нечто, скрытое за его обликом.
– Именно меня? – Удивился Пятаков, и легкий холодок пробежал по его спине.
– Тебя, тебя. Да ты погодь, все скоро поймешь. А скажи мне, сынок, счастлив ли ты? Доволен жизнью-то своей?
– Да так, в общих чертах, - Пятаков решил пропустить первую часть вопроса, поскольку не знал, как на нее отвечать. Да и вообще, счастье, по его мнению, было слишком тонкой материей, чтобы вот так, с бухты-барахты, начинать о нем разглагольствовать с незнакомой старухой.
– Да нет, думаю, что не слишком-то ты и счастлив, гнетет тебя что-то, на душе тяжесть покою не дает.
– А что, заметно?
– Кому-то, может, и не заметно, а у меня глаз наметанный, – усмехнулась баба Вера. Затем в руках у нее откуда-то появилась обыкновенная школьная тетрадь.
– На вот, почитай, – бабуля протянула тетрадь Пятакову, - а там, глядишь, все поймешь. И не дожидаясь ответа, она, шаркая сильнее прежнего, вышла из комнаты.
Преподаватель, пожав плечами, раскрыл тетрадь. Знакомый почерк. Мелкие, аккуратные буквы, похожи скорее на печатные, чем на прописные. Только с наклоном у этих букв что-то не в порядке, как будто их слегка пошатывает: то вправо пригнутся, то влево завалятся. «Черт, да ведь это же мой почерк», – понял внезапно Пятаков и легкий холодок пробежал по его спине. Во рту сразу пересохло. Поборов секундное замешательство, Семен Сергеевич аккуратно разгладил тетрадь и приступил к чтению.
4
Меня зовут Семен Сергеевич Пятаков. Я работаю старшим преподавателем математического факультета Калининского государственного университета. Недавно защитил кандидатскую диссертацию. Женат, имею двоих детей. В настоящий момент с группой студентов первого курса я нахожусь на сельскохозяйственных работах в деревне Кресты в качестве руководителя. Проживаю вместе со студентами Толиком С. и Димой Б. в избе у Веры Ивановны Пироговой, которую все (и мы в том числе) называют просто баба Вера. Сегодня вечером у меня состоялся с бабой Верой разговор, который, возможно, окажет на мою судьбу значительное влияние. Именно этот разговор и побудил меня взяться за перо и изложить основные этапы своей биографии.
Семен Сергеевич отложил тетрадь и вытер выступившие на лбу капельки пота. «Бабуля-то и впрямь колдунья», - мрачно подумал он, - «однако зачем ей понадобилась эта странная мистификация?»
В том, что лежащая на столе рядом с ним тетрадь – результат мистификации, Пятаков не сомневался. Он никогда раньше не бывал в деревне Кресты и ничего подобного не писал. Однако почерк принадлежал, несомненно, ему, да и стиль повествования был его, пятаковский. «Экий все-таки у меня суконный язык», - с раздражением отметил преподаватель, - «в настоящий момент, в качестве руководителя, этапы биографии. Сплошная канцелярщина. Ладно, прежде чем делать окончательные выводы, тетрадочку следует все-таки прочитать до конца».
Баба Вера – человек весьма проницательный. Сегодня вечером, когда студенты ушли на дискотеку, а я остался написать несколько писем, она подошла ко мне, внимательно посмотрела в глаза и поинтересовалась причинами моего подавленного настроения. Я не считал свое настроение сильно плохим, о чем и сообщил собеседнице. Дальше состоялся примерно такой диалог.
- Я, милок, понимаю, что с женой у тебя какие-то нелады. Так ты поделись со старухой, может, на душе-то и полегчает.
– Да что толку об этом говорить. Все равно ничего не изменить. Вот если бы все сначала начать…
- А ты думаешь, если начать все сначала, то все по-другому будет?
- Думаю, по-другому. Во-первых, я не женюсь. Точнее женюсь, но на ком-нибудь другом. Мы с женой ну просто никак друг другу не подходим. Мне трудно это сформулировать…
– А и не надо формулировать-то. Ты просто скажи. Что, изменяет она тебе?
- Не знаю. Возможно. Даже наверно. Но не в этом главное. Мне нужна тихая спокойная семейная жизнь. А у нее – один сплошной праздник. Вечеринки, друзья, танцы, песни.
- Чего ж тут плохого? Разве праздник – это плохо?
- А я и не говорю что плохо. Просто у меня от всего этого скоро крыша поедет. И потом, праздник должен быть прежде всего в душе, а снаружи – это не важно.
- Но ты ведь любишь ее, жену-то?
- Да я уж и сам не знаю, люблю или нет. Устал я от такой любви. Так что если бы начать сначала, то я все сделал бы по-другому.
- Сначала начать можно, конечно. Только толку от этого не будет.
- Э, постой, баба Вера. Как это начать сначала? Развестись, что ли? Так у меня дети.
- Да нет, с самого начала. Вернуться назад. Только ведь, если вернуться, то и память твоя назад вернется. И станешь ты такой же дурак, как был
