Руки немого упали вдоль туловища, он отошел в сторону и оперся о поручень.
Возник гам. Шоферы обступили немого, хлопали его по плечам, трясли руки, совали папиросы. Немой улыбался, но Степа почувствовал, что улыбка эта – какая-то деланная, что ли.
Прошло три дня. И снова Степа трясся по пыльной дороге. И снова в кузове у него было зерно. И снова он думал только о том, как он доедет до реки и умоется.
Пока ждали паром, Степа увидел девушку с короткой стрижкой и в узкой черной юбке. Девушка то и дело подходила к машинам и о чем-то разговаривала с шоферами.
Канат на пароме был новый.
- Поменяли? – спросил Степа у паромщика.
- Ага, - буркнул тот. – Сколькив разов говорил до того, что менять надобно. Ниче не делали. Ну и дождались. Петух жареный клюнул. Ну тады да. Конечно, засуетились. Начальнички…
Паромщик взялся было за рукоятку, но вдруг остановился.
- А знаешь, паря, старый-то канат целехонький. Ей-Богу, если б сам не видал, ни за чтоб не поверил. Весь просмотрел. Ничего не нашел. Нету стыка и все.
Паромщик выдохнул, кивнул помощнику и они навались на рукоятки.
- Здравствуйте, - к Степе подошла девушка, которую он видел на берегу. – Я Леля Селезнева с факультета журналистики. Мне сказали, что этот паром попал в аварию, но кто-то спас людей и хлеб. Вы не знаете, кто это был?
Степа посмотрел на девушку. Она была красивая и тоненькая. Сразу видно – городская. Он прямо-таки залюбовался ею.
- Как не знать, - вдруг сказал он, сам себе удивляясь. – Это же Ванька Пришельцев. Вместе в школу ходили.
- Подождите, подождите, - девушка торопливо достала блокнот, ручку и застрочила. – Значит, Иван Пришелев. А как мне его найти?
- Найти-то его легко. Только он вам ничего не скажет Немой он. Лет десять ему было. Собака испугала, ну он и онемел. Возили его к докторам, возили. А все без толку. Потом родители его в Москву повезли. Думал, что там помогут. Да так там и остались. А Ваня сейчас на родину приехал.
Краем глаза Степа уловил иронический взгляд паромщика. «Ну ты, парень, и мастер врать!».
- А все-таки где он живет?
- В Талице, у Макарьихи. Вы лучше там на мехбазе про него спросите. Шоферы его знают.
Паромщик покачал головой и приналег на рукоятку. Степа с независимым видом прошествовал в кабину, готовясь съехать не берег незамедлительно.
Через несколько дней в районной газете появилась заметка «Мужественный поступок Ивана Пришелева».
В ней описывался случай на пароме и говорилось, что Иван, как советский человек, всегда готов прийти на выручку своим товарищам и починить забарахливший мотор. Не будучи колхозником, он, тем не менее, не мог стоять в стороне, когда гибнет народное добро. Рискуя жизнью, он помог спасти хлеб.
Степа увидел эту газету в райсельснабе, куда заезжал по делам. Попросил. Ему дали, слегка пожав плечами.
Степа решил отдать газету немому. Как-никак заслужил.
Подходящий случай представился вскоре. Побывав в Талице на мехбазе, он решил по пути завернуть к Макарьихе.
Ее он встретил на улице, когда подъезжал к дому. Бабка с кошелкой шла ему навстречу. Степа притормозил.
- Здорово, баб Мань! Пришелец-то твой дома? Ну жилец, который.
Бабка остановилась и вгляделась.
- А-а, Степа. Дома он, дома. Сидели вот мы с ним, телевизор смотрели. Про ентих…ну, мелкие такие…. А, ветнацы Как их мериканцы бомбят… Господи, уж отпустили бы их, что ли…
Макарьиха вздохнула. Степа кашлянул.
- А, да. Ну сидели, смотрели. А тут этот сураз…
- Кто?
- Ну сураз, этот Спирька. Открывай бабка ворота, я тебе дрова привез. Цельный грузовик во двор загнал. Я ему – сколько ж я тебе должна буду? А он смеется. Стакан водки, говорит. Сураз, одно слово. Ну налила я ему. Он хлопнул, дрова вывалил и уехал. Ни заел, ничего…
- Так ты сейчас куда?
- Так, в лавку. Дрова-то нарубить надо, да уложить. Пришельца мово попросила, не отказал. Думала помочь ему, так он так на меня глянул, аж страшно стало. Ну тя к лешему думаю. Лучше я в лавку схожу. Возьму чего-нито, стол сделаю. Топором-то намахается, поди есть захочет.
- Так я зайду?
Макарьиха неопределенно пожала плечами.
- Ну заходи, раз пришел. Ладно, пойду я, а то стол не успею.
Бабка еще раз вздохнула и зашагала дальше. Степа посмотрел ей вслед, потом дал газ и завернул в переулок, куда выходили ворота на бабкин двор.
Ворота оказались не запертыми.
Немой стоял перед кучей березовых чурок и пристально смотрел на одну из них, стоявшую перед ним. «А где топор?» - Степа еще успел удивиться.
Внезапно чурка крякнула и развалилась на четыре части, словно по ней и впрямь ударили топором. Немой подобрал их и аккуратно уложил в начинавшую вырастать поленницу. Тут он, видно, что-то услышал и обернулся.
Снова почему-то громко запели птицы. Степа неожиданно увидел какие у немого глаза. Совершенно круглые, немигающие, с неподвижным зрачком… Он почувствовал какой-то ужас… Он уже видел эти глаза… Удав! В прошлом году, в Н-ске он из любопытства завернул в передвижной зверинец. Там как раз кормили удава. Вот так же неподвижно и немигающе он смотрел на мышь. А та суетилась все меньше и меньше, а потом и вовсе села неподвижно. А удав, не отрываясь, все смотрел на нее. А потом он открыл пасть и стал наползать на мышь. И все смотрел, смотрел…
У Степы вдруг все поплыло перед глазами… Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения и обнаружил, что сидит в доме, за столом, а перед ним – огурцы, грибки, капуста и налитая рюмка.
Телевизор вещал про героическую борьбу стойкого народа Вьетнама.
На мгновение у Степы в голове что-то мелькнуло – куча дров, немой… Он поморщился. Черт-те что в голову лезет! Какие дрова! Он же решил вручить заметку немому за столом. А чтоб не маяться в ожидании, вместе с Макарьихой съездил в магазин. Ни к каким дровам он не ходил, а сразу пошел в дом, за стол. Да вон она, газета у немого в руках.
Степа посмотрел на рюмку. Водка, что ли, не та? Он покосился на Макарьиху и немого. Но те сидели совершенно спокойно. Степа хмыкнул и потянул в рот грибок. Все-таки он прав, что много себе не позволяет. Рюмки две-три, ну четыре, ну на крайняк, пять. И все!
Не позволил он себе и на этот раз. Макарьиха глядела на него не то с одобрением, не то осуждающе.
Степа снова увидел немого, когда отошла уборочная. Утром, не торопясь, он ехал по Талице. Настроение у него было так себе. Предстоял рейс. Триста километров по пыли и ухабам совсем не радовали. Чтобы отвлечься он еще раз прикидывал, все ли проверено в машине. Особенно усиленно Степа вспоминал про аккумулятор.
Немой во все том же старом брезентовом дождевике и сапогах шел посредине улицы. То ли он не слышал мотора, то ли не хотел уступать дорогу.
Степа погудел. Немой резко остановился и каким-то быстрым птичьим движением повернул голову. Тогда Степа тормознул и высунулся из кабины.
- Здорово. Тебе куда? Садись, подвезу.
Немой устроился на сиденье и неопределенно махнул куда-то рукой вперед. Степа решил, что он не поладил с бабкой и пошел прогуляться, чтобы успокоиться. «Вот жизнь! И хотел бы загнуть в три слоя, а никак» - мелькнула сочувственная мысль. Степа дал газ.
Машина пропылила по улице, закачалась на ухабах проселка. Немой сосредоточенно смотрел в лобовое стекло. Степа снова ему посочувствовал. Ну еще бы. Душа кипит, а сказать – никакой возможности. На бумаге разве все напишешь?
[justify][font=Arial,
