Когда Я встретил Его снова, то долго не мог налюбоваться.., особое внимание обратил на ноги.., кое-где со следами крови.., с едва затянувшимися ранами от гвоздей.., стопы босые.., в серой дорожной пыли.., такими же потухшими пепельно-серыми были и Его глаза.., всё вокруг Него и внутри Него говорило о том, что страсти земные ни для Кого не проходят бесследно…
Одет Он был, как и раньше, в длинный эллинский хитон, это всё, что напоминало о той роскошной прошлой жизни, которая так трагически прервалась... Однако стоило Ему присесть на камень, естественно, не рядом со Мной, а напротив, как голени Его заголились и всей правды было уже не скрыть…
– Ты что здесь делаешь? – спросил он Меня, уставший от бесконечного пути.
– Вот, – протянул Я Ему стоптанные, старые сандалии. – Возьми, пригодятся, здесь острые камни.
Он поблагодарил. Кое-как надел их и перетянул истерзанные голени кожаными ремнями.
– Они ждут, – добавил я. – Без тебя у них ничего не получается.
Он тяжело вздохнул, поднялся с камня, под которым я предусмотрительно спрятал античную обувь, и отправился дальше в свой путь, шёл как на нелюбимую работу…
Я старался не отставать…
Ещё в прошлый раз Он сказал мне, что нам больше не о чем разговаривать, поэтому я не настаивал, да и зачем говорить, когда по делам Его Его же и узнаете…
* * *
– Учитель, Учитель! Мы здесь!
Как только Он показался из-за холма, они бросились к нему наперегонки. Впереди, как всегда, бежали Пётр (он же Симон), сын рыбака Ионы, и сын другого рыбака, Зеведея, – Иаков, чуть поодаль Иоанн Зеведеев, дальше уже все остальные, за исключением Иуды…
– Учитель! Учитель! Наконец-то! – между Петром и Иаковом завязалась драка, никто из них не хотел уступать своё первенство, однажды обнаруженное ими в их бестолковых спорах, а может быть, впитанное с молоком матери, ведь старшим в роду всегда достаётся самое лучшее…
– Учитель сказал, что это я буду привратником Царства Небесного! – Пётр на последних десяти шагах столкнул Иакова с дороги.
Тот упал в пыль, но быстро поднялся, чтобы догнать и отомстить обидчику. К сожалению, не смог, дистанция была слишком короткая – сын Ионы уже был в объятиях Назорея…
– Какой же ты привратник, если Врата тебя не слушаются! – бросил Иаков в спину Петру горькое, но справедливое обвинение.
– Они сломались, вот и всё, сейчас Учитель их починит, и мы все попадём в Царствие Небесное. Я же только об этом вам и говорю, а вы, маловерные, сомневаетесь! – Пётр погрозил остальным апостолам пальцем, будто маленьким детям.
– Хвала Небесам! – воскликнул Матфей.
– Слава Всевышнему! – подтвердил Филипп.
– Он снова с нами! – заверил Андрей. – Брат, я же тебе говорил, что Он вернётся, что Он не оставит нас, как не оставил всю жизнь прозябать на берегу Галилейского моря.
Сыны рыбака Ионы улыбались друг другу.
– Учитель, – тем временем Иоанн Зеведеев ласковым котёнком приник к груди Назорея, мягко вытеснив оттуда Петра, своего вечного соперника.
Иисус улыбался: Ему всегда нравилась эта суматоха, которую вокруг Него создавали ученики… Меня же они раздражали… Если бы у Меня были такие ученики – клянусь изгнавшими Меня Небесами – мне было бы стыдно!..
Иисус улыбался… точно так же, когда Он впервые предстал передо Мной: длинноволосый, красивый, спокойный, посреди всей этой суматохи, настолько бестолковой, что порой и у ангела не хватало терпения… Возможно, поэтому однажды Он и сбежал от них ко Мне в пустыню, однако в компании со Мной Ему сразу не понравилось.., потому что Я – не демагог и не льстец, я не люблю суматохи и лжи, я люблю правду и конкретные дела… И ещё: Я всегда выступаю за справедливость…
– Отойди от Учителя, отступник! – Иаков продолжал грозить Петру.
– Да ты сам отступник! – отвечал Пётр, не отягощая свой разум достойными аргументами защиты.
– А ты трижды отступник! – закричал уязвлённый проигрышем в беге Иаков и вдобавок трижды надрывно закукарекал.
Пётр побагровел от гнева и снова набросился на Иакова, тут же драка возобновилась, но уже с участием обоих сынов Ионы и обоих сынов славного Зеведея, как в старые добрые времена на берегах Галилейского моря…
Остальные апостолы сгрудились в стороне и наблюдали за происходящим: кто-то равнодушно, кто-то с любопытством, кто-то с неизменным скепсисом на лице, кто-то молчал, Матфей, естественно, всё записывал… Не было только Иуды… Иуда должен был появиться в самый неподходящий для Него момент…
Андрей и Пётр вдвоём уже скрутили Иакова, пока одинокий Иоанн метался между дерущимися и своим любимым Учителем.
– А ты где был?! А ты где был?! – кричали дети Ионы – двое против одного.
– Я не помню, я не помню! – как мог отбивался Иаков. – Иоанн, скажи им!
– Он со мной был, он был со мной! – сказал Иоанн. – Как только это случилось, мы с Иаковом бросились к Марии, Его матери, чтобы она знала: Сына её всеми любимого и нашего Учителя схватили.
– А почему ты не сражался за своего «любимого» Учителя?! – слово «любимого» Пётр произнёс с пренебрежением и издёвкой.
– А ты почему не сражался? – ответить вопросом на вопрос – это всё, что мог позволить себе тщедушный безбородый Иоанн (все знали, что храбрым он бывал лишь рядом со своим старшим братом).
– Я сражался! – гордо заявил Пётр, как будто только и ждал этого упрёка. – Я даже отсёк одному из рабов первосвященника ухо, но Учитель остановил меня и приказал не сопротивляться…
– Довольно, братья, – Назорей не любил, когда начинали говорить о его добродетелях…
Скромность Ему очень шла… И как ей не идти, когда Он каждому встречному-поперечному успевал сообщить о том, что именно Он (Иисус, по прозвищу Назорей) является Мессией, ни много ни мало самим Сыном Человеческим!.. И только затем, когда скромность шла-шла, да и проходила мимо, очень просил своего случайного собеседника больше никому об Его избранности не говорить.
– Лучше скажи, Иоанн – обратился Иисус к младшему из апостолов. – Здесь ли мать моя, заботу о которой я поручил тебе?
– Здесь, – ответил тот с присущим ему смирением.
– И братья твои, и сёстры, и Мария из Магдалы тоже здесь? – стали по очереди добавлять остальные ученики, точно как в школе на уроке.
– Как? – не поверил Назорей. – И другие женщины здесь?
– Да, Учитель, – Пётр со знанием дела выступил вперёд. – Помнишь ли ты тёщу мою, которую излечил в Вифсаиде, в доме моём? Она лежала в горячке, а ты подошёл к постели её, едва подержал за руку, как она и поднялась, а потом прислуживала нам за столом, помнишь?
– Помню, – Иисус утвердительно кивнул.
– Так вот, она тоже здесь, – незадачливый привратник Царствия Небесного даже руками развёл.
Затем, заметив растерянность Учителя, Пётр подошёл к Нему и заговорил тихо на ухо, однако все слышали:
– И жена моя тоже здесь, только, признаться, никакого желания возлежать с ней у меня не возникает, как и у брата моего Андрея, – Пётр кивнул в сторону первозванного ученика…
Тот смутился…
Назорей с тревогой окинул взглядом апостолов, они тоже смутились, никто не улыбался ни саркастически, ни скептически, ни по какой-либо другой причине…
Только Матфей вдруг решился процитировать из раннее им самим же за Кем-то записанного: «Здесь нету солнца, нету ночи, здесь время как будто остановилось… здесь нет ни зверья, ни скота, как, впрочем, и травы, их питающей, нет, нет воды, но нет и жажды, нет голода, как нет и похоти… есть только нестерпимое вечное ожидание приговора…»
– Это проклятое место, – наконец назвал вещи своими именами апостол Иуда Фадей, а может быть, это был Симон Канонит, не знаю, кто их там разберёт.
– Это мёртвое место, – добавил Иоанн, ни один раз пожалевший, что написал свой Апокалипсис только в конце своей перепутанной жизни, а не задолго до её возникновения.
– Немедленно перестаньте, маловерные! – вновь пригрозил Пётр. – Учитель теперь с нами, что вы раскудахтались как куры…
Последние слова его потонули в надрывных кукареканьях Иакова Зеведея…
Очередной потасовке Назорей состояться не дал, приказав ученикам проводить Его к Небесным Вратам…
И вновь долгий извилистый путь… преимущественно вверх… как и любой другой лабиринт, заканчивающийся тупиком из ровных гранитных плит эпохи египетских фараонов, на плитах иероглифы – язык первых жрецов, без устали вещавших о милости и гневе божьем…
Иисус приблизился к тупику и после многозначительной паузы наложил на него руку.., затем обе руки.., затем прижался всем телом и долго стоял как распятый…
Врата не поддались…
– Учитель! Учитель! – вдруг Он услышал неподалёку ранее незнакомый голос.
– Не пускайте сюда этого проныру и самозванца! – уже кричал в ответ Пётр.
– Кто это? – спросил Назорей у Иоанна.
Тот в отвращении скривил губы:
– Это Савл из Тарса, берегись его, Учитель, он настоящий мошенник…
– Учитель, что же они гонят меня от Тебя?! – взмолился низкорослый коренастый человек двуличного вида: одно его лицо так же располагало к себе, как другое отталкивало. Выиграть первому лицу у второго всегда помогал крепко подвешенный язык, как у колокола...
– Пропустите, – приказал Назорей настоящим апостолам, крепко державшим за руки и за плечи ненастоящего…
– … или ты забыл, как я ослеп по пути в Дамаск, преследуя приверженцев твоих, а затем Ты явился ко мне с вопросом: «За что ты меня гонишь, Савл? И я уверовал в силу и власть Твою и немедленно прозрел, помнишь?!»
Иисус ничего подобного не помнил.
[justify]Воспользовавшись Его замешательством, настоящие апостолы дали под дых самозванцу, не позволив последнему начать цитировать послания к коринфинянам, галатам, филиппийцам и римлянам.., после чего почти бездыханное тело отдали обратно христианам, которых назаряне искренне
