Что касается людей, то здесь налицо тенденции следующие:
· стремление прожить, не прикладывая собственных сил и энергии, – за счёт других,
· стремление не трудиться, а богатеть. Безразличное отношение к средствам достижения этой цели,
· стремление скрыть свою подлинную сущность (инстинкт самосохранения), отсюда – лицемерие и мимикрия, подхалимаж,
· стремление не только обезопасить себя, но и продвинуться в карьере. Отсюда – хамелеонство.
Что касается государства, – тенденции таковы.
· невнимание к проблемам ценностей, проблемам культуры,
· захирение подлинной культуры, продвижение ходульных образцов,
· превращение театров (и любых форм и видов искусства вообще) в инструмент пропаганды взглядов, насаждаемых верхами,
· отсутствие финансирования прогрессивных процессов и изобретений,
· заимствование и внедрение кича,
· отсутствие подлинной законности и просто порядка,
· отсутствие интереса к жизни своих граждан и заботы об их благополучии,
· содержание огромного чиновничьего аппарата, спецснабжение его,
· госаппарат превратился в Управление по согласованию. Он пассивен и безынициативен, он лишь охраняет покой высших госчиновников,
· «клопы» на госпостах,
· непрофессионализм, некомпетентность руководящих работников (в том числе высокопоставленных) в вопросах, которые им надлежит курировать,
· закрытость руководящих чиновников от народа, восприятие себя как «неприкасаемых», стремление к синекуре и комфорту (это – и у «простых»),
· неприятие руководящими чиновниками жанров сатиры, насаждение льстивых произведений, проповедующих отсутствие социальных и прочих проблем, воспевающих мнимые достижения и уверяющих народ во всеобщем благополучии,
· опора госчиновников на льстецов и подхалимов, на непрофессионалов. Неприязнь чиновников к тем, кто способен раскусить их. Способность на любые средства кары и преследования инакомыслящих,
· невнимание по отношению к угрозе иностранного промышленного шпионажа, готовность «услужить» каждому, кто посулит большие деньги…
Обратимся к конкретным образам-персонажам.
У нас – возможность насладиться мастерством драматурга, его искромётным юмором, его удивительной способностью создавать точные речевые характеристики персонажей, в которых эти персонажи самораскрываются, ибо именно в речи каждого из них проглядывают их истинная сущность и истинные намерения и желания.
Сначала, конечно, – Главначпупс.
Его фамилия – Победоносиков. Какая характерная находка Маяковского! Россия знала государственного деятеля с фамилией Победоносцев. Константин Петрович Победоносцев, русский правовед, государственный деятель консервативных взглядов, писатель, переводчик, историк церкви, профессор; действительный тайный советник (1827 – 1907) был главным идеологом контрреформ императора Александра Третьего, какое-то время – обер-прокурором Святейшего синода и членом Государственного совета; попросту говоря, считался «серым кардиналом» Александра Третьего. Давая своему персонажу фамилию «Победоносиков», драматург одновременно указывает на весьма высокое положение этого персонажа в государственных чиновных структурах и на незначительность фигуры этого Главначпупса (уменьшительный суффикс –ик несёт здесь большую смысловую нагрузку, подчёркивая: Победоносикову до Победоносцева очень далеко по интеллекту и результатам деятельности, хотя он и претендует на восприятие себя в качестве крупного государственного деятеля).
Вот этот ключ к фамилии персонажа и срабатывает в дальнейшем в восприятии героя читателем, подкрепляясь авторским обозначением должности: Главный начальник по управлению согласованием. Дело в том, что советские госучреждения превратились в безынициативный исполнительский аппарат, они лишены фактических прав и полномочий и управляются с самого верху. В такой характеристике данных учреждений Маяковского поддержит в своём романе «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков, изобразив чиновного Аркадия Семплеярова, а также накладывающий резолюции на документы костюм без чиновника, «поющий» коллектив учреждения и прочие похожие «чудеса»…
Получивши синекуру, Победоносиков норовит устроится в ней как можно удобнее и комфортнее. От посетителей он защищён секретарями и дверями кабинета, от работы – самим фактом бесправности своего «министерства». Зато он научился изображать занятость государственными делами и наловчился диктовать машинистке стандартно-стереотипные речи на любой случай жизни. Они причудливо мешаются в его голове, воплощаясь в удивительный винегрет из обрывков славословий и лицемерных обещаний.
Показательна сцена из 3-го действия:
«Победоносиков:
(перелистывает бумаги, дозванивается по вертушке. Мимоходом диктует)
«...Итак, товарищи, этот набатный, революционный призывный трамвайный звонок колоколом должен гудеть в сердце каждого рабочего и крестьянина. Сегодня рельсы Ильича свяжут „Площадь имени десятилетия советской медицины“ с бывшим оплотом буржуазии „Сенным рынком“...» (К телефону.) Да. Алло, алло!.. (Продолжает.) «Кто ездил в трамвае до 25 октября? Деклассированные интеллигенты, попы и дворяне. За сколько ездили? Они ездили за пять копеек станцию. В чем ездили? В желтом трамвае. Кто будет ездить теперь? Теперь будем ездить мы, работники вселенной. Как мы будем ездить? Мы будем ездить со всеми советскими удобствами. В красном трамвае. За сколько? Всего за десять копеек. Итак, товарищи...» (Звонок по телефону. В телефон.) Да, да, да. Нету? На чем мы остановились?
Машинистка Ундертон:
На «Итак, товарищи...».
Победоносиков:
Да, да... «Итак, товарищи, помните, что Лев Толстой — величайший и незабвенный художник пера. Его наследие прошлого блещет нам на грани двух миров, как большая художественная звезда, как целое созвездие, как самое большое из больших созвездий — Большая медведица. Лев Толстой...»
Ундертон:
Простите, товарищ Победоносиков. Вы там про трамвай писали, а здесь вы почему-то Льва Толстого в трамвай на ходу впустили. Насколько можно понимать, тут какое-то нарушение литературно-трамвайных правил.
Победоносиков:
Что? Какой трамвай? Да, да... С этими постоянными приветствиями и речами... Попрошу без замечаний в рабочее время! Для самокритики вам отведена стенная газета. Продолжаем... «Даже Лев Толстой, даже эта величайшая медведица пера, если бы ей удалось взглянуть на наши достижения в виде вышеупомянутого трамвая, даже она заявила бы перед лицом мирового империализма: „Не могу молчать. Вот они, красные плоды всеобщего и обязательного просвещения“» (с. 594 – 595).
«Победоносиков:
«Итак, товарищи, Александр Семеныч Пушкин, непревзойденный автор как оперы „Евгений Онегин“, так и пьесы того же названия...»
Ундертон:
Простите, товарищ Победоносиков, но вы сначала пустили трамвай, потом усадили туда Толстого, а теперь влез Пушкин — без всякой трамвайной остановки.
Победоносиков:
Какой Толстой? При чем трамвай?! Ах, да, да! С этими постоянными приветствиями... Попрошу без возражений! Я здесь выдержанно и усовершенствованно пишу на одну тему и без всяких уклонов в сторону, а вы... И Толстой, и Пушкин, и даже, если хотите, Байро́н — это всё хотя и в разное время, но союбилейщики, и вообще. Я, может, напишу одну общую руководящую статью, а вы могли бы потом, без всяких извращений самокритики, разрезать статью по отдельным вопросам, если вы вообще на своем месте. Но вы вообще больше думаете про покрасить губки и припудриться, и вам не место в моем учреждении. Давно пора за счет молодых комсомолок орабочить секретариат. Попрошу-с сегодня же...» (С. 596 – 597).
Отправляясь в командировку, Главначпупс берёт в сопровождающие не жену и не секретаря, а хорошенькую и готовую на любые услуги даму.
Интеллектуальный и культурный уровень Победоносикова, как и его запросы прекрасно высвечиваются в его диалоге с художником Бельведонским:
«Победоносиков:
Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Бельведонский! Задание выполнено? В ударном порядке?
Бельведонский:
Выполнено, конечно, выполнено. <…> Изволите, товарищ, взглянуть на вашу будущую мебель? <…> Вы, разумеется, знаете и видите, как сказал знаменитый историк, что стили бывают разных Луёв. Вот это Луи Каторз Четырнадцатый, прозванный так французами после революции сорок восьмого года за то, что шел непосредственно после тринадцатого. Затем вот это Луи Жакоп, и, наконец, позволю себе и посоветую, как наиболее современное, Луи Мове Гу.
Победоносиков:
Стили ничего, чисто подобраны. А как цена?
Бельведонский:
Все три Луя́ приблизительно в одну цену.
Победоносиков:
[justify]Тогда, я думаю, мы остановимся на Луе Четырнадцатом. Но, конечно, в согласии с требованием РКИ об удешевлении, предложу вам в срочном порядке выпрямить у стульев и диванов ножки, убрать золото, покрасить под морёный дуб и разбросать там и сям советский герб на спинках и прочих выдающихся
