14 апреля 1930 года ушёл из жизни Владимир Маяковский (7 (19) июля 1893 – 14 апреля 1930)/
Вспоминая нынче о Маяковском, мне прежде всего хочется поговорить о его драматургических опытах (гораздо меньше, чем стихи, известных широкому читателю и зрителю), и особенно о пьесе «Баня».
Пьеса В. Маяковского «Баня» – своеобразный итог наблюдений и размышлений поэта над современной ему действительностью. На тот момент – советской, что послужило для Маяковского лишним поводом для трагического осмысления событий социального и личного плана, лишним поводом для разочарования в жизни и собственной деятельности…
Это не первая пьеса Маяковского, тем более – сатирическая. В сатирической пьесе «Клоп» (1928), например, уже была предпринята попытка осмысления типического образа современного ему человека – обывателя, путём мимикрии успешно приспосабливающегося к любой социально-политической ситуации, а когда это нужно в целях самосохранения – рядящегося в одежды патриота и идейного борца (за официальную идеологию, конечно), но при этом всегда преследующего только цели личной выгоды и поиска наиболее тёплого «места под солнцем» (места, которое непременно включало бы возможность никак не трудиться самому – ни физически, ни умственно). В самом названии пьесы заключалась авторская характеристика такого человеческого типажа, паразитирующего, по мысли автора, на теле общества, так же, как упомянутое насекомое паразитирует на теле человека. Хамелеонские способности мимикрии данного персонажа подчёркивались композиционным приёмом перенесения его на 50 лет в будущее (к которому он тоже попытался приспособиться).
В пьесе «Баня» (1929) Маяковский пригляделся уже не к образу обывателя-тунеядца из социальных низов, а к образу обывателя-службиста, если можно так выразиться, – хамелеонствующего искателя синекуры[1]. И выявил таковой типаж среди самых различных социальных слоёв, от подхалимствующего журналиста до государственного чиновника самого высокого ранга – современным языком выражаясь, министерского...
Сразу же можно сказать о последствиях создания пьесы. «Баня» вызвала травлю пьесы и её автора со стороны прогосударственной критики. Будучи поставленной 16 марта 1930 года в театре Всеволода Мейерхольда, где ассистентом режиссёра выступил сам Маяковский, и 17 марта 1930 года в филиале ленинградского ГБДТ, она была снята с постановки после двух спектаклей; а впоследствии факт её постановки послужил лишним обвинением Мейерхольду, расстрелянному в 1940-м году по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР (Маяковский к 1940-му году был уже около 10 лет мёртв).
Пьеса «Баня» необычна с точки зрения драматургических стандартов, царивших в то время (время зарождавшегося метода соцреализма), и в полной мере демонстрирует талантливость её автора – поэта и драматурга, лирика и сатирика, не равнодушного к проблемам культуры и развития искусства в родной стране.
Маяковский и в этой пьесе выступил лириком: по своей композиции пьеса представляет собой сатирическую и саркастическую авторскую отповедь «клопам» различного масштаба и ранга, выполненную, если можно так сказать, в форме авторского драматургического монолога – монолога в том смысле, что именно автором подобраны и в определённом порядке скомпонованы сатирические сцены, воспроизводящие и положение с культурой в стране, и психологию различных чиновно-аппаратных работников, и психологию дельцов от театрального искусства и журналистики… Обратите внимание на название пьесы. «Баня». Почему – «Баня»? В пьесе нет никакой бани в качестве места действия. Просто автором так обозначен смысл и процесс авторских действий, совершаемых в пьесе над персонажами и самой изображённой жизненной реальностью. Личность автора и его позиция ощущаются в пьесе так же зримо, как в любом лирическом стихотворении, написанном в форме монолога от первого лица, не зря литературовед Рудольф Дуганов заметил, что «…«Баня» является не чем иным, как лирической драмой или, точнее, монодрамой. Её драматическое пространство – это концептуальная сфера внутреннего представления» (1, с. 399). «Отсюда особый характер её условности и её фантастики», – подчёркивал критик.
На сей счёт следует пояснить, что просоветские критики пьесы, стремясь найти «приличный» повод для её разноса, указывали, что в ней нет психологизма – ни в сюжетных коллизиях, ни в образах-персонажах. Однако не нужно забывать, что в сатире – свои законы образности и сюжетостроения. И Маяковский в своей статье «Что такое «Баня»? Кого она моет?» указывал как раз на это. «…«Баня» – вещь публицистическая, поэтому в ней не так называемые «живые люди», а оживлённые тенденции», – писал он (2, с. 137).
Какие же «тенденции» увидел Маяковский в жизни и в людях (полагаю, что прояснится и вопрос о причинах снятия пьесы с постановки…)?
«…«Баня» – «драма в 6 действиях, с цирком и фейерверком», – пояснял Маяковский (2, с. 137). Относительно цирка пока умолчим, а фейерверк в пьесе действительно присутствует. Это фейерверк авторского остроумия и драматургического мастерства, сказавшегося в умении создавать «плакатные» образы, представляющие собой концентрированное выражение определённого человеческого типа с учётом мотивации его поведения.
Некоторые «тенденции» развития жизни воплощены автором прежде всего в сюжетных перипетиях и поворотах. Смысл их как метафор социально-политического бытия современной Маяковскому эпохи легко прочитываем.
Оставим пока за рамками нашего разговора «говорящие» имена и фамилии, коснёмся только сути.
1-е действие.
Изобретатель Чудаков конструирует машину времени. Он вдохновляем прежде всего желанием поставить своё изобретение на службу людям, он и создавал её во благо людей. Но внедрение этого изобретения в жизнь не финансируется: нет разрешения от властей («Я ж говорил – полное решение. Вот! От-ка-зать») (с. 594). А между тем изобретением уже интересуется некий иностранец Понт Кич, готовый отвалить червонцы за доступ к этому чуду науки…
2-е действие.
В приёмной Главного начальника по управлению согласованием Чудакову отказывают в финансировании и продвижении его изобретения. Перед зрителем раскрывается до мелочей ужасающий профессиональный и нравственный облик самого Главначпупса, а заодно и окружающих его подхалимов из числа журналистов, художников, «творческой интеллигенции», которые превратились лишь в обслугу большого начальника, его интересов и аппетитов; и к концу действия становится уже не смешно, а страшновато и мерзко.
3-е действие.
Зритель видит Главначпупса Победоносикова, явившегося со свитой (в числе которой, между прочим, Понт Кич) на представление в курируемое им «учреждение культуры». Отчаявшиеся актёры с режиссёром выводят на сцену в сатирическом представлении самого Победоносикова, но он «не узнаёт» себя и критически отзывается о сюжете и актёрско-режиссёрском мастерстве: «Сгущено всё это, так в жизни не бывает». Следует диалог:
«Победоносиков:
Как вы сказали? «Тип»? Разве ж так можно выражаться про ответственного государственного деятеля? Так можно сказать только про какого-нибудь совсем беспартийного прощелыгу. Тип! Это все-таки не «тип», а, как-никак, поставленный руководящими органами главначпупс, а вы — тип!! И если в его действиях имеются противозаконные нарушения, надо сообщить куда следует на предмет разбирательства и, наконец, проверенные прокуратурой сведения — сведения, опубликованные РКИ, претворить в символические образы. Это я понимаю, но выводить на общее посмешище в театре...
Режиссер:
Товарищ, вы совершенно правы, но ведь это по ходу действия.
Победоносиков:
Действия? Какие такие действия? Никаких действий у вас быть не может, ваше дело показывать, а действовать, не беспокойтесь, будут без вас соответствующие партийные и советские органы. А потом, надо показывать и светлые стороны нашей действительности. Взять что-нибудь образцовое, например, наше учреждение, в котором я работаю, или меня, например...» (С. 602).
«Режиссер:
Но, товарищ, позвольте...
Победоносиков:
Не позволю!!! Не имею права и даже удивляюсь, как это вообще вам позволили! Это даже дискредитирует нас перед Европой. (Мезальянсовой.) Это вы не переводите, пожалуйста...» «Я говорю, канцелярию он рационализировал? Нет! Тогда об чем толк?» (С. 602).
Указания Победоносикова сводятся к следующим:
«А я вас попрошу от имени всех рабочих и крестьян меня не будоражить. Подумаешь, будильник! Вы должны мне ласкать ухо, а не будоражить, ваше дело ласкать глаз, а не будоражить. … Мы хотим отдохнуть после государственной и общественной деятельности» (С. 603).
После чего режиссёр со своим актёрским коллективом «выдают» требуемое («идеологичное») халтурное представление (на тему «Труд и капитал /Актёров напитал», как совершенно издевательски комментирует сам режиссёр-постановщик). Но Главначпупс, не замечая иронии, уходит удовлетворённый, по пути с помощью свиты возмущенно отринув просителя («Приставать с делами к лицу, находящемуся в отпуску!!!»)…
4-е действие.
Зритель наблюдает Главначпупса в быту и в семье. Следует встреча Победоносикова с представителями Будущего, посетившими Москву из своего далека, благодаря изобретению Чудакова.
5-е действие.
Разворачивается знакомство представителей Будущего с Победоносиковым и москвичами. «Фосфорическая женщина» объявляет о том, что заберёт с собой в Будущее всех, «кто сохранится в ста годах» и рассматривает кандидатуры. Победоносиков рвётся попасть в число отобранных ею…
6-е действие.
Победоносиков пытается присоседиться к чудаковскому изобретению: «Итак, товарищи, мы переживаем то время, когда в моем аппарате изобретен аппарат времени. Этот аппарат освобожденного времени изобретен именно в моем аппарате, потому что у меня в аппарате было сколько угодно свободного времени. <…> Аппарат прекрасный, аппарату рад — рад и я и мой аппарат». (С. 624) Машина времени стартует в Будущее. Победоносиков со всей своей свитой остаются сброшенными с неё.
[justify] Какие же «тенденции» показывает в сюжетных коллизиях
