спросила:
-Так вы усыновите его?
-Конечно, он же мой сын. А еще мы поженимся с Диной.
-А если вдруг… – начала тётя, но Мирон не дал ей закончить:
-Никаких вдруг. Я искал ее все эти четыре года. Она, кстати, до сих пор так и не объяснила мне ничего. Ладно, понять, почему она сбежала после нашей единственной совместной ночи, я еще могу. Была смущена, стыдилась и все такое, ей было всего 18. Но почему не сообщила мне о своей беременности?! Почему не позвонила, когда ушла от родителей и осталась без жилья и средств? Это вы надоумили ее? Ответьте мне!
Светлана Васильевна сжалась как от холода:
-Дина считала, что она для вас девочка на одну ночь. А родители, когда узнали о беременности, так на нее насели! Потребовали сделать аборт. Дина находилась в ужасном состоянии. Я делала, что могла. Вас я не знала и сейчас не знаю, какой вы, а из нее вытрясти хоть что-то было невозможно.
-Ладно, я понял. Меня волнует вопрос, как у Тимоши развился мутизм. Для эффективной коррекции я должен выяснить причины.
-Наверно… наверно, на него влияло состояние Дины. Все это время, всю беременность и потом, когда Тимочка родился, она… она… Я ее еле уговорила отвести Тимошу к вам на прием. Я ведь его именно к вам водила на занятия по развитию речи, но даже не предполагала, что вы его отец.
Светлана Васильевна закрыла лицо руками и заплакала. Дина спряталась в детской и не выходила оттуда. Тимоша удивленно смотрел на тётю, но, поняв, что она плачет, побежал не к ней, а прижался к Мирону.
-Дина говорила, что Тима сразу вас признал. Я рада… И все же, как у вас с Диной?
-Она пока опасается, – ответил Мирон, обнимая Тимошу, забравшегося к нему на колени, – Но все будет хорошо и совсем не потому, что я пытаюсь как-то компенсировать нашу длительную разлуку. Главная ошибка многих – неверие в чувства по-настоящему любящих их людей.
-Так вы, правда, любите её? Все эти годы?
-Я хочу, чтобы она поняла это сама, без моих уверений.
Дина так и не вышла, даже когда ее тётя уходила. Мирон зашел в детскую сам и сказал:
-По времени пора кормить Тимошу.
Дина метнулась к двери, но Мирон остановил ее:
-Давай сегодня поговорим. Больше не убегай и не прячься.
-Я очень виновата перед тобой и перед Тимой. Это всё моя глупость и неуверенность в себе.
-Не вини себя, тебе было только 18 лет, да и сейчас всего-то ничего. Покорми Тимошу, и я пойду с ним гулять, а ты за это время соберись, все обдумай, ничего не упусти. Можешь, как будущий педагог, даже краткий конспект составить. Но ты должна рассказать мне абсолютно все о себе с момента, когда убежала в ту ночь. Каждую мысль, каждое свое решение. И ничего не бойся, я все пойму и приму.
Когда Мирон вернулся, ребенок выпил детский кефирчик и увлекся мультиками на планшете. А Дина вышла из детской с листком бумаги в руках. Мирон краем глаза увидел слово "Конспект" и не смог скрыть улыбку.
Они сели в кухне за стол.
-Начни с того, как мы познакомились. Что ты чувствовала тогда? – сказал Мирон своим привычным тоном, которым всегда располагал к откровенности своих пациентов. Но Дина сразу сжалась и посмотрела на него с ужасом.
-Я ведь понравился тебе тогда. Разве нет?
Она обреченно кивнула головой.
-Почему же ты не говоришь это? Дай мне свой конспект. Ты уже взрослая, Дина, сына родила и три года его растила. К тому же, хочешь стать педагогом… Неужели до сих пор стыдишься того, что переспала со мной?
Мирон взял у нее листок с конспектом, а Дина закрыла лицо руками. Первой фразой в конспекте было: "Я виновата, что бездумно пошла на физическую связь с малознакомым мужчиной".
-Понятно. Ты осудила себя и поэтому наказывала тем, что скрыла от меня свою беременность. Так?
Дина молча кивнула, не поднимая на Мирона глаз.
-Я понимаю, но меня интересует вовсе не это, а то, почему ты согласилась поехать ко мне, почему вошла в эту квартиру и не оттолкнула меня. Что ты чувствовала тогда, в первый раз? Вот что меня интересует. Ответь, не молчи!
-Я…я… тогда на вписке… ты был таким красивым…
Она заплакала, и Мирон просто обнял ее:
-Вот видишь, ты сразу влюбилась в меня. А я тогда влюбился в тебя так, что мозги отключились. Не плачь, Тимошу напугаешь. А что ты сейчас чувствуешь?
Он заглянул в ее конспект и опешил уже от первой строки.
-Пыталась убить в себе свою постыдную похоть? Ты это серьезно? В каком веке ты живешь? Ладно, давай о родителях. Это они задурили тебе мозги своей "высокой" моралью?
-Папа профессор в вузе, а мама работает в музее. Они мечтали, чтобы я стала учителем, и всегда воспитывали меня…
-Высоконравственной девицей? Понятно. А ты не оправдала их надежд и "принесла в подоле". Отвечай, глядя мне в глаза – ты до сих пор любишь меня?
Дина отвернулась к окну.
-Смотри мне в глаза, – приказал Мирон, – Мы говорим сейчас не только о нашей с тобой жизни, но и о жизни Тимоши. Поэтому должны быть честными друг с другом до конца.
-Да…люблю, – произнесла Дина почти шёпотом, – Я пыталась узнавать о тебе всё, но не хотела, чтобы кто-то догадался. И тогда, на вписке я была первый и последний раз. А потом, через два месяца, когда у меня начался сильный токсикоз, тётя настояла, и я взяла академ в универе. И еще… я фактически не рожала Тима.
-Кесарево? – спросил Мирон.
-Да, схватки длились слишком долго, и врач сказал, что у меня очень узкий таз.
***4
-Понимаешь, я до сих пор почти ничего о тебе не знаю. Когда родители спросили, от кого моя беременность, я не смогла ответить. Только специальность – медик-ординатор. Даже имени твоего им не сказала.
-Меня интересует только то, что ты чувствуешь. Вот сейчас, например.
-Мирон, нечестно спрашивать такое сразу после секса. Может, для тебя переспать с кем-то из девушек ничего не значит, для меня все иначе. У меня никого не было ни до тебя, ни после. И тогда, и сейчас, все моё существо волнуется как море.
-Вот и хорошо. Будь сейчас всё по-другому, стоило бы завершить на этом.
-Хочешь сказать, что это любовь?
-Начнем с того, что это однозначно так называемая "химия". Бессознательное притяжение, которое намного ценнее рассудочных действий.
-А если это просто эгоизм тела?
-Да, бывает и такое, животные инстинкты в нас достаточно сильны. Однако у тебя никого не было все эти четыре года. Так?
-Не было и не могло быть. Я и сейчас не воспринимаю окружающих мужчин.
-У меня почти то же самое.
-Почти?
-По крайней мере, я даже имен не помню тех девиц, с которыми изредка спал по пьяни. Но не сравнивай женскую и мужскую физиологию. У мужчин часть гипоталамуса, отвечающая за половое влечение, в 2,5 раза больше, чем у женщин.
-Знаешь, у меня даже желания ни разу не возникло. Все мысли были только о Тимоше.
-А сейчас? Когда я вновь почти силой взял тебя?
Дина засмеялась и спрятала лицо, уткнувшись Мирону в грудь.
-Если бы ты начал долго-долго нежничать со мной, не знаю, что было бы.
-Мы и это попробуем. Просто я не мог больше ждать.
-Все психиатры такие? Вы же свободно влезаете в мозги своих жертв и все о них понимаете. Наверняка ты и гипнозом владеешь?
-Тебе этого не нужно знать.
-Владеешь? Правда?
-К тебе я его точно не стану применять, тем более без твоего согласия. Самое смешное, что в современных российских законах нет даже такого понятия как гипноз. Есть транс – расстройство психики, которое сродни состоянию аффекта в уголовном праве. В психиатрии есть конкретное название этого заболевания: транс и состояния одержимости, ему и код присвоен.
-Хочешь сказать, кто угодно и кого угодно может безнаказанно вводить в состояние гипноза и пользоваться этим?
-Нет. Как это ни смешно, до сих пор действует Циркуляр Наркомюста аж от 1925 года. Его никто не отменял, и он гласит, что применение гипноза разрешается только врачам и только с лечебной целью.
-Знаешь, я сама себя вводила в нечто подобное гипнозу. Закрывала глаза и представляла тебя, то, как ты обнимаешь меня, целуешь и… секс. Тысячи раз все эти годы.
-Хорошо. Значит, ты точно не синий чулок, – засмеялся Мирон, – А то я уж думал, что с тебя обет безбрачия придется снимать. Это ж надо такое – три года и ни с кем.
-И ты бы простил, если бы я встречалась с другими?
-Простил бы. Пойми, для меня важно совсем другое. Вот, увидел тебя, и другие словно испарились, обесценились, пропали. Я вообще женщин не люблю, вздорные неуравновешенные, капризные создания, все сплошь злобные истерички. И лишь изредка попадаются адекватные.
-Я тоже истеричка?
-Ну, кое-что не вполне нормальное в тебе точно есть, хотя ты это называешь любовью.
-Опять смеешься?! – шутливо возмущалась Дина, а Мирон снова зажимал ее и целовал.
-Распишемся, сразу успокоишься. Тебя подсознательно точило твое положение матери-одиночки, в котором, между прочим, ты сама виновата целиком и полностью. Позвонила бы мне сразу еще 4 года назад, я бы тут же нарисовался и уже никуда не отпустил бы тебя.
Когда она уснула, Мирон сходил в детскую, чтобы проверить Тимошу. Этот мальчишка сразу вошел в его сердце. Но, гуляя с ним и играя дома на ковре, Мирон понимал, что мутизм уже слишком укоренился в детской психике этого ребенка. И причиной являлась Дина, а вернее, ее молчаливые страдания в период его роста. Малыш чувствовал свою маму и инстинктивно проявлял солидарность с ней своим молчанием. Мирон очень надеялся на перемены, хотя растормошить Дину даже после того, как он наконец-то соединился с ней, и они ждали лишь даты, чтобы расписаться, было непросто. Она только-только начинала оттаивать. Четыре года затворничества для молодой девушки не прошли бесследно. Мирон был страшно зол на ее родителей, которые могли, а, вернее, должны были поддержать свою дочь и сделать для нее все, должны были найти его и соединить с ним Дину.
За три года работы психиатром-дефектологом он уже несколько раз сталкивался с подобной жестокостью родителей, которой эти поборники нравственности, уверенные в своей непогрешимости, доводили своих детей не только до неврозов, но и до кое-чего похуже. Однако наставник часто говорил ему:
-Не трать силы на борьбу с ветряными мельницами. Помни, что ты со своими знаниями даже маленьким детям способен помочь защищаться от непроходимой глупости и жестокости взрослых.
***5
После побега Дины в их первую и единственную ночь Мирон долго не мог больше ни на кого смотреть. Что-то сначала горело, а потом тлело у него глубоко в груди. До нее Мирон ни разу не спал с девственницами, впрочем, особых отличий от секса с другими девицами чисто в физиологическом плане он не ощутил. Хотя, конечно, Дина была сильно зажата, но все-таки не отворачивалась от его поцелуев и не отталкивала его, напротив… Он очень ярко помнил все, даже то, что самодовольно усмехнулся, когда она бессознательно сама прильнула к нему. В этом она так же не изменилась, ее сильно к нему тянуло, как бы она ни стыдилась этого и как бы ни сопротивлялась. Именно поэтому, чувствуя ее попытки отстраниться, он и сейчас применял к ней силу. Так произошло и тогда, в первый раз. Перед тем, как заснуть от изнеможения после борьбы с ней и яростного секса, он с улыбкой подумал, что наконец-то нашел свою женщину. Поэтому утром, открыв глаза, тут же вскочил и стал метаться по квартире, потому что ощущал, что у него будто внутренности загорелись. Она не оставила ни
