- А, Шестаков, ты-то мне и нужен. Зайди, зайди, - втолкнул Виктора в свой кабинет редактор. - Слушай, сгоняй-ка ты в Старов.
- В Старов? Во как! С чего бы?
- Учредитель просит. Тамошний губернатор чудеса творит по строительству социального жилья, нацпроект выполняет. Вот и осветишь.
- Не поеду.
- Чего… Обожди, обожди… Ты чего такой смурной, Витя? Ты может, того, не похмелился? Так налью…
- Трезв я, в здравом уме и твёрдой памяти. А в Старов не поеду. И никуда больше не поеду по указанию перста редакторского. Поскольку ухожу из газеты. Прямо сейчас. Навсегда.
Столь растерянного лица у Петра Никодимовича Ванюшкина, главного редактора популярного еженедельника «Вести», человека незлобивого, толкового, - Шестаков ещё не видел.
- Так, Витенька, ну-ка, с этого момента поподробней.
- Какие подробности, Никодимыч? Сам всё видишь, яснее не бывает. Как стали мы партийной газетой, так и пошло. Да, денег стало больше, только читателей всё меньше. Весна пришла, наступит лето — спасибо партии за это… Кому нужна этакая писанина.
- Ну, не перегибай.
- Так туда стремимся.
Ванюшкин молчал, глядя в окно. Шестаков ждал.
- Ладно, садись, поговорим, - показал на стулья редактор.
- Да я бы лучше пошёл. Расчёт вот только…
- Сядь, Витя, не выпендривайся. Не буду я тебя уговаривать остаться, ещё чего.
Шестаков сел.
- Просьба к тебе, Витя. Личная. Съезди — и свободен. Старов ведь твой родной город, навестишь заодно.
- Это я могу и без газеты сделать.
- Ну, приятное с полезным. Ты сколько там не был?
- Да лет двенадцать… У меня же никого там не осталось. Последний раз был — бабушку хоронил. Проездом был, бабушка в деревне живёт. Жила...
- Тем более пора навестить родину. И денег заодно заработаешь; причём хорошо заработаешь, премия двойная. Кстати, ты не слышал чего-нибудь об этом губернаторе, Даламонов фамилия.
- Не слышал. Пришлый, наверное.
- Это неважно. А важно то, что Даламонова этого в министры метят, пиар ему нужен.
-Никодимыч, чего меня-то? Катюху пошли; она так этого губера распишет — сразу в президенты.
- Витенька, ты что — на комплименты напрашиваешься? Чтобы я сказал, какой ты у нас великий и талантливый… У Катюхи сплошной восторг будет; а надо чтобы была борьба, ошибки, преодоления. К сожалению, в нашей газете такое лучше всего у тебя получается. Так что, Витя, не в службу в дружбу — съезди. Уговорил?
Шестаков кивнул, скривившись.
- Ну и славно. Валяй за командировочными. Давай, давай, не куксись. Нет, я его ещё уговариваю! Мечта любого газетчика: тихая командировка за хорошие деньги. А он ещё в позу встаёт. Так что к делу. Даламонов в курсе, что к нему приедет журналист из нашей газеты, о времени встречи договоришься на месте. Всё, всё, - вали уже с глаз моих.
Город был таким же, каким Шестаков помнил его — тихим и в зелени. Мелкий тёплый дождь начала осени искрился в свете неярких фонарей, бледный свет которых мягко устилал влажные тротуары пустынных улиц. Гулко простучал на переезде привёзший Шестакова поезд и вновь лишь нечастые автомобили нарушали вечернюю тишину. Дышалось легко, дождь был почти незаметен и Виктор, не утруждённый багажом, не спеша шёл к намеченной гостинице, вглядываясь в полузабытые очертания города детства.
В небольшом фойе гостиницы чуть слышно играла музыка, приглушённый верхний свет тонул в мягких тонах обивки стен. Не было никого, кроме дежурной — русоволосой женщины лет тридцати, занятой вязаньем, расположившейся за невысокой перегородкой в массивном кресле; рядом стол с включённой настольной лампой и компьютером на нём.
Женщина, отложив своё занятие, улыбнулась на приветствие, не спеша поднялась с кресла. Шестаков невольно задержал на ней взгляд, привлечённый чистотой и мягкостью линий её открытого лица. Она мельком посмотрела его паспорт и вновь улыбнулась, теперь в сторону. Виктору почудился упрёк в назойливости, смутился.
- Что, опоздал поезд? — чуть нараспев, по-здешнему, спросила дежурная.
- Нет, почему же… То я не спешил. Давно не был в городе детства, прогулялся.
- Родились здесь?
- Да, здесь. А семнадцати лет переехал с семьёй за две тысячи вёрст отсюда. С тех пор пару раз заезжал и всё…
- Ну пойдёмте, провожу в номер, - мягко перебила, вставая, женщина (Солодянинова Ирина Николаевна гласил бейджик), предупреждая излишнюю разговорчивость. И походка, и просторное тёмное платье указывали, что вязанье её имеет вполне определённый адрес.
В гостинице, небольшом двухэтажном старинном здании, стояла тишина, хотя час был не самый поздний. Лишь за одной дверью слышался негромкий разговор. Похоже, постояльцев было не густо.
Когда дежурная ушла, Шестаков долго стоял у окна, смотрел: сквер, за ним улица, что ведёт к озеру, слева переулок с запоминающимся названием Случайный… Нахлынули воспоминания. После второй сигареты понял, что сейчас не уснуть, решил прогуляться. Дежурная, всё занятая вязаньем, похоже, ничуть не удивилась, словно знала, что новый постоялец спать не будет.
- Погуляйте, дверь будет не закрыта, - сказала, предупреждая вопрос. Хотела ещё что-то добавить, но лишь улыбнулась.
Полуночную тишину уже ничто не нарушало, и это была та тишина покойно засыпающего уютного провинциального города, когда шаги твои невольно замедляются, как бы боясь вспугнуть этот покой.
Дождь, и без того не досаждавший, прекратился совсем. Шестаков шёл без определённого направления, переходя из улицы в улицу, отмечая, что изменилось. Впрочем, изменилось немного, хотя уехали Шестаковы из Старова двадцать два года назад. Разве что перекопанных улиц заметно добавилось.
Спохватился о возвращении, обнаружив, что бродит по городу уже часа два. Всё же завтра рано вставать, да и нехорошо как-то: русоволосая хранительница гостиничного покоя вынуждена бодрствовать, охранять незапертую дверь в ожидании гуляки постояльца.
Около гостиницы Шестаков остановился: надо бы сделать что-то приятное для дежурной за беспокойство. Да хотя бы подарить букет цветов, что растут на большой клумбе под её окном.
Нарвав цветов, Шестаков бодро шагнул через невысокий заборчик, ограждавший клумбу, и чуть не опрокинулся назад — пола куртки зацепилась за штакетник. Освободив куртку, полез рукой за ограду поднять упавшую кепку. Рядом с кепкой рука наткнулась на что-то похожее на большую пуговицу неправильной формы. Поднял, посмотрел, - но ничего не понял: какой-то странно блестящий в темноте кусочек, похожий на стекло. Сунул в карман, пошёл в гостиницу.
Открывал входную дверь потихоньку, опасаясь разбудить женщину, если она всё же заснула, не дождавшись постояльца. Похоже, так и было, поскольку голова дежурной, видимая из-за перегородки лишь одной причёской, не повернулась на скрип прикрываемой двери. Шестаков улыбнулся, представив приятное удивление женщины, для которой цветы станут первым, что она увидит, проснувшись, - и подошёл к перегородке.
Женщина была мертва. Виктор никогда не видел людей, умерших сидя в кресле, но в данном случае сомневаться не приходилось. Смерть в упор смотрела на него с её застывшего, с распахнутыми глазами лица, перекошенного ужасом и удивлением одновременно.
Скорая уехала. Следователь, записав показания Шестакова, попросил редакционное удостоверение, долго разглядывал его, словно что-то вспоминая.
- И по какому поводу в наш город? О чём писать будете?
- О строительстве социального жилья. Национальный проект всё же.
- А, о Даламонове, значит.
- Почему о Даламонове? О жилье. Я навёл справки: в Старове пятнадцать процентов жилья в аварийном состоянии.
- О да, конечно, конечно, - с насмешкой вернул удостоверение следователь.
Странная смерть будоражила воображение, уснул Шестаков уже утром, проснулся ближе к полудню. Договариваться о встрече с губернатором не стал — надо чуть подготовиться: на стройке поторчать, в местной газете потрепаться. В таком порядке. А можно наоборот.
В длинном коридоре редакции газеты «Старовский вестник» было тихо. Пять кабинетов на одной стороне коридора, четыре на другой. В конце, надо полагать, кабинет редактора — Шестаков туда не пошёл, выбрал дверь с табличкой «Отдел экономики. Кудрявцева Лариса Григорьевна».
- Лариса Григорьевна, добрый день! Можно к вам?
- Так зашли уже, гнать не буду, - Лариса Григорьевна оказалась худощавой темноволосой женщиной лет пятидесяти с живыми цыганскими глазами на смуглом лице. — Проходите, гость нездешний.
- Точно, нездешний. Как угадали?
- А чего гадать: постучал, поздоровался. Наши, старовские-то, ногой дверь в кабинет открывают, - засмеялась женщина. — Шучу.
- Тогда разрешите представиться: Виктор Шестаков, газета «Вести».
- Какая газета? Кто? Обождите — тот самый Шестаков?
- Да, тот самый.
- Да вы что!? Глазам не верю! — дурашливо вытянулась по стойке «смирно» женщина. — Какие люди!
- Сидите, сидите, - принял тон Шестаков. — У меня к вам, Лариса Григорьевна, секретное дело огромной важности.
- О Даламонове, что ли?
- Во, блин… А я думал — сюрприз.
- Сюрприз что сам Шестаков приехал. Это означает, что Даламонов точно в Москву скоро свалит.
- Ну, раз секретов больше нет, то можно я в подшивке вашей газеты покопаюсь?
- Копайтесь хоть сколько, я сегодня тут надолго, - уселась за компьютер Лариса Григорьевна. — Подшивка в углу на столе.
- А не турнёт меня отсюда кто-нибудь? Шеф, например.
- Да вы что! Только через мой труп!
[justify]Подшивку Шестаков листал больше часа. О строительстве социального жилья было написано много, восторгов хватало: «только в Старове», «впервые в России», «блестящее инженерное решение», «великолепное использование местных ресурсов», - и прочее в
