Лиза напряженно дышала за моей спиной. Это отвлекало, но она хотя бы молчала и за это уже спасибо. Мне нужно было сосредоточиться и нырнуть мыслями в сероватый выцветший мир, где застревают призраки, пока не решится их участь.
Закрыть глаза, выровнять дыхание. Будь сейчас квартира или хотя бы эта комната в моём распоряжении, было бы проще, но выгонять Лизу явно не получится, я даже время на это тратить не буду. Если она чего-то сама увидит или ощутит, то… это её всё равно не научит не вмешиваться туда, где не понимаешь.
Вдох. Чернота есть, она живёт здесь. Она пришла из серого мира посмертия. Там нет вкусов, нет запахов, там нет времени. Лишь ворота в Ничто и тени.
Это целый мир для тех, кому помочь можно лишь сочувствием, это последнее пространство, которое…
Тень нашлась неожиданно, рванулась вперёд и мир подёрнулся серостью. Я стояла всё также, перед открытыми дверцами шкафа, а мир выцвел. И сразу же в углу обнаружился источник черноты – маленький, сплетенный из густого серого тумана образ. Почти человек, только всё время расплывающийся, и таящийся за вешалками.
Но я видела его. дым выдавал его нахождение.
– Меня зовут Ниса, – я заговорила вежливо, потому что пока не имела представления на что именно я смотрю. Это не призрак в классическом понимании. Это не погибший отец мальчика, и не какой-то заблудший дух. Но он из мира духов. Хотя и походит больше на домового. – Ты меня слышишь?
Тишина. Густота клубилась вокруг тельца, не позволяла разглядеть ни лица, ни черт. Только тень – как человек, но меньше. Словно это ребенок или карлик.
– Эта семья позвала меня, чтобы я помогла им понять кто ты и что тебе нужно? – я не сдавалась. Это было что-то новое, что-то интересное, я никогда не видела, чтобы тень так клубилась и расплывалась, не имея четкого очертания.
Полыхнуло желтизной. Глаза! большие, яркие, словно кошачьи…
– Мне ничего не нужно, – голос был хриплым, совсем не походил на детский. Скорее, на сбивчивый, старческий, как будто бы и сами фразы давались с большим трудом.
Так, контакт налажен! По крайней мере эта тень говорит.
– тогда почему ты здесь? Ты не знаешь как уйти?
– Знаю.
– Почему остаешься? Мир посмертия существует только для тех, кто умер. Умершим не место среди живых.
Существо издало какой-то хрипловатый смешок. Или то был кашель? Не знаю, но судя по ответу, оно всё-таки веселилось и, что гораздо хуже, веселила его моя уверенность.
– Почему? – спросило существо. – Ты же здесь. Или ты умерла?
– Нет, я ещё жива, но понимаю, что смерть придёт и ко мне. Сейчас я просто помогаю людям. Та семья, которую ты пугаешь, считает тебя тенью своего отца. Он умер недавно, и его сын…
– Я знаю, – существо в очередной раз расплылось и снова собралось в кучку, заклубилось, – я зову его голосом покойного отца.
Об этом я не знала. впрочем, я понимаю Эмиля. Если он не рассказал своей матери о подобном, то был прав. Я бы тоже молчала.
– Зачем тебе это? – мотив – самое важное. Призраки хотят мести, или хотят жить подле близких. Иногда хотят передать послания или указать на того, кто способствовал их смерти. Куда хуже, если у них рождается зависть в живым и они пытаются ухудшить их жизненные условия. Для этого много не нужно – пару раз появись в зеркале, пока, например, твоя жертва умывается, и человек уже будет думать что он не в себе.
– Мне скучно, – отозвалось существо, на миг проступило отчётливее, но снова сверкнули желтые глаза, и снова он заклубился серым дымом. – Мне нравится когда они боятся. Все они. Все вы. Вы так забавно боитесь, ради этого стоит здесь появляться.
Я хотела ответить, но какая-то сила рванула меня прочь. Я не сразу сообразила что происходит и дёрнулась, пытаясь стряхнуть чужую волю, потянувшую меня из посмертия под хриплый хохот существа, которое пугало живых лишь от скуки, и…
– Вы не отвечаете на мой вопрос! – Лиза была сердита и трясла меня за плечо. Мой взгляд с трудом сфокусировался на ней, после серости всегда ужасно болят глаза и голова. Но с годами учишься этого не замечать. – Я же вас спрашиваю: что вы делаете? А вы молчите!
– Я… – а вот к пересохшему горлу не привыкаешь, в мире посмертия как-то очень уж сухо, и по возвращению в реальность во рту всегда словно пустыня, – я пыталась наладить контакт. Вы…мне нужно вернуться.
Я отвернулась к шкафу, попыталась сосредоточиться, но Лиза не позволила мне этого. Она сердито развернула меня к себе, прерывая мою сосредоточенность, и почти закричала мне в лицо:
– Я хочу знать что происходит и когда это прекратится! Мой сын напуган! Я напугана, а вы приходите и пялитесь в мой шкаф, ничего не объясняя. Вы хоть на шаг ближе к разгадке?
Я молчала. В голове почему-то прыгала строчка из нашего рекламного буклета о том, что первый, устанавливающий выезд – бесплатно. Откровенно говоря, я уже знала как поступлю, но не верила в том, что я действительно посмею.
– Да, Лиза, я ближе. В вашем шкафу нет ничего странного и потустороннего, – обрести твёрдый голос было сложнее, чем всегда, но слова были моими, хотя я и становилась сейчас чудовищем, так как лучше всех знала, что лгу. – Я устанавливала контакт в миром посмертия, чтобы в этом убедиться. Ничего страшного в вашем шкафу или в вашем доме нет. То, что говорит Эмиль…полагаю, это всё от стресса, он ведь чувствительный ребенок. На него потеря отца влияет сильнее, чем на вас.
Люди странные. Они так боятся быть сумасшедшими в собственных глазах, что до конца не могут определиться, во что им проще поверить: в призраков или в игры своего же воображения? Пока я говорила, лицо Лизы светлело и она явно начинала мне симпатизировать, легко забывая, что и сама слышала голос покойного мужа из шкафа. Она убеждала себя в том, что всё стресс и лишь чувствительность, и ничего больше.
А я смотрела на неё с равнодушием, которого давно уже в себе не пробуждала.
– На меня так много свалилось! – она выдохнула с облегчением, почти счастливая стояла передо мной. – Ох, ну я рада что всё в порядке. Я рада… знаете, мы всегда были нормальной семьей, он не пришел бы пугать нас.
А он и не пришел. Вместо него это делала какая-то другая тварь, веселившаяся в мире посмертия.
Я вышла на улицу, даже не простившись с Лизой. Уж тем более, не простилась с Эмилем. Я знала, что оставляю этих людей без защиты, на растерзание и испуг существу, что обрело себе приют в их шкафу, скрываясь от дня. Знала и ничего не чувствовала. Даже сожаления или ненависти к себе. Может быть, я могла бы им помочь. Если бы они не мешали. А может быть, и не могла бы – я даже не стала проверять. Это не призрак, ему не нужна помощь, а живые должны сами решать свои проблемы.
***
– Что на выезде было? – Волак меня как будто караулил. А может и правда караулил, зная, что у меня бывают веселые истории.
– Ничего, – я пожала плечами, – у них же в семье трагедия. Пацан смириться не может, чувствительный ребенок, теперь и вовсе его мамаша разбалует. Мамаша тоже крышей поехала, но в целом, по нашей части ничего нет.
– А шкаф? Они говорили про шкаф, – Волак смотрел на меня испытующе, но я лгала убедительно. Сейчас я верила себе. Да и не так уж я была неправа. Наша часть – помогать призракам. Не спасать людей, это вторично! Не узнавать мир посмертия – этого вообще у нас не заложено, ровно как и изучения тех тварей, что лезут из него к живым. Мы только помогаем призракам. А здесь призрака нет. Так что, формально, я не лгу.
– Шкаф чистый до отвращения, ты бы видел как там всё аккуратно сложено, возмутился бы! – я поморщилась, вспоминая аккуратные полки, с которых словно бы никто ничего никогда не брал.
– И всё? – не поверил Волак. Он явно был разочарован, – история была такой цепляющей, обещающей! Я потому тебя и послал, думал, там что-то есть.
– Ни пса там нет! – я закатила глаза, чтобы Волак убедился насколько там всё скучно, банально и как мне было уныло там находиться.
– Ну ладно, промашка, – он сдался, – там на столе есть новая сводка. Можешь поехать уже завтра, правда, не рискну говорить, что дело обещает что-то интересное. Там художник говорит, что в его картинах всё время меняется лицо. Я думаю, что он просто псих, но проверить надо.
Что оставалось делать? Только кивнуть.
***
Перед тем как лечь в постель, я долго смотрела на свой собственный шкаф, ждала, приглядывалась. Не зная того, что будет, я уже понимала, что что-то случится. Не могло всё быть так, как прежде. Я ведь хожу в посмертие, но до сих пор не сталкивалась там с кем-то, кроме призраков. А они существовали! И едва ли в одном образе и в единственном экземпляре. Странные существа, получающие удовольствие от мучений людей.
И точно – скрипнула, медленно открываясь, дверь, по полу пробежала черноватая рябь. Замерла у шкафа.
– Думаешь, у меня тебе будет весело? – спросила я, глядя на шкаф. – Можешь, конечно, жить у меня, ходить в мой мир, прятаться в моем шкафу, но неужели ты думаешь, что можешь меня напугать?
Чернота вздрогнула, словно обернулась на мой голос, а затем хрипло отозвалась:
– Напугать можно всех, надо лишь постараться.
Чернота скользнула в шкаф быстрее, чем я успела среагировать, скрипнула, закрываясь, дверь шкафа и замерла неподвижно. Никого нет. Не видно, не слышно.
Я могла бы задавать вопросы, например, что с Лизой и её сыном? Что будет со мной? Что там в посмертии есть, и так далее, но не стала. Вместо этого я потушила лампу и легла в кровать. Я слишком много видела призраков, чтобы бояться смерти.
Когда дверь шкафа заскрежетала среди ночи я даже не пошевелилась. Пусть попробует меня напугать – я знаю, что смерть – это не конец.
[justify] Но ничего не произошло. Шкаф скрежетал, грохотал, кто-то царапался в нем, но меня не пугал ни в эту ночь, ни в последующую. Существо, живущее в шкафах, таилось, выжидало. Чего оно ждет? Не