Тень на солнце

твёрдо:

— Крепись, сынок, я помогу, вместе одолеем.  Без многого могу прожить. Не могу прожить без тебя! Ты от любви родился, вырос в любви, а любовь больше ненависти, всё одолеет…

Он выдохнул с безмерным облегчением. Впервые за долгое время дрогнули улыбкой губы.

Потянулась наша жизнь в живом потоке озабоченного движения. Лицо Алёши, прежде суровое и глухое ко всему, стало приятным, мягко-округлым, а взгляд —ласковым  и приветливым. Весь он оттаял, распрямился. Я не мог нарадоваться  на него: сумел потушить ненависть, справился. Счастье вернулось  в наш дом  не спеша, тихо, безоблачно. И вдруг Алексей  заговорил о возвращении на СВО. Сердце моё вновь заметалось.

— Тепло под твоим одеялом, отец,  но совесть пока не растерял. В Мариуполь поеду, в военный госпиталь, медбратом буду работать.

—  Плохо тебе живётся? Нерадостно? Не мило, не дорого всё?

 — Мило и дорого всё. Очень дорого! Но я хочу, чтобы и у других  эта радость была... А в чём твоя радость, отец?

Понял  я, что когда-нибудь мне придется ответить на этот вопрос самому себе, и от этого ответа будет зависеть многое.

Родион умолк. Вечерело. Солнце багровым покрывалом распласталось по несжатому полю гречихи, на тёмную гладь воды упали плотные ивовые тени. Река медленно погружалась в сизый туман. Мы проводили глазами алый всполох, скользнувший по взволнованным ветром макушкам крапивы. Чего-то  ждала прохладная спящая тишина. Чего жду я? Звука живого голоса? Ответа?  Нашёл ли Родион  ответ на вопрос сына?  Пока человек живёт, он не чувствует ритмов времени. Звуки собственной жизни становятся внятными, когда времени остаётся  не так уж и много. 
 От реки запахло тяжёлой сыростью и дымом отдалённого костра. Всё стихло и задремало.

— Родион, вставай! Поздно уже и холодно. 

   В темноте мы перебираем ногами невысокую  росистую траву. Впереди замаячил знакомый забор с весёлым подсолнухом, за ним — увитый тяжёлым плющом  разбитый по-старинному сад. В глубине — старая сучковатая яблонька. С глухим стуком яблоко ударилось и покатилось по упругой влажной земле. Я подняла его и положила в карман. Родион исчез в глубине сада. Жалобно скрипнула и захлопнулась дверь. Бесчисленные звезды высыпали на небо и закружили серпантином вдоль Млечного Пути. Стремительный, прекрасный, бесконечный бег Земли. Яблоко оттягивало карман. Оно оказалось  хрустящим, сочным и сладким.
  Утром, проходя мимо дома Родиона, я увидела, что калитка распахнута. Он сидел на том же месте, на скамейке, у реки, смотрел в тающую синюю даль, туда, где берег реки терялся в тумане. В его глазах не было вчерашней тревоги, лишь легкая  отрешённость.

«Так ты нашёл ответ, Родион?» — спросила я тихо. Он медленно повернул голову, посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

— Ответа нет, есть только путь. Пока бьётся сердце, буду искать.