Торкват.
Донат не обманул, отхожее место содержалось в чистоте и порядке, если не слишком приглядываться, конечно. В уборной даже пахло цветочным освежителем. До идеальной чистоты, какой отличались корабельные гальюны траспортно-боевых кораблей Comitatenses — личной его императорских величеств линейной пехоты, крепостному сортиру, конечно, было далеко. Торкват провёл перчаткой по стене, облицованной белой керамической плиткой, растёр невидимую на чёрной выделанной перчаточной коже грязь между пальцами, поднёс ладонь к носу.
- Чем пахнет? - деликатно поинтересовался Эмилий Донат.
- Чем и дОлжно в сортире, - пробурчал Эгнаций Торкват, - мочой и дерьмом.
- Бывало, что и блевотиной, - добавил Донат.
- Этого я не слышал, префект.
- Куда теперь, господин военный магистр?
- Скажите, префект, - спросил внезапно Торкват, - что вы думаете о комитатенсах?
- Я обычно о них не думаю, - после некоторого раздумья сказал Донат. - Вообще.
- Я тоже, - мрачно согласился военный магистр, - до тех пор, пока не начинаю о них думать. А думаю я о них часто.
Комитатенсы сменили Старые легионы. Комитатенсы победили Старые легионы в бою. Комитатенсы отвергали традиционных богов. Комитатенсы не приносили жертв Дисциплине. Комитатенсы поклонялись Единому и служили императорам. Старые легионы присягали императорам, но служили Империи. Если во имя величия Империи требовалось сменить императора, Старые легионы меняли императора. Часто это приводило к гражданским войнам. Гражданские войны ослабляли Империю, но, победивший в жестокой схватке претендент на диадему возвращал Империи утраченное на время величие. Или не возвращал. Тогда возникал новый претендент, или претенденты и цикл повторялся заново. Надо признать, Старые легионы губили Империю, медленно, но неотвратимо.
Комитатенсы же, наоборот, безоговорочно верны императорам. Лично преданы и никак иначе. Связаны клятвой подчинения с принципалами — поэтому никогда не бунтуют и не служат узурпаторам. Что, согласитесь, необычно. Подозрительно. Страшновато. Необъяснимо.
Особенно в отсутствии изнуряющей муштры, чем так славились Старые легионы. Делавшей из вступивших в имперскую армию люмпенов, пролетариев и честнЫх обывателей нерассуждающие боевые единицы, безотказные инструменты в руках имперских полководцев.
Ведь даже это жестокое натаскивание не выбивало окончательно из солдатских душ остатки своемыслия.
- Да, - вслух повторил Торкват, - я думаю о комитатенсах. В чём их превосходство перед нами? Что удерживает их от мятежей? Какова причина их нерассуждающей преданности короне? И вам советую думать, префект.
Эмилий Донат промолчал.
- Теперь мы осмотрим энергосиловой отсек, термы, оружейную, водоочистительную и зарядную станции, кухню и солдатскую казарму. Показывайте, господин префект.
Электрический ток в крепости вырабатывала установка холодного ядерного синтеза. Обслуживал её один из солдат — бывший служащий Корпуса военных инженеров, сосланный на границу за какую-то, известную только ему, провинность. Провинность, о которой он упорно молчал. Этот же солдат следил за работой всех механизмов и средств передвижения. Он же был за оружейника, но признавался, что оружейник из него так себе. Штатный специалист по оружию, сказал Эмилий Донат, умер несколько месяцев тому назад от тоски, а нового провинциальные военные власти не прислали, потому как среди ссылаемых нужного специалиста пока не находилось. При этих словах Павел Эгнаций желчно хмыкнул. Тоска, как причина смерти, часто указывалась в листах выбытия личного состава и все знали, что скрывается за подобной формулировкой. Самопальный алкоголь, или психоактивные вещества. А чаще всего, ядрёный коктейль из алкоголя и психоактивных веществ. На жаргоне зависимых — «ханыг» — garum. Очень удобно, ведь гарум — это не теряющий популярности рыбный соус, рецепт которого известен со времен земного существования Империи. Но если гарум не гарум, то как ханыги называют настоящий рыбный соус? Сопельками.
- Что употреблял оружейник? - спросил Торкват.
- Ничего, кроме положенного по норме вина. Оружейник умер от тоски, как бы глупо это не звучало, господин магистр пехоты.
Искать бесполезно, понял Павел Эгнаций. Два офицера на двадцать пять потерявших надежду солдат — не слишком удачное соотношение сил для проведения обысков и следствия. Правда, тут же вспомнил Торкват, у него имеется вооружённая охрана, верные буцелларии, однако устраивать резню гарнизона не входило в его ближайшие планы.
- Каким образом наркотики попадают в крепость? - тем не менее поинтересовался он у префекта.
- Не знаю, господин магистр, - честно отвечал Донат.
- Когда в крепость приходят грузовые конвои?
- Крайне нерегулярно, господин магистр.
- Вы поняли мою мысль, господин префект.
- Позволить досматривать грузы тем, кого подозреваешь? - усмехнулся Луций Эмилий.
Торкват холодно взглянул на Доната.
- У меня есть буцелларии, префект. Они и станут досмотровой командой.
- Довериться аларам, господин магистр? По мне так лучше пусть будут наркоманы, чем эти дикие варвары.
- Гарума в гарнизоне я более не потерплю, префект, кроме натурального гарума, естественно.
Эмилий Донат иронично улыбнулся.
Торкват нервно дёрнул плечом.
- В термы.
Обход вверенного военному магистру имущества закончился у зарядной станции, вынесенной за пределы крепостных стен под прикрытие земляного вала. Полевой вариант ЗС отличался низкой степенью автоматизации, как дипломатично выразился Донат. Проще говоря, у крепости была смонтирована устаревшая модель, впрочем, вполне исправная. И на порядок более опасная, чем все новейшие устройства, принятые в эксплуатацию. Успокаивало то, что гарнизонный парк самоходных транспортных средств состоял из двух бронированных машин пехоты условной готовности, то есть попросту неисправных. Не считая семи ховербайков.
- Нет запчастей, - коротко разъяснил Эмилий Донат, - интенданты обещают доставить в ближайшее время.
- Сколько, - спросил Торкват, - тянется обещанное ими «ближайшее время»?
- Девяносто восемь суток, господин магистр.
- Отправьте официальный запрос.
- Двадцать девятый за три месяца.
- Неважно. Отправляйте и всё.
- Не мытьём, так катаньем...
- Что?
- Ничего, господин магистр. Народная мудрость.
- Н-а-а-р-о-о-о-д, - скривил губы Торкват в злобной ухмылке. - Где жил комит? Ведите.
Отдельная казарма командного состава была рассчитана на десять человек. Обычно комендантом крепости назначался военный трибун, в помощники ему определяли легионного префекта и легионного профоса. Пять деканов командовали воинскими десятками, один легионный писарь заведовал канцелярией и один agens in rebus — агент императорской секретной службы — осуществлял политический сыск и ведал делами разведки. В обычных условиях десять офицеров занимали десять комнат, однако теперь, когда castellum превратился в место ссылки, офицерская казарма пустовала.
Эмилий Донат прошёл гулким коридором, скупо освещённым тусклыми светильниками и открыл дверь самой дальней комнаты.
- Здесь жил комит, господин военный магистр.
Торкват шагнул в комнату и огляделся. Донат остался у порога.
- Заходите, префект, - сказал Павел Эгнаций. Луций Эмилий вошёл и закрыл за собой дверь.
Комната освещалась так же скупо как и коридор. Жилище бывшего коменданта крепости вызвало у Торквата невольное удивление. Обстановка комнаты напоминала живо номер в захудалой гостинице. Спартанская простота мебели, пустые плечики на перекладине открытого шкафа, висящая одиноко мятая форменная куртка, пустой стол и несколько стульев у стены. Стоптанные ботинки, забытые в углу. И никаких милых сердцу безделушек, типа семейной фотографии, или холодного клинкового оружия в варварски разукрашенных ножнах — трофея, взятого в рукопашной схватке. Даже походного алтаря за кроватью рядом с тумбочкой в комнате умершего комита не было.
- Вон там, - подняв руку вверх, сказал Донат, - комит и повесился.
Торкват, задрав голову, посмотрел на стальную балку. - Довольно высоко.
- Сначала он подтащил стол, затем поставил на него стул, перекинул верёвку и... фьють, - префект махнул рукой, показывая, как комит лишил себя жизни. Может, вы хотите сменить комнату, господин магистр?
- Я покойников не боюсь, - сказал Торкват. - И привидений тоже. Да, господин префект. Прикажите солдату принести мой багаж, он приторочен к ховербайку. Вечернюю поверку и развод проведёте сами. Ужинать я не буду. Утренняя поверка в шесть ноль ноль утра по стандартному времени. И прикажите покормить моих головорезов. Мясо они предпочитают жрать в сыром виде.
- Слушаюсь, господин военный магистр.
Префект промаршировал в коридор, не забыв захлопнуть за собой дверь. Торкват остался в комнате мёртвого комита один.
Он прошёлся по комнате, заглядывая в шкафы и тумбочки. Взял у стены стул, поставил у стола, сел. Провёл ладонями по столешнице. Наклонился и прижался щекой к мелкорубчатой поверхности. Прямо по центру у дальнего края столешницы стоял бронзовый имперский орёл, раскинувший крылья, вцепившийся когтями в прямоугольную табличку с вырезанными буквами «S.P.Q.R» — Senatus Populus Quiritium Romanus — Сенат и народ Рима. Статуэтка была новоделом с нанесённой искусственно благородной патиной. У Павла Эгнация дома, оказывается у Торквата имелся дом, на имперской планете Бизантий, в пригороде столицы Восточного Квадранта Империи, величественном, громокипящем Константинополе, Новом Константинополе. Дом пустовал, давно и, если бы не кибернетические сервы-уборщики, обветшал и зарос буйным кустарником. Буйный кустарник считался декоративным растением и был таковым ровно до того момента, пока за ним не переставали ухаживать. Тогда он безудержно разрастался и превращал ухоженные виллы в дикие непроходимые дебри. Так вот, у Павла Эгнация дома имелась такая же статуэтка, только не новодел, а оригинал, возрастом в несколько тысячелетий, изготовленная на Праматери земле. Редкостная редкость, предел мечтаний коллекционеров и императоров. Поэтому он хранил её в тайнике и никогда, даже во сне, не вспоминал о ней. Сколько упрямых голов слетело с гордых шей за отказ передать драгоценные артефакты в императорскую казну. И все, оставшиеся в живых владельцы подобных вещиц, вели себя аналогично. Прятали, таились, любовались сокровищами потихоньку, в одиночестве, не привлекая внимания.
Торкват выпрямился. О тайнике он не беспокоился, статуэтка была надёжно укрыта, однако имперские сыщики недаром ели свой хлеб – вцепившись в жертву, они не ослабляли хватку до тех пор, пока жертва не оказывалась либо в тюрьме, либо на эшафоте. А то, что он, военный магистр пехоты Торкват, находится под пристальным вниманием ищеек даже после того, как оказался в самом глухом уголке Империи, Павел Эгнаций не сомневался. Но за тайник он был отчего-то спокоен. Может быть – зря.
Почти машинально он начал проверять ящики стола. Выдвигал один за другим. В ящиках ничего интересного не находилось, кроме бесполезного мелкого мусора. Обрывок ткани, скомканный лист бумаги, разогнутые скрепки, огрызок карандаша. Найденное Торкват выкладывал на столешницу. Он
