чем строить полноценную защищённую систему охлаждения вокруг силовой установки. Инженерно-интендантская служба привыкла экономить на солдатах, отправленных служить в отдалённые части Империи. Экономили, понятно, не без выгоды для себя. Какая часть выделенных имперским фиском денариев оседала в глубоких карманах инженер-интендантов, можно только догадываться, но ясно, что немаленькая.
Кабели, питающие энергонакопители ховербайков, один за другим отвалились и втянулись в коробки делителей. Алары, лихо развернувшись, подлетели к крыльцу претория. Торкват молча сошёл на плац, вскочил на свой ховербайк и, крутанув машину вокруг оси, на малых оборотах, плавненько причалил к коновязи.
Дождался, не слезая с ховербайка, когда уровень заряда достигнет стопроцентного значения и питающий кабель вернётся в приёмное гнездо, жестом подозвал буцеллариев, коротко скомандовал: «За мной» и первым вылетел за ворота каструма. Алары, вылетевшие из лагеря следом, выстроились за ним двумя расширяющими крыльями по три «аранеуса» с каждой стороны.
Построив ховербайки клином, они понеслись по равнине к далеким холмам на горизонте, поднимая за собой тучи снежной пыли.
Павел Эгнаций Торкват, военный магистр пехоты, бывший командующий LXIII Траяновым Победоносным сдвоенным легионом, ныне командир неполной центурии лимитанов
Имперский лимес. Пограничная планета Ретиария. Военный пост ном. 2947.
Ворота со скрипом опустились, образуя мост через широкой ров, заполненный чёрной водой. В воду добавляли химический ингибитор, отчего она не замерзала даже в самые жуткие морозы. Ховербайки на самой малой скорости проехали по мосту и так же медленно вплыли во внутренний двор военного поста ном. 2947, небольшой пограничной крепости Империи. Их уже ждали. Весь гарнизон, все двадцать четыре человека, включая повара и гарнизонного лекаря были построены шеренгой. Впереди стоял исполняющий обязанности коменданта крепости со значком префекта на грудной пластине экзоскелетного доспеха. Тактическая эмблема под литерой должностного положения изображала опустившего к земле голову и готового к нападению серого носорога. Серый носорог являлся символом VIII Несокрушимо Верного легиона. Порфирий особо выделял Несокрушимо Верный, ведь этот легион набирал в своё время его дядя, император Юлианус — специально под войну с расой парасанов. В армии Порфирия Несокрушимо Верные играли роль личной гвардии императора. После завершения мятежа именно VIII-му пришлось хуже всего. Считалось, братья императоры уничтожили личный состав легиона полностью. В наказание за измену и в назидание всем будущим потенциальным заговорщикам. Тем удивительнее для Торквата было встретиться с живым Несокрушимо Верным, и не просто с рядовым солдатом, а с префектом, — командиром когорты. Хотя, испытать удивление условно живому при виде другого условно живого, значит, почувствовать себя, пусть и на мгновение, по-настоящему живым. На это точно не рассчитывали изобретательные в мстительной ненависти братья императоры.
Торкват описал плавную дугу и затормозил прямо перед префектом. Алары проехали дальше, к пустым техническим боксам. Павел Эгнаций негромко выругался. Буцелларии всем видом демонстрировали презрение к крепостному гарнизону, явно и вызывающе. Чтобы понять это, не нужно даже видеть их нижние жвалы. Торкват слышал, как они презрительно пощёлкивают. И был уверен, что префект, и гарнизонные солдаты тоже слышат это пренебрежительное пощёлкивание.
Быстро соскочив с ховербайка, он подошёл к префекту.
- Павел Эгнаций Торкват, военный магистр пехоты, ваш новый комендант.
- Луций Эмилий Донат, префект, до сего момента командир этой инвалидной команды. Теперь ваш заместитель, господин военный магистр, надо полагать.
Они пожали друг другу руки, сцепив ладонями запястья.
- Salve milites!
- Ave, magister!
Торкват прошёлся вдоль строя солдат. Донат почтительно следовал за ним, отстав на два шага. Солдаты совсем не были похожи на тех уверенных в своей непобедимости воинов, что служили в Старых легионах. Потухшие глаза, небритые лица, дряблая серая кожа, набрякшие мешки под глазами. Уныние. Равнодушие. Покорность судьбе. Отчаяние.
- Как стоишь, солдат? Торкват ударил кулаком, несильно, в грудную пластину защитного панциря. - Почему доспех не начищен?
- Так что извиняюсь, господин магистр! - солдат расправил плечи, вздернул подбородок, пристукнул металлической накладкой приклада импульсной винтовки о каменную плитку и ответил громко и чётко. - Не успел, господин магистр!
- Три, - прошипел, мгновенно взъярившись, Торкват, - нет, четыре наряда вне очереди! Отхожее место чистить!
- Прошу меня извинить, - осторожно сказал Эмилий Донат.
- Что, префект?! - не отрывая взгляда от лица проштрафившегося солдата, гаркнул Павел Эгнаций.
- Отхожее место, господин магистр, оно автоматизировано. Содержится в надлежащей чистоте. Как ни странно...
Замечание префекта вмиг успокоило Торквата. Он чуть рот не открыл от изумления. Нормально работающий сортир, к тому же здесь, у чёрта на куличках! Всем известно, что сортиры где бы то ни было, а особенно в гарнизонах на границе ломаются в первую очередь. И не чинятся годами, а то и десятилетиями. У интендантской службы всегда находятся отговорки и первоочередные задачи, чтобы откровенно забить на отправку ремкомплектов для починки отхожих мест.
- Вольно! Р-р-разойдись! - приказал Торкват солдатам и повернулся к Эмилию Донату. - Разместите моих буцеллариев, префект, и обратно сюда, ко мне. Быстро. Будем проводить осмотр вверенного имущества. Начнём с сортира, префект.
- Слушаюсь, господин магистр.
- Да, господин префект, - Павел Эгнаций на секунду умолк. - Кажется, они не используют словарные модуляторы для разговора. И я не уверен, что они вообще понимают, о чем мы им говорим. Но приказы исполняют верно. Что странно... Алары, префект.
- Ничего, господин магистр, - недобро усмехнулся Донат. - Разберёмся.
Пока Торкват ждал Эмилия Доната, начался снегопад. Большие снежные хлопья, плавно скользя по воздуху, медленно падали вниз, тихо накрывая белым саваном плац и крепостные постройки. Павел Эгнаций накинул на голову капюшон и засунул поглубже руки в боковые карманы плаща. Плащ и перчатки имели вшитую сетку регулируемого термообогрева, но Торкват чувствовал, что замерзает. Он торчал посреди плаца и снег засыпал его согбённую фигуру, закутанную в багряный бесформенный военный плащ. Багряный, — цвет крови, — привилегия высших офицеров и чиновников Империи, их отличительный знак, присваиваемый каждому индивидуально, именным эдиктом императора. Когда-то давно, во времена оны, багряный был цветом императоров, но затем, через века и века, императоры присвоили себе цвет пурпура, отдав багрянец имперским сановникам: гражданским и военным. Торквата лишили этой привилегии, совершив над ним акт гражданской казни — прилюдно сорвали с него багряный плащ и инсигнии и бросили их с эшафота на землю, под ноги обезумевшей от предчувствия близкой смертельной развязки толпы. Его приговорили к четвертованию и там же, на эшафоте, предварительно приковав к огромному, в рост человека колесу, помиловали. И толпа, секунду назад жаждавшая кровавой экзекуции, рёвом, вырывавшимся из тысяч глоток, исступлённо славила милосердие братьев-императоров.
- Господин магистр, - сказал подошедший Донат, - с чего желаете начать осмотр?
- Как с чего, - отряхивая плащ от снега, проворчал Торкват. - Конечно, со стен, господин префект.
- Прошу, - Донат указал на ближайшую к ним лестницу.
Военный пост ном. 2947 ничем не отличался от множества аналогичных военных постов, разбросанных по всем имперским пограничным планетам. Он представлял собой небольшую четырёхугольную крепость, в которой мог разместиться гарнизон численностью в сорок — шестьдесят воинов. Стены крепости собирались из листов гетерогенной композитной металлокерамической брони той спецификации, что шла на постройку корпусов боевых и грузовых звездолётов. Высота листов составляла семь метров. По углам стен возвышались четыре наблюдательные башни, укомплектованные мощными прожекторами и стационарными импульсными плазменными излучателями. С внутренней стороны крепостные стены опоясывала широкая площадка, где при необходимости размещались стрелки. Узкие бойницы позволяли вести прицельный огонь, обеспечивая стрелявшим достаточный уровень безопасности. В небоевой обстановке бойницы закрывались толстыми прозрачными бронезаслонками, поднимавшимися в случае угрозы так, чтобы лица стрелков оставались защищёнными. Торкват разомкнул замок на одной из бронезаслонок и проверил, насколько легко она поднимается и опускается. Снова замкнув замок, он отряхнул перчатку и сказал:
- Идём дальше.
Они неторопливо обошли крепостные стены, подолгу задерживаясь в наблюдательных башнях. Часовые уже заняли положенные им места. Торкват самым внимательным образом осматривал оборудование и вооружение башен, задавал часовым каверзные вопросы, одобрительно хмыкал при правильных ответах и недовольно морщился при ошибочных. Солдаты отвечали бодро, однако без особого усердия, внешний вид их тоже не вызывал не то что страха, но и простого уважения.
Донат из-за спины военного магистра корчил устрашающие рожи и угрожал солдатам кулаком.
- Хватит, префект, успокойтесь, - выходя из башни, усталым тоном осадил Эмилия Доната Торкват. - Ваши подчинённые не так плохи как мне представлялось. Рад, что в этой, богами проклятой дыре нашёлся человек, не забывший о долге офицера держать дисциплину среди подчинённых ему воинов.
- Насколько возможно, господин военный магистр, - ответил Эмилий Донат. - К сожалению, смерть вашего предшественника крайне негативно сказалась на боевом духе гарнизона. Тем более, что он был и так недопустимо низок.
Павел Эгнаций ничего не сказал в ответ. Его предшественник, бывший комит имперского провинциального квадранта Moesia Secunda и бывший протектор доместик свиты императора Юлиануса и узурпатора Порфирия умертвил себя неподобающим для офицера Империи способом — сунув голову в петлю. Что заставило его поступить таким образом? Когда под рукой всегда имелось личное оружие: пистолет и офицерский кинжал-пугио. Негласный кодекс, дух корпорации требовал от офицеров точного и неукоснительного следования традиции: смерть должна выглядеть достойно. Только малодушный слизняк кончает счёты с жизнью посредством верёвки или яда.
Но Торкват не осуждал незнакомого ему комита. Не способный что-либо изменить в сложившихся обстоятельствах, комит выбрал верёвку как форму наглядной демонстрации своего глубокого презрения к братьям императорам. По крайней мере, Павлу Эгнацию хотелось верить, что он верно распознал замысел комита. До чего додумался префект, размышляя о смерти предыдущего начальника и думал ли о самоубийстве комита Эмилий Донат вообще — Торквата это не интересовало. Если префекту вдруг захочется об этом поговорить, что ж, магистр его выслушает. Как старший по званию.
Они спустились во двор.
- Куда прикажете теперь? - спросил Эмилий Донат.
- Начнём с гальюна, префект, - ответил
