Нельзя считать, будто трудная работа заполняла мою жизнь без остатка. Если бы у меня не нашлось других интересов, то я непременно сошёл бы с ума. Хотя бы от тоски.
Мне совершенно необходимо жизненное разнообразие. Мне необходимо чувствовать, что я не нахожусь в клетке, как тот попугай, с наброшенной сверху накидкой. Прежде всего, мне требовалась информация обо всём – а уж я выбирал из неё, что меня больше интересовало.
Но в США всё было слишком специфично! Точнее всего, много шуму из ничего! Средства массовой информации никогда не простаивали без работы, но разве то, что они выплёскивали на нас, было информацией? Нас просто засыпали каким-то гадким, чаще желтым мусором. Причем, подобранным и переработанным таким образом, чтобы я ничего не понимал в происходящем даже сегодня, а уж прошлые события непременно выгибались в сторону, кем-то указанную или заказанную. Я не знаю, кем и в какую сторону, но и разбираться во всём этом хламе и, тем более, верить ему, делать какие-то выводы из него, я не считал для себя возможным.
Чтобы не сходить с ума, мне требовались осмысленные занятия, какие-нибудь увлечения. Возможно, я привередничал – не мне судить, но меня не притягивал ни распространённый здесь большой теннис, ни еще более элитарный гольф. Я не болел (я же не псих, чтобы увлекаться этим!) за команду Санта-Клары по регби. Я испытывал отторжение, случайно наблюдая мордобой на ринге, хотя многих, даже женщин, это влекло, как мух на дерьмо. Видимо, родовые психические травмы сказывались!
Читал бы я с удовольствием, но совсем не то, что оказалось в моём распоряжении, принимая во внимание все библиотеки окружавших меня университетов. Американское телевидение я не переваривал категорически. Даже новости со всей очевидностью были подобраны так, чтобы ни у кого не составилось правильное представление о реальности происходящего в мире.
В конце концов, воздействие на мои мозги превращалось в издевательство. Вроде бы пустяки! Но так могло показаться лишь со стороны, а стоило влезть в мою шкуру, чтобы понять, насколько трудно постоянно пребывать в искусственном информационном вакууме, будто в тюремной камере. Ты вроде бы жив, но как можно считать себя живым, если не работает мозг?! Ему нужна информация! Мозг переваривать пустоту не способен!
Я задыхался, точнее, медленно сходил с ума. Работа работой! Но не мог я заниматься лишь ею. Мне требовалось разнообразие! Только оно стало бы для моего мозга полем деятельности и спасением.
Кроме того, дома на меня почти автоматически, так случалось ежедневно, черной тучей наползала наша давняя с женой проблема. Проблема долгожданного ребёнка. Она порождала между мной и Светланой неминуемое напряжение, хотя и скрываемое друг от друга. Зачем поднимать вопрос, который невозможно решить?!
Разогнать мои «тучи» удавалось, лишь переключившись на что-то совсем уж постороннее, но с каждым днём делать это становилось всё труднее. Со временем переключаться стало не на что, а мои старые уловки не срабатывали!
Наверно, кому-то будет трудно поверить в мои странные проблемы, они покажутся кому-то надуманными, но я действительно не мог подыскать для себя занятия, хоть как-то меня увлекавшего, хотя искал его всякий раз, как только вспоминались эти проблемы. Искал, искал, да и прекращал поиски, ни к чему не приходя.
Пожалуй, единственным интересным занятием для недогруженного мозга оставались воспоминания, но и они предельно обостряли ностальгию, отчего я размягчался, утрачивая решительность и волю. Неприятное ощущение. Но воспоминания об истории и стремление понять то, мимо чего на родине я вообще всегда проходил, не задерживая своего внимания, всё же обеспечили работу моему мозгу.
Я вдруг почувствовал странный для себя интерес к истории. Не к исторической и не к художественной литературе на исторические темы, а к той истории, которая хранит множество самых настоящих криминальных событий, запутанных усилиями коварных исторических персонажей, а затем ещё и покрытых толщей времён. Интерес не к истории царей, королей и их окружения, а к истории народов, к истории всей нашей цивилизации, как обычно называют.
Такой взгляд на историю системных знаний не требовал, что меня вполне устраивало. Хотя и было не по-научному. Более того, начитавшись всего подряд, я не мог хоть что-то рассказать об истории мира или об истории каких-либо стран, но это меня не останавливало. Пусть думают обо мне, что хотят, но меня увлекло простое «копание» в разрозненных исторических фактах. Копание наудачу! Я пытался проникнуть в глубину давних событий, где официальной глубины не обнаруживал, но подозревал, что она существовала, хотя не для всех.
Постепенно я стал «копать» всё глубже и чаще замечать, что официально признанные исторические факты можно принимать без внутреннего напряжения, признавая их истинность, можно даже не замечать очевидных противоречий, но сначала придётся себя убедить в том, что это не ослиные уши торчат отовсюду, а просто люди тогда жили иначе, нежели мы. И жили они по чересчур уж странным правилам и законам, чего, скорее всего, просто не могло быть.
Иными словами, мне всё чаще казалось, будто всё, связанное с историей США, мира, России, Европы, Африки, это весьма хорошо сработанные выдумки, подогнанные под заданные кем-то стандарты. Причём очень часто эти выдумки противоречат сами себе, демонстрируя как раз те самые уши, поскольку идеально подогнать один к другому разные куски истории никому не по силам!
И вообще, проснувшийся во мне интерес был связан с тем, что для должного наполнения моей жизни одной работы мне оказалось недостаточно. Душа требовала хоть какого-то разнообразия. Кто-то находил отдушину в рыбалке, кто-то в музыке или филателии. Кого-то захватывало чтение, а кто-то начинал беспробудно пить. Мне же понравилось зарываться в историю, выявляя ее темные места, и, если повезёт, освещать их для себя.
Первый раз меня крепко тюкнуло во время посещения исторического музея в университете Санта-Клары. Зашёл я в него почти случайно, только для того, чтобы слегка развеяться, переключить мозги на нечто иное, и ведь переключил, как говорят, на свою голову и на очень долгое время!
Поначалу, как и следовало посетителю музея, я робко переходил от стенда к стенду, от одного экспоната к другому, чтобы всё прочитать, всё рассмотреть, всё запомнить. Главное – запомнить! И относился я тогда ко всему увиденному, словно к бесспорной истине! И только удивлялся преподносимым мне историческим чудесам и превратностям судеб американских знаменитостей, читая подписи и пространные пояснения к экспонатам. Однако постепенно я замечал всё больше несуразностей, нестыковок, патриотической американской надуманности и героизации всяких пустяков.
А тут мне как раз вспомнился старый-престарый рассказ Фёдора, подслушанный им среди членов Парижского клуба. Суть рассказа сводилась к тому, что всю историю человечества перекрутили умышленно и основательно. И сделали это для того, чтобы всех нас запутать, а под этим предлогом ещё глубже запрятать истинную историю. Видимо, кому-то из влиятельных фигур она была не с руки, вот они ее и закапывали в меру своих возможностей, а нам на поверхности оставляли выпотрошенные сказочки.
С того времени мой интерес к истории разгорелся. Мне всего-то захотелось докопаться до какой-то большой и важной истины, а не бездумно доверяться пропечатанному для всех и каждого мифологическому творчеству, поскольку всё чаще и везде я замечал некую подгонку былого и настоящего под общий знаменатель! Американская история никак не соответствовала моим представлениям о поведении нормальных людей. Разве могли они в старину мыслить совсем уж не по-нашему?!
«Возможно, историки здесь ошиблись! – допускал я поначалу. – Ведь у всех случаются осечки! Возможно, предо мной и не умышленные подтасовки! Но чересчур уж много очевидной ерунды попадалось! И как же можно было работать настолько грубо?!»
В общем, скоро я совсем перестал доверять тому, что мне рассказывали об истории официально в книгах, в учебниках, в справочниках и музеях. И не то, что бы я перестал доверять, но даже более того, я уже приблизился к самостоятельному выводу о том, что вся преподносимая нам на блюдечке история, как США, так и остального мира, скорее всего, сильно исказила былые события, которые, конечно, и для меня остались неизвестными. И искажение это не случайное, оно явно умышленное, имеющее конкретные цели.
Откуда же мне было узнать правду? Тогда я еще верил, что где-то всё же есть книги, в которых написана правдивая история. Их надо только найти, но чем больше я смогу книг перекопать, тем больше вероятность успеха. Я по-прежнему мечтал о сказочном блюдечке с голубой каёмочкой! Я мечтал найти в библиотеках нечто такое об истории, чтобы со страниц этой мудрой и правдивой книги хотя бы ослиные уши не торчали.
Правильнее сказать, я не стал в полной мере заниматься официально преподносимой всем историей, но стал всё с меньшим доверием относиться к тому, что в меня когда-то вдавили и продолжали вдавливать под соусом популяризации подлинной истории. А коль уж в моей голове рассыпалась прежняя система исторических знаний, то на ее месте требовалась какая-то иная, новая система фактов и явлений, объясняющая мне взаимосвязь времён и событий.
Но именно это у меня никак не получилось. Прежде всего, потому, что истина в готовом виде меня нигде не дожидалась. Да ещё в таком виде, чтобы оставалось ее лишь перелопатить под себя и усвоить! А в Ватикан, где в глубоких подземных хранилищах и под взорами недремлющей охраны спрятаны главные тайны человечества, меня не пустят! Кроме того, не очень-то я и стремился к системности. В тот момент меня устраивали и отдельные исторические задачи, не претендовавшие на решение общеисторических проблем.
Мне нравилось самому формировать новые представления о прежней жизни общества, о жизни исторических персонажей, если они действительно когда-то жили, о событиях, которые «знают все», но которым я уже не верил, стараясь заглянуть им за спину. Может, там и скрывается истина? Возможно, эти персонажи, так занятно придуманные для нас с множеством умиляющих подробностей, истину нам, как раз, и загораживают? Тогда придётся решительно отодвинуть их в сторону. К этому я уже был готов, но как наполнить содержанием новую историю, которая для меня тогда оставалась пустотой?
[justify]Я принялся искать. Однако благие намерения и желанные результаты редко совпадают. Потому не советую кому-то переоценивать мои усилия в этом направлении. Всё же история оказалась для меня лишь интересным увлечением, которому уделять много времени у меня
