Нюрка, сидела, елозя на уютном стуле. Сидела и только успевала переводить удивленный взгляд с хозяина кабинета на всех входящих, даже, нет, врывающихся сквозь дверной проем и стремительно влетающих в разговор, который всё никак не мог начаться. А удивляться было чему.
В прочим, когда неделю назад эта история получила свое начало, Нюрка испытывала не удивление, а лишь легкий мандраж, как перед прыжком с высокого берега в незнакомое озерцо. В таких случаях в теле всегда происходит химическая реакция, с одной стороны, выбрасывающая солидную порцию адреналина, что заставляло сжиматься ягодицы, с другой стороны, подтягивающая под себя дозу эндорфина, что приводило к неописуемой радости. Она хорошо помнила, как ее подружка Олеська, хлопнув по привычке громко входной дверью, влетела, словно реактивный самолет, к ней в комнату и затараторила:
- Прикинь! Нет, ты только прикинь! Такое бывает раз в жизни!!
И, сунув в руки ошарашенной приятельницы смятую газету, заметалась переполненная эмоциями по комнате, на каждом шагу что-нибудь сшибая своим необъятным задом.
Нюрка расправила скомканную страницу и уткнула нос в обведенное красным фломастером объявление. В нем сообщалось, что издание в связи с расширением ищет корреспондентов, без опыта и специального образования. Стоит вскользь упомянуть, что в те прекрасные времена, когда страна только начинала делать робкие шаги в сторону рыночных отношений, когда еще по любому удобному и не очень случаю народ забивал стрелки, а слова «перестройка» и «гласность» не перебрались еще в раздел матерных, средства массовой информации рождались как грибы, ведь всем хотелось нести вести в люди. Да, и спрос был велик – «пипал хавал всё»: от мировых катаклизмов до сплетен из подворотни. Закон о печати открыл ларец Пандоры и на землю обрушился информационный поток, запечатанный многочисленными типографиями в подходящий формат. Быть журналистом стало престижно точно так же, как еще двадцать лет назад восседать в кресле директора крупного завода. «Четвертая власть», еще не выйдя из молочного возраста, одновременно училась и открывать государственные двери ногами, и в нужных местах ставить запятые. Наверное, это был единственный период в истории человечества, когда заборов было больше, чем умеющих на них писать. Курсы журналистики появятся только лет через десять, а пока, так как новости не ждут, народ набирался прямо с улицы. И Олеська, наткнувшись на объявление, естественно, тут же решила поделиться этим с подругой.
- Ну, ты же всегда умела писать сочинения! - тараторила она, продолжая под действием гормонов счастья сшибать углы и прочие мелочи в комнате. - Вспомни, как тебя хвалили. Тебе точно нужно туда звонить!
А затем некая посетившая ее мысль резко остановила это броуновское движение в пространстве, и Олеська, застыв на одном месте и мечтательно закатив глаза, выдала:
- Прикинь, я буду всем рассказывать, что моя подруга – журналист. Вот обзавидуются. Звони!
И она стремительно сняла трубку с красненького телефонного аппарата:
- Медлить нельзя!
С таким натиском мог справиться только редкий человек, и Нюрка набрала номер. Ей ответил приятный мужской голос. После пары вопросов он назначил время встречи, а заодно попросил принести автобиографию, вежливо посоветовав уложиться в два листа.
Три дня Нюрка металась мыслями в творческом порыве, она сочиняла свою биографию. «Родилась, росла, училась» – это всё уместилось в трех строках. Дальше дело не шло. Она вновь и вновь перечитывала свою короткую и такую, как ей казалось, скучную судьбу, что в какой-то момент даже захотелось обнять себя и поплакать. Но потом ее осенило. И она написала рассказ. О себе. Тщательно выводя на двойном листе, аккуратно вырванном из тетрадке, Нюрка творила себя будущую – активную, энергичную и готовую в любое мгновение заплескать амбициями.
И вот теперь она сидела в кабинете главного редактора газеты «Неопровержимое» и ждала вердикта, которому постоянно мешали. Но удивление у Нюрки вызывали не сами помехи, а тот язык, на котором все эти люди общались. Местами это было смешно, местами просто непонятно, а вот местами ей становилось не себе, что заставляло уверенность слегка пошатываться, словно та для смелости где-то за углом приняла на грудь грамм сто чего-то горячительного и теперь никак не могла сообразить, а куда же ее занесло.
- Олег…
Дверь в очередной раз широко распахнулась, показав во всей красе молодую женщину, затянутую в шелковую блузку и модную юбку-карандаш. В руках она держала стопку бумажек.
- Палыч, - кинув быстрый взгляд на Нюрку, тут же добавила нежданная посетительница. - Твой краснощекий нам геморрой устроил, я уже все провода оборвала в приемной, результатов ноль, может у тебя есть на него прямой выход, нам дырка не нужна.
- Хорошо, хорошо, - замахал руками главред. – Наталья, забеги ко мне через час, обсудим, что можно сделать.
- И еще, - словно докидывая в кучу, добавила модница, активно двинув в сторону бедром, обтянутым узкой юбкой. - Твое протеже нам всю лужайку попортила. Делает, что хочет, никакой управы нет. Угомони или я уволюсь!
Поставив жирную точку в своем появлении, Наталья с выражением лица, напоминающим королеву в изгнании, закрыла за собой дверь.
- Так, - Олег Павлович совершил еще одну попытку вчитаться в автобиографию потенциальной журналистки. – Тебе двадцать лет, и ты хотела бы попробовать себя в качестве нашего корреспондента, так?
И он с любопытством, словно впервые ее видел, посмотрел на Нюрку сквозь очки, что каким-то удивительным чудом висели на кончике носа.
- Да, - оптимистично ответила та, искренне веря, что до следующего вмешательства они успеют обменять еще парой предложений. Но не тут-то было.
- Палыч, - на пороге кабинета нарисовался тощий, длинный парень – Кирпич не лезет, чё делать?
- Твою мать, - и главред обхватил голову руками. – Сколько не лезет?
- Четвертушка, но, если коммерческого грохнуть, то втиснусь.
- Так, Паша – ты верстак, поэтому грохай, сколько влезет. Это твоя работа, почему ко мне со всеми глупостями лезешь??
- Ага, я грохну, а вы меня потом на разборке вздернете, нет уж, спасибочки, - и парень театрально поклонился. И тут же добавил:
- Кстати, на четвертой полосе форточка.
- Откуда? Рыба же целой была!
- Фигайка запил и не сдал вовремя. А у нас дед-лайн!
- Иди уже с моих глаз, дай с человеком разговор закончить, - махнул рукой начальник в сторону верстака.
Но, заметив, что Паша даже и не собирается закрывать за собой дверь, уточнил:
- Что еще?
- Да, Спиридонова достала. Вы ей сколько отвели? Правильно - полосу, а она залезла на восемь тысяч. Говорю режь, а она мне не буду. И что мне делать?? Я – верстак, а не фокусник.
- А две полосы выйдет? - уже смирившись с неизбежностью разговора, включился в обсуждение Олег Павлович.
- Если воды нальет, то да. Но я ей это говорить не буду. Сами, вы - начальство, вам видней, - и дверь тихонько прикрылась.
- Так на чем мы остановились? – главред обратился к Нюрке.
- На том, что я хочу быть журналистом.
- И это замечательно. И это хорошо. Народу не хватает, зашиваемся. Когда можешь приступить?
Нюрка открыла рот, но не успела ответить. В проеме стояло уже двое – верстак Паша и миловидная девушка в длинном красном свитере, заменяющим ей платье.
- Что опять? – чувствовалось, что главред закипает.
- Никуда и ничего лить не буду, это джинса! - с вызовом произнесла девушка.
- Вот! - сокрушенно развел руками Пашка. - Я же вам говорил.
- И вообще, я на паркет, сами же меня отправили, мне еще там топтаться до вечера.
- Ладно, иди уже, - обреченно произнес Олег Павлович.
И девушка, мотнув густой копной кучерявых волос, скрылась.
- А мне чё делать?
Верстак Паша смотрел растерянно на главреда.
- Что? Что? Дай воздуха, растяни народ по периметру, мне ли тебя учить!! И подбери уже висяки, а еще имей в виду, снова увижу мясо, торчащее из всех щелей – лишу премии, понял?
И недовольный Пашка, что-то нецензурное буркнув себе под нос, испарился.
- И так, - стартанула очередная попытка переключиться на Нюрку, чьи глаза уже были величиной с блюдце. Но продолжению случиться была не судьба. На пороге, словно из-под земли, нарисовался широкоплечий мужчина с нашивкой «Охрана» на груди.
- Олег Павлович, офсетку привезли, куда складывать?
- Да, вали уже ко мне, - голос главреда во всю булькал обреченностью и сарказмом.
- К вам? – лицо охранника было, как у игрока в покер, без эмоций.
- Ты чего прикалываешься? В подсобку пусть сгружают, - скомандовал Олег Павлович и обратил свой взор снова на Нюрку, что всё еще ждала продолжения беседы. Его лицо было уже основательно усталым, а скулы играли желваками. Он словно набирался сил для завершения разговора, одновременно ожидая в дверном проеме очередного незваного посетителя. И тот не заставил себя ждать.
[justify]Дверь не распахнулась и даже не открылась, она лишь немного приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова, она была конопатой и с длинной рыжей челкой, что падала на глаза. Голова кинула осторожный взгляд сначала на Нюрку, затем на главреда, и лишь потом заговорила.
