Обещание это, конечно, потом по обстоятельствам и пересмотреть можно, но пока так.
Сигеру нелегко принять даже в мыслях это прощение, но он справится. Это его обязанность как Царя.
Тем же её соратникам, что будут ей вредить и перейдут на его сторону, чтобы участвовать в войне – недолгой, но кровавой, страшной – тем награда и слава. Как тем, кто вернулся к истокам, тем, кто счёл своё заблуждение за преступление и поторопился искупить грех перед морем.
Да, так и сделать. Два воззвания. Одно, чтобы Эва отказалась от мира. Следом за ним – воззвание к её соратникам. И утонет Эва в предательстве, потому что ей нечего дать своим людям. Они за нею идут на одной морской ярости и обещаниях, иллюзорные розовые волны выбирая в свидетели. А что она может? Вместо того, чтобы быть здесь, копить силу – Эва бежит от него.
Он сильнее.
Вместо того, чтобы открыто выступать с предложениями и обвинениями, она таится и непонятно чем занимается – Ромул вообще сообщает, что Эва может полдня просидеть в кресле, разглядывая карты. Что Эва хочет найти?
Место, где лучше стать ей пеной морской?
***
– Царица…– Ромул в ужасе отшатывается от трона. Хотя как назвать троном то, что лишь немногим лучше старого кресла? Но ужас его непритворен. – Царица, не надо!
– Почему? – у Эвы спокойны и голос, и взгляд. ни одна черта в её лице не дрогнет, не отступит. Нет, она не спятила, хотя Ромулу на мгновение так и кажется, но он овладевает собой, вспоминая – перед ним дитя море, чистое по своему происхождению, сильное.
– Это ловушка, – Ромул пытается донести своё, трусливое и впервые ему самому становится нехорошо от своей трусости. Прежде он долго учился её не замечать. Даже удалось, когда он придумал служить всем – так наверняка никому не проиграешь. Главное, быть осторожным и уметь угождать. Впрочем, царям угождать несложно, надо только иногда держаться с ними отстраненно, а иногда, словно ты без них и минуты не проживешь, порою говорить правду, даже жестокую – они отвыкают от прямоты, а порою заискивать. Может быть, конечно, людские цари не такие, Ромулу не дано знать, но море точно противоречиво – оно любит непокорных, оно любит тех, кого легко заметить и не так легко обкатать своею силою.
– Я знаю, – соглашается Эва и Ромул окончательно успокаивается – она не спятила, нет, она и правда обдумала. Может быть не до конца, может быть, ещё сомневается, но тем лучше. Он должен быть верным слугой. Если она поедет – он скажет Сигеру, что уговорил её, чтобы она сама пришла в его владения, и ему не пришлось мотаться по гиблым водам. Это будет большой заслугой! При этом Эва запомнит – он сопротивлялся её решению, переживал и норовил переубедить. Если она останется – что ж, он всего лишь верный советник царевны Эвы, решение-то было за ней, при этом план Сигера работает – Эва отказалась от перемирия.
Главное, не сбить внутреннее море в сомнение. У обоих. Потому что, откровенно говоря, Ромул их обоих уже ненавидит. Вместо того, чтобы дать болотникам окончательное забвение и низвести их в ничтожную грязь, из которой они откололись, возомнив себя потомками Океана, и заняться восстановлением дальних наделов, в которые вломились сухопутные да время – эти двое устроили меж собой поединок – кто, мол, кого сильнее?
И даром, что море в них одно и то же, и что отец у них один, и плакал бы он горько, зная, куда пришли его дети!
Иногда Ромулу вовсе хочется, чтобы они оба проиграли, чтобы появился кто-то, кто и правда будет думать о море, а не о троне.
– Но как же…– Ромул играет свою роль, это единственное, что он умеет.
– Это ловушка, само письмо, – она снисходит до объяснения и указывает на разложенные листы, – если я не поеду, он скажет народу, что пытался меня образумить, дать мне шанс явиться для объяснений и искупления, а я, такая подлая селёдка, не пришла. И это прекрасный повод объявить мне войну.
– Он не сунется в гиблые воды! – возмущается Ромул. – Царица, он тебя погубит в своих водах.
– В моих, – поправляет Эва и лицо её ненадолго омрачается той особенной печатью подступающего кровавого шторма.
Ромул нервно потирает ладони. Ему вдруг кажется, что он не доживёт до конца этого шторма. Слишком много ему удалось увидеть в одно мятежное время царей.
– Мой народ не позволит со мной обращаться дурно. И потом, Ромул, ты же не думаешь, что я глупа? – Эва усмехается, вроде бы ничего страшного в её словах нет, но сам тон её страшен и жуток.
Ромул качает головой:
– Нет, царица! Вы не глупы, совсем не глупы!
Себе он, однако, позволяет спасительную мысль о том, что глупость бывает разной и бешенство моря, его несдержанность – тоже своего рода глупость, которую ничем не победить, ибо заложена она в самой сути моря. Это сила, которая древнее любой суши. Это сила, из которой пошла жизнь, и в которую вся жизнь однажды уйдёт – так завещало последнее пророчество Великого Океана.
– Я появляюсь так, что у него не будет шанса сделать мне дурное, во всяком случае, в ближайшее время, – объясняет Эва. – К тому же, он начал заботиться о своей репутации, и это тоже мне на руку. Милосердный Царь – это красиво. Хотя, на мой взгляд, и совершенно не перспективно. К тому же, если я не сделаю этого, он придёт. Нет, ты прав, он не сунется в наши гиблые воды, но что ему стоит обложить нас блокадой по тихому месту? Запереть наедине с нашими тревогами, изолировать, словно преступников?
Эва и правда много думает над этим. Не просто так сидит она над картами, уже прочла она в них то, что прочесть боялась. Сигер может взять их в кольцо. Да, гиблые течения ему, наверняка, не одолеть, он и пытаться не станет, но что мешает ему обойти её и взять в круг-плен? Обходить придётся много, но это способ сберечь армию.
А её соратники? Сколько продержатся они и чем будут держаться, прежде, чем открыто, не стесняясь её – своей Царицы, подумают о том, чтобы переметнуться? У всех на свете есть недуг – склонность к выживанию, и Эва это тоже должна учесть. Рано или поздно Сигер и правда решит взять её логово в блокаду и тогда с нею останется один-двое из числа преданных соратников, а другие предадут, обманувшись отчаянием.
Что она может предложить? Чем удержать? Нет, нет, пока не поздно, пока Сигер окончательно не стал властвовать над всем её положением и над самой её жизнью, надо явиться к нему, вернуться домой, к своим подданным и сказать так:
– Ты лжёшь обо мне, Сигер. Я не виновата в том, в чём ты меня обвиняешь. И если не веришь – докажи, что я лгу. А пока я буду здесь, буду пленницей, но прежде дочерью моря, что хочет провести свои последние дни дома. Не губи людей, что пошли за мною. Они не виноваты. Не губи никого, не лей крови – все мы дети моря, и все мы должны чтить его. я вернулась, мой брат, чтобы ты не гневил морских вод войной.
Убьёт ли он её? Не сразу – это точно. Струсит. Он всегда трус. Это тоже его недуг. Его, но не её. Он жесток, но он побоится открытых действий. Дальше она начнет болеть, а потом и станет пеной, но у неё будет время.
И ещё близость к народу. Народ любит красивые жесты, а возвращение домой с пылкой жертвенной речью всегда понравится.
– Иначе никак, – Эва улыбается. На этот раз светло и тихо. Море на рассвете. Готовое к трудовому дню, пусть это будет и самый последний день. – Но ты, Ромул, со мной не пойдёшь.
Он даже вскидывается в удивлении и в оскорблении. Настоящем. Недоверие? Обман? Она что-то узнала? Нет, не может быть, он всегда был осторожен, он…
– Ты мой соратник, хороший и ловкий на любое дело, – продолжает Эва, – и у тебя будет иное поручение. Я рассчитываю, что ты меня не подведешь. Не скрою, если скажу, что от тебя будет зависеть и мой успех. Почти напрямую.
Ромулу нехорошо. Он не любит таких ролей. Он любит быть более незаметным.
– Ты найдешь в моих бумагах место дальней сокровищницы, – продолжает Эва всё с той же тихой светлой улыбкой, – найдёшь и перевезешь всё содержимое в гиблые воды. Я укажу тебе хитрый путь. Старые карты, уж поверь, точнее наших, новых, скучных.
Старые карты! Ромул видел их прежде. Там были морские чудовища – и морской чёрт, и кракен, и Сцилла с Харибдой. Красивые сказки. Или не сказки. Ромул не знает этого наверняка, но знает, что от моря можно ждать всего – полнейшая неожиданность и непредсказуемость – вот его недуг.
– Ты сделаешь это? – спрашивает Эва. Голос её обретает чужой для моря оттенок металла.
Ромул колеблется. Он не хочет видеть Эву царицей, и Сигера тоже. он их обоих презирает за недуг властолюбия и амбиции, ради которых они не считаются не только друг с другом, но и со всем морем, с наследием и сокровищницами, собранными далекими предками из дани, что платили сухопутные взамен на милость морской стихии.
– Сделаешь? – но она ждёт ответа.
И Ромул понимает, что ответить он может и сейчас, а окончательно решить потом. На крайний случай посмотреть – кто будет сильнее? Может Эва и правда что-то придумала и словчит? А может так кончится её мятеж?
– Да, моя царица, – Ромул склоняет голову в почтении. Он предан морю – так он себя убеждает каждый день, но не может найти того, кто это море воплотит в себе по-настоящему, цельно, а не тенью, кусочком его или вовсе жалким его плеском…
(*)
Больше историй о Морском Царстве в рассказах «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении», «Об одном колдовстве», «Смута», «Первый шаг», «Пена расходится морем», «О недоверии», «О болезни» , «Чёрные волны» ,«О новых мерах» , «Море не плачет», «Несговорчивые», «Воды гиблые» и «Алана». Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…
