Ванька и Дружба

 
 
Познал Ванька на веку своём заурядно-простеньком 3 любви. А точнее говоря – три вида любви.
Первый вид её, который довелось испытать ему когда-то – это да-авняя, чудная Любовь, покорившая его целиком и поглотившая всё существо его без остатка. Любовь страстная, трепетно нежная и даже взаимная к изумительно прекрасной Женщине (замужней, увы, чем всё сказано и ограничено было). Второй вид – спокойная и обыденно-умиротворённая любовь к достойной супруге своей (по имени Любовь). При всех семейных нестроениях, передрягах, неурядицах и даже коллизиях. Ну и вид последний – нежная и никак неугасимая любовь его к единственной дочери своей. Которая со временем преобразилась во взрослую женщину.
А вот Дружба, настоящая, состоявшаяся когда-то давно в его жизни, по молодости лет, и никак ностальгически незабываемая, случилась один только раз. Как, в общем-то, по большому счёту и должно быть…
 
Пришёл Ванька в Строительный техникум, ново-построенный в молодом районе его проживания сразу на 2-й курс. Поскольку 1-й курс обучения прошёл уже он в старом, дореволюционной ещё постройки в историческом центре его города, надменно-важном техникуме – Судостроительном. Где ему как-то не очень пон(д)равилась вся эта, вот, самоценно-спесивая «значительность». И перевёлся откуда он в иную альма-матер –  попроще. Благо, попал он в группу, где уже был «старый» его знакомый Леонид.
С Лёней проживали они в одном недавно построенном доме в крайних подъездах (первом и шестом). А также и учились они в одной же ново-построенной школе, и даже в одном классе (в самое первое время). В котором классной руководительнице их (весьма «живой», если не сказать – «буйной») ну никак не удалось найти общего языка с упёртым и «настырным», как говаривали тогда, Ванькой.
В результате чего она (помыкавшись с ним) скоренько «сбагрила» его в класс параллельный. К покладистой и доброй учительнице. Которая, кстати говоря, тоже проживала в одном доме с Ванькой и в одном подъезде с Лёней. Вот, ведь, как немало оказалось локализовано в срединно-школьной жизни Ванькиной…
Сам Ванька не особо-то «страдал» коммуникабельностью ритуально-вежливой. Да и свойства характера его были, мягко говоря, несколько угловатыми и столь же несколько – шершавыми. Качества сии вполне себе можно было бы сравнить с наждачной бумагой крупной зернистости. Но даже и с такими особенностями натуры своей несгибаемой существовал же он как-то под небом вольным. Но главным всё же было то, пожалуй, что при всей внешней его жёсткой шероховатости никогда не было в нём ни злобы, ни подлости (и уж тем более – тихой и подспудно подленькой пакостности). А совсем уж наоборот. Душа Ванькина всегда была неукротимо и неудержимо устремлена вверх: к Свету неземному, далям Небесным и Добру надземному…
Постепенно присматривался он к обществу окружаемому, в котором все знали друг друга уже целый год. Вообще говоря, Ванька никогда и нигде особо-то не «вливался» сознательно в любой коллектив новый. То есть, совершенно не мимикрировал он под «своего», никак не желая, да и не умея изменять собственному (хотя и достаточно корявому) своему «я». А просто постепенно приживался он как-то в нём, как мог. Ну и мало-помалу приглядывался, разумеется. По принципу «что почём и кто есть кто».
«Опорным пунктом», если можно так выразиться, был в этом деле, конечно же, Лёня-сосед (по дому). Особо-то никогда они не приятельствовали, не дружили, и компаний не водили. Так просто: знали друг друга и приветствовали. Но в техникум всегда ходили, по необходимости,  и возвращались оттуда они вместе. Вместе выпивали и даже, случалось, напивались. Через Лёню попроще и полегче прошла и адаптация Ванькина. Группа оказалась совсем неплохой (и даже лучшей, в восприятии Ванькином, на их курсе): несколько представительниц женского пола и все остальные – парни разного возраста, вплоть до совсем взрослых мужиков.
После той, затхло-стылой и чопорной атмосферы Судостроительного в новообразованном техникуме оказалось (в мироощущении его) как-то много света и воздуха. Там он почти сразу влюбился в девчонку из параллельной группы своего курса (забегая несколько вперёд, заметим, что это, слава Богу, ни к чему не привело). То есть, ощущение сложилось у Ваньки такое, будто бы он вырвался из какого-то мрачного и затхлого каземата в просторный, светлый и жизнерадостный мир. В котором сама атмосфера была не только чище и светлее, но и намного проще, человечней и раскрепощённей, без излишней заумной чванливости. Соответственно оказалось, что и самоощущение Ванькино как-то воспряло и даже воспарило несколько от предыдущей душной атмосферы.
Среди прочего узрел он в группе пару весёлых приятелей, закадычных друзей: Вячеслава и Фёдора. Фёдор был по колхозно-крестьянски грубоват, порой до обескураживающих жёстких словесных пассажей, отражавших мало-отёсанную природу его. Но при этом был он весьма развит и учился хорошо: задачи разные «щёлкал», как орешки.  Слава же был смешлив и жизнерадостен. Что, впрочем, ничуть не помешало ему однажды «начистить» физиономию одному на вид «грозному» одногруппнику прямо в аудитории…
В общем, Слава этот шибко глянулся Ваньке. И отнюдь не из-за драки той, а вообще – всею своей личностью, натурой своею. И стал Ванька как-то, мало-помалу общаться с ним. (Домашние прозвали его в детстве «Лява» от его лепета;  а выросшего называть стали уже Сява.)
 
Сколь ни пытался Ванька припомнить, с чего именно началось взаимное притяжение друг к другу их с Сявой, да так и не смог. Понятен был только итог. Начав активно общаться, через недолгое совсем уж время превратились они в друзей неразлучных. И как-то возникла между ними буквально магическая привязанность взаимная: просто «намагниченность» какая-то. Которая неодолимо влекла их к общению друг с другом.
Кстати будет заметить, что в общении этом выяснилось одно, вполне себе удивительное обстоятельство: совпадение, прям-таки – чудесно-мистическое какое-то.  выяснилось, что учиться начали  они одновременно, в одном каком-то деревянном филиале полудеревенском от вполне солидной городской школы. И даже поначалу – в одном классе (!). Куда приходили они в кирзовых сапогах по пригородной грязищи, ошмётки которой с этих сапог валялись, порой, в «предбаннике».  Но численность класса того, видимо, оказалась несколько великоватой. И вскоре был он разделен надвое. В результате чего и оказались они уже в классах разных, незнакомые ещё друг с другом. А  уже в юношеском возрасте встретились они вновь и подружились. Вот же насколько удивительные, прям-таки мистические «чудеса» случаться могут в бытии этом бренном…
Правда, в общении этом заинтересованном сложилась и несколько неловкая ситуация. Ванька-то, вроде, как бы «отбил» у Фёдора друга, сам став  его другом, да ещё и неразлучным. Поскольку полюбил он Сяву всею душой своей.[2] Но тут уж: человек полагает, а Господь  – располагает. И Сява, ведь, ответил  ему полной взаимностью, проникся тем же, чем и Ванька. И стали они друзьями – НЕ РАЗЛЕЙ ВОДА. Всюду вместе. И в гости к Фёдору (объективно «обездоленному»  несколько) в село его ездили они с ночёвкой тоже вместе.
В общении их беззаботном бывали такие моменты (особенно на практике и особенно с девчонками), когда Ванька, случалось, был «в ударе». И как-то «впадал» он порой в раж какой-то: шутил, хохмил, острил, буквально каскадом. Не давая другу  даже дух перевести, хоть немножко. Не умышленно, конечно, а так – по вдохновению. Сява при этом, укатывался со смеху, буквально до слёз. Которые он даже и утирать не успевал. В общем, как мог видеть Ванька и как говорится в народе, они души не чаяли друг в друге. И на душах этих всегда было несказанно хорошо, когда были они вместе. Тем более, когда случалось им собраться в небольшую кучку с наиболее близкими им однокашниками уже после окончания учёбы в своей альма-матер…
Ванька уже и представить-то себе никак не мог своей жизни без участия в ней Сявы. Никак возможным не могло быть это. Поразительно было всё это для Ваньки. И радостно. Жизнь была полновесно насыщенной эмоционально. Было так даже и тогда уже, когда Сява создал свою семью и сына – Сергея Вячеславовича. Которого, правда, Ванька так никогда и не увидел. (Но это уже – забегая несколько вперёд.)
 
С получением дипломов об окончании учёбы в техникуме распределены были они и (по счастью) поехали по направлению этому в одну из близлежащих областей. Вместе с ещё одним классным парнем Сергеем из их группы. Там Сява женился на девушке Люде. А Ванька слетал на «кукурузнике» из столицы области  в их деревню в гости к молодожёнам. Где жили они в совершенно пустом новом доме и по причине той спали на полу. Оттуда же друга его призвали на службу в армию. А вот Ваньку «забраковали» из-за порока сердца…
Вернувшись через год домой, он сразу же пошёл в отцовский гараж недалеко от дома. Где, неожиданно, к изумлению своему и огромной, невыразимой радости обнаружил он за беседой с отцом парня в солдатской робе по имени Сява. Радости их не было предела. Порывисто обнял Ванька друга  своего.  А вот с отцом поздоровался он, захваченный эмоциями радостными, просто за руку, хотя и по нему соскучился тоже.
Осталось только добавить некое поразительное обстоятельство. А именно то, что, будучи призван в армию, Сява приехал в столицу вышеупомянутую. Где перед отправкой по назначению, встретились они с Ванькой, и провели некоторое время в дружеском общении. То есть, Ванька фактически проводил дорогого своего  друга во солдаты. А когда через несколько месяцев сам он вернулся на родину, то ошеломлённый встретил опять же его – только теперь уже у себя дома! Воистину: неисповедимы пути Господни!!!..
 
В последний же раз довелось свидеться им в самом конце периода так называемой «стабильности» в стране «непуганых идиотов» (как показало время, наименования таковые были вполне себе справедливыми).  Это тогда, когда Сява приехал с женою своей (оттуда, где осел) в отчий дом на свадьбу своего самого младшего брата. Пригласил на неё он и Ваньку[3], как самого лучшего своего друга. Ведь, теперь уже каждая встреча их всегда была светлым, радостным и несколько ностальгическим праздником для них обоих. Да и для Люды, жены Сявиной – тоже. С которой познакомились они на родине её в несколько романтической атмосфере визита Ванькиного к ним, молодожёнам.
Но, увы, это – дружбу их – крайне легковесно, мягко говоря, воспринимали и совершенно недопонимали родители его. Весьма своеобразные и странноватые, если не сказать – «чумовые» какие-то. Особенно мама[4]. И оттого, наверное, что-то совсем уж не сложилось как-то в этом дружеском Ванькином визите (будь он неладен) к Сяве вместе со всей его роднёй[5].
 
Друзья же, весьма соскучившиеся друг по другу, сели за столом рядом. И, едва не обнявшись, стали радостно и увлечённо общаться, «изголодавшиеся» по общению этому. Не