ночи моё государство встретило рассвет спустя четыре года. Я стал править в свои шестнадцать, и сейчас смог привести страну к свету.
Заручившись поддержкой армии под командованием генерала Хаяна, я смог остановить бунт, а сделав ряд реформ, я устранил будущую угрозу в виде него.
Чтобы расправится с вспышками войны на границе, я отправил туда людей, а после двух лет боя мы одержали победу, и подписали мирный приговор, не теряя площади.
В народе меня стали называть «Король дня и ночи», чем указывали на то, как резко я изменился. Меня это ничуть не смущало, я принимал всё, как есть.
Призрак Энета ко мне больше не приходил, хотя то могла быть лишь моя иллюзия на самом деле, но когда я сумел отыскать в заброшенной комнате единственный, уже порченный временем портрет, то убедился в сходстве того образа, что пришёл ко мне в ту ночь.
Я стал окружать себя людьми, к кому был менее подозрителен. Я пригляделся к стражнику Мэйну, защищающему меня в день, когда нашёл бунт, сделав его своим приближённым.
Я не верил, что смог всё разрешить, настолько это казалось мне неправдоподобным. Я будто в одночасье, на одном дыхании лёгкой рукой смахнул горы со своих плеч и пошёл на свет, ведя за собой страну.
На самом деле отца отравили, как я узнал через время, хотя причиной его смерти выдавали болезнь. Я не стал морочить себе голову этим, решив ничего не делать, лишь быть осмотрительнее.
Перед приёмом пищи еду стал пробовать другой человек, всё подавалось в серебряных тарелках и чашах. Я стал более подозревать людей в заговорах, прислушиваясь ко всему, что они говорят.
Бывало, даже к своим приближённым я относился с недоверием, но некоторые из поступки всё же сумели меня переубедить. И я стал медленно полагаться на них, некоторые вопросы переправляя им.
Так и получилось, что был создан «Тайный совет», с которым я решал большинство проблем, возникающих в стране, но кое-что всё оставалось неведомо никому, и знал об этом только я.
Новые войны не начинались, люди на свою жизнь не жаловались, знать тоже не плела интриг за спиной правителя. Я мог быть спокоен, как и дух Энета.
Я сидел за столом, перебирая хлам из бумаг, собравшихся со временем. Они копились ещё с времён правления отца, так что даже вызывали интерес.
Огонёк свечи передо мной подрагивал. Он единственный освещал мой стол. Спички, которыми я зажигал свет, сегодня закончились, но новый коробок я не спешил просить.
В дверь постучались, и я поднял глаза на нее, усталость прикрикнув:
— Входите!
В кабинет зашёл стражник, ныне мой помощник Мэйн. Он оглянулся и закрыл за собой дверь, подходя к моему столу. Тусклый свет стал озарять его задумчивое лицо.
— Ваше Величество, в столь поздний час вам стоит уже отдыхать. Почему вы ещё не спите?
Мы с ним были почти ровесниками, но иногда мне казалось, что передо мной никто иной, как старик, вечно следящий за мной.
— Я отправил служанок, сказав, что скоро лягу, не стоит никого звать, я почти закончил, - возвращаясь к бумагам, пояснил я.
Он не стал меня переубеждать или упрашивать, зная, что это бесполезно. Мэйн придвинул от стены стул к столу и присел на него, я же продолжил разбор.
Меня не напрягал его непрерывный взгляд, мне нечего было скрывать. Я считал, что ничего серьёзного не обнаружу в стопке, которую я взял.
В мои руки попал конверт. Я насторожился, схмурив брови. Медленно я раскрыл его и достал лист, свёрнутый в несколько раз. Моё внимание полностью погладил текст:
«Имею возможность предполагать, что по дворцу пошло недоброе движение. Люди оглядываются на меня и шепчутся. Министры отмалчиваются, слуги говорят, что ни о чём не ведают, а стража не подаёт виду.
Кажется, что мне уже не так и рады, потому желаю узнать у брата, каково его мнение, ведь оно для меня важно...».
Я не стал дальше читать. Пальцы сами сжались на бумаге, комкая её. Лицо моё ничуть не изменилось, но взгляд стал пустым. Письмо принадлежало дяде и адресовывалось отцу, похоже, в то время, когда готовился дворцовый переворот.
Как я понял, Энет догадался о перевороте и либо ничего не успел предпринять, либо всего лишь не смог.
Мэйн, не поднимая взгляда на моё лицо, без страха моей реакции спросил:
— Что-то случилось?
Я не ответил ему. Мои руки задрожали, я глубоко вздохнул и протянул руку с листом к свече, неуверенно, но чётко подставляя под огонь.
Мэйн вскинул брови и наконец взглянул на моё безучастное выражение лица. Он не нашёлся в словах, метастазы взглядом от моего лица к загорающемуся листку.
Я видел, как огонь захватывает бумагу, и ещё совсем немного времени, и мои пальцы бы попали под него, но я вовремя очнулся и отпустил горящий листок. Он упал на стол, грозя поджечь собой всё остальное.
Я и Мэйн одновременно вскочили с места. Пока я в исступлении судорожно продумывал план действий, Мэйн, не думая, рукавом потушил бумагу, а порывами ветра, образованными его резкими движениями, и саму свечу. Комната погрузилась во мрак.
Я сжёг прошлое, а Мэйн потушил этот огонь, норовящий захватить и настоящее. Мы оба застыли в темноте, и не выдержав её натиска, я распахнул шторы, а после раскрыл окна, впуская свет луны, легко влившийся в комнату.
