Доразбирался

рабочим
столом; в глубокой задумчивости отыскал упаковку спа-
сительных лекарств в верхнем выдвижном ящике. «Что за
Говоров такой? Этот глазастый спорщик с нафабренными
усищами, что ли? Это они о рыжем говорили? – думал Чул-
ков, запивая таблетки водой из стакана: — Говоров... Горлов...
Готов... Не знаю. Надо бы в книжном посмотреть, что там
из современного представлено». Чулков, встав из-за стола,
сдёрнул с вешалки плащ и надел его. Поплёлся к двери, неся
в руке толстый портфель. Выключил свет в кабинете и, по-
ворачивая ключ в дверном замке́, негромко произнёс
в су́теми коридора:
— Так они меня дедулькой называют?! Вот, засранки! Де-
душкин кружок, значит? Сыкухи! – возмутился пожилой
критик, отрыгивая воздух. Но тут же быстро успокоился,
не позволив своим негативным эмоциям расплескаться
дальше грани сиюминутного раздражения. Вскоре же, при-
ехав домой, и вовсе заставил себя мысленно отвлечься
от подслушанного им девичьего разговора. На следующий
день в книжный магазин он не пошёл, подумав: «Какой-то
там Гаврилов... Тоже мне птица!»

Но что-то необъяснимое произошло с Чулковым со време-
ни прошедшего собрания. На всех последующих заседаниях
литературного кружка́ доставалось теперь исключительно
студенткам: Чулков распекал девушек с особым остервене-
нием.