3.
На следующий день Юдифь с утра объявила, что мне придется работать в библиотеке, где я должен буду помогать ей разбирать бесплатные учебники для студентов.
В мудрой тишине библиотеки мы оказались одни. Книг, подлежащих ревизии, было много, целая башня. Мы просматривали их на предмет целостности, сортировали и укладывали в стопки. Юди была одета в синее платье, легкая ткань которого служила ее загорелому телу примерно тем же, чем служит пена морской волне.
Глядя на нее, я понимал цирковых артистов, которые вешают себе на шею удава, да еще позволяют обвить себя его упругой плотью. Где-то я читал, что это безопасно, пока удав не сделает четвертое кольцо вокруг своей жертвы. Однако в поведении Юди я не усматривал намерения опоясать меня хотя бы одним кольцом. Она была деловита и собрана. Мы почти не разговаривали. Но вот в ее руках оказался очередной потрепанный учебник. Полистав его, она с негодованием швырнула книгу в кучу забракованных томов.
- Черти что творят, - произнесла она. - Половины страниц нет. Очевидно, и в знаниях то же самое. А ведь Лакан утверждает, что в основе знаний лежит наслаждение.
- Очередной софизм, - отозвался я.
- Ну, почему обязательно софизм? - возмутилась она. – Все б тебе софизм. Лакан учит, что знание сродни желаниям. Это когда хочется еще, еще и еще. Говоря о желаниях, он сравнивает их с гонкой Ахиллеса за черепахой, где Ахиллес не может ее догнать. Всякий раз он не находит ее в точке на начало очередного этапа.
- Не правда ли, очень странная точка, - заметил я, пролистывая очередной учебник. – При ее достижении желаемый объект, как бы размагничивается. Притом иногда до такой степени, что становится подобен ничто. А софизм состоит в том, что Лакан исходит из ложного утверждения, будто человек может желать только благо и только то, чего у него нет. Он это прямо говорит на своих семинарах. Но человек часто не знает, что для него истинное благо и не может желать знаний, которые ему не нужны, хотя он их не имеет. Зато процесс познания – хороший пример стремления Эго к достижению абсолюта. Ведь если знания – сила, то они могут дать абсолютную власть.
- По-твоему, знание не могут радовать? – удивилась Юди.
- Конечно, знание может быть и источником удовольствия, поскольку познание – это творческий процесс, и значит, воспринимается разумом как благо, – рассудил я. - Отсюда впечатление истинности софизма Лакана. Но, говоря о знаниях, Лакан смешивает две разные сущности в одно понятие. То есть впрягает коня и трепетную лань в одну телегу. С одной стороны знания сами по себе представимы как результат бесконечного восхождения к абсолюту всеведения. Но поскольку абсолютно только ничто, черепаха истины всегда будет впереди Ахилеса. Притом, очень возможно, что разрыв между ними будет увеличиваться. У мышления существует природная связь с такого рода знаниями. Это подмечали многие философы. Но мышление диалектично, и потому множит сомнения и интерпретации. Они-то и являются одним из тех факторов, которые заставляют Ахилеса отставать от черепахи. А с другой стороны, Лакан как будто имеет в виду знания как источник творчества, стремление к познанию истины. Такие знания больше свойственны логосу разума. Тут наблюдается избирательность знаний, склонность к ним, любовь к какому-то их роду и нелюбовь к некоторым другим сведениях. Отсюда желание и нежелание знать. Кстати, сам же Лакан утверждает, что наши желания – это желания Другого. Интересно, что этот, таинственный Другой, в разных случаях другой. Таким Другим, в частности, являетесь вы преподаватели. Давая знания, вы вольно или невольно меняете структуру логоса своих учеников. И очень возможно, что кто-то из них вместо наслаждения красотой яблони будет рассматривать ее плоды с точки зрения протекания в них химических реакций. Вот тут бы к месту пришлось утверждение Лакана, где заменив слово «любовь» словом «знания», мы получим: «Это дар того, чего у тебя нет, тому, кто этого не хочет».
- Ну, во-первых, знания у меня есть, - заявила Юдифь с некоторым вызовом.
- Ой-ли? – усомнился я, сопровождая свою реплику усмиряющим жестом. – Вот вы знаете учение Лакана и считаете его большим философом. Но, думаю, это знание вам навязано «Другими», такими же, как ваш Цицерон.
- Какой Цицерон? – вскинула брови Юдифь.
- Не важно какой, - не стал я исправлять свою оговорку по Фрейду. - И раз уж вы верите Лакану, то верьте и его утверждению, что все ваши знания, вкусы, понятия, представления и фантазии, все это посеяно и взрощено в вашем разуме социумом культурной среды вашего обитания. Все это не ваше. Даже ваши желания определяются рекламой, модой, образцами из кино, мнением других. Пока вам не объяснят, что «черный квадрат» содержит смысл, вы будете считать его автора придурком. Ваш любимый Лакан поддерживает идею того, что одно из ваших горячих желаний – желание признания ваших воззрений, убеждений, суждений Другими. Но они, Другие, являясь их настоящими авторами, сами могут быть жертвой заблуждений и агрессий Других.
- А теперь скажи, что идея об отсутствии у меня собственных знаний и желаний - очередной софизм Лакана, - сказала она с неожиданной улыбкой.
- Конечно, софизм, - исполнил я ее чаяние. – Если человек строит дом, то он строит его из того материала, который ему доступен. Он же не может его построить из лунного камня. Он строит дом по собственному вкусу, даже если этот вкус навязан ему Другим. Ведь тот, Другой, ему не приказал. Человек выбрал свой проект из многих других. Поэтому дом этот его, а не Другого. И желания у человека свои собственные, даже если они своим происхождением обязаны желаниями Других. А где же еще взять их образцы, как не из внешнего мира? Внешний мир несоизмерим с человеком и служит ему дополнением, без которого существование личности под вопросом. Поэтому человек всерьез не отрицает внешнюю среду, как и разум не отрицает мышление, хотя внешняя среда может отрицать человека. Впрочем, величина этого отрицания зависит от творческой энергии личности.
- Это, видимо, следует из «Золотого треугольника», - догадалась Юди. - Значит, все во мне мое собственное и мне принадлежит, - подытожила она.
- Да, - кивнул я несколько набок, как бы оставляя место для нюансов. - Во всяком случае, вы несете ответственность за ваши знания, желания и помыслы.
- Перед кем? – поинтересовалась он.
- Прежде всего, перед своими учениками и логосом, а значит, и Богом, - сообщил я.
- Ты веришь в Бога, - спросила она серьезно.
- Увы, - вздохнул я. - Этому мешает мое знание того, что Бог – самая насущная реальность.
- И у тебя есть доказательства? – усомнилась она.
- Конечно, - ответил я. – Они выводятся из очевидного факта реализации принципов творчества и красоты в процессе творения природы и человека. Та сила, которая это совершает, разумна и есть Бог. В моем представлении, это творческая энергия Вселенной. Она безгранична, вездесуща и незрима.
- А как же черная дыра? – снова спросила она. – Ведь, насколько мне известно, Бог всеблаг. Зачем же он создал наше Эго.
- К сожалению, без «ничто, которое ничтожит» в творчестве обойтись нельзя, - пояснил я. – И дело не только в том, что творчество предполагает эволюцию, а значит, и смену одних произведений другими, но и в том, что в системе принципов творчества важными являются принципы «преодоления», «новизны» и «разнообразия». Так вот, диалектика, которую инициирует «ничто», как раз и образует механизм реализации этих креативных принципов.
- Выходит, Эго нам все-таки нужно и полезно, - сделала вывод Юди.
- Конечно, - подтвердил я. – Ничто нам нужно, чтобы преодолевать его тяготение к смерти. Но делать это следует посредствам повышения творческой энергии, а вовсе не с помощью софизмов Лакана.
- Но софизмы – тоже своего рода творчество, - рассудила она.
- Своего рода, - подтвердил я.- Но это творчество с отрицательным знаком.
- Однако надо признать, что и такое творчество может быть полезным для выяснения истины, - заявила она. – Перед ошибкой закрываешь дверь? Как истина войдет сюда теперь?
- Да. Ничто, по сути, выполняет функцию понуждения к творчеству, - согласился я.
- Подожди, - вдруг остановилась она на какой-то мысли – Но чтобы преодолевать ничто, нужно этого хотеть. А ведь желания находятся в ведении нашего Эго, которое, как ты говоришь, в родстве с ничто. Притом, если верить Лакану, наши желания – это желания Другого. То есть, они навязаны нам обществом. Откуда же у нас возьмется желание преодолевать ничто и результаты его тлетворного творчества?
- А я и говорю, что эта концепция желаний Лакана – очередной его софизм, - сказал я. – Впрочем, Лакану хватило ума не утверждать, что все желания инициированы нашим Эго. Он говорит, что Эго проявляется в желаниях. И на том спасибо. Только ведь Лакан далеко не первый, кто взялся изучать природу желаний. Сущность желаний исследовали многие философы. Например, Франк доказывал, что желания имеют свою структуру. Человек желает купить дорогую машину. Почему дорогую? Потому что это символ, знак его успешности, богатства, крутизны. Но что стоит за этим желанием? Возможно, это желание определяет желание понравиться красивой женщине. Но зачем ему это? Очень может быть, что ему хочется большой и светлой любви. Как выражается Лакан: «Он желает быть желанным». И это желание уже его собственное. В отличие от первого, внешнего желания, оно не навязано ему извне. Оно ему было присуще еще в глубоком детстве, когда он желал быть желанным для матери, отца, тех, кого он любил, и кем хотел быть любимым.
- То есть, желать быть желанным для человека естественно. Оно заложено в его природе, - сделала вывод Юди. – И тут получается, что Лакан, наконец, прав? Тогда почему же вчера ты сказал, что желание женщины быть желанной - это проявление ее Эго.
- Я не мог так сказать, - возразил я. – На вашу уверенность в том, что можно желать, чтоб тебя любили, а самой не любить, я ответил, что это желание продиктовано любовью к себе, а его подлинным автором является Эго. Такое желание обычно является разрушительным для любящего.
[justify] - То есть, это плохо, – предположила она. – Ведь, как ты говоришь, Эго ничтожит. Однако что плохого в том, что тебя любят, любуются тобой, хотят доставить тебе удовольствие? Ты же сам утверждаешь, что человек – существо творческое, а цель