2.
Другого раза долго не представилось, хотя в хлопотах по подготовке к учебным занятиям, мне приходилось встречаться с ней и выполнять ее распоряжения. Во время таких встреч я не однажды ловил себя на ощущении, будто становлюсь героем знаменитой скульптуры, где Лаокоонта обвивает змея Афины за то, что он метнул копье в Троянского коня. Впрочем, мой рассудок легко справлялся с этой иллюзией, не находя внешних признаков желания Юди нарушить дистанцию между начальником и подчиненным, или, как сказал бы Фрейд, между господином и рабом. Тем не менее, я кое-что почитал у Лакана, чтобы при случае не ударить в грязь лицом. И вот, по прошествии недели после нашей беседы, я был вызван в ее кабинет.
Кроме нее в кабинете оказался незнакомый мужчина с холеной аккуратной бородкой и в очках. Очки были с затемненными стеклами, поэтому глаза незнакомца были неразличимы. Но его авторитетный вид и надменные жесты выдавали в нем не только преподавателя, но и намерение выглядеть покровительственно. В ответ на это я вспомнил, что видел его прическу на картине П. Сведомского «Фульвия с головой Цицерона».
- Попей с нами чайку, Андрей, - сказала Юдифь.
На столе, действительно, стояли чашки, чайник и ваза с печеньями.
- Вот, познакомься. Это Аркадий Львович. Мой старый приятель, - говорила она, пока я подходил к столу. - Он преподает историю философии в университете. Я ему рассказала о твоем отношении к Лакану. И он захотел с тобой познакомиться. Надеюсь, ты не против.
Моим ответом было пожатие довольно вялой руки кандидата в Цицероны.
- Да, по поводу Лакана, – начал философ, едва я обзавелся чашкой с кипятком, в которую принялся макать пакетик с чаем. – Как я понял со слов Юлии Дмитриевны, вы отождествляете Эго то ли с чертом, то ли с дьяволом. Оно, якобы, - процесс абсолютизации нашего «Я», и потому оно – есть ничто, которое ничтожит. Правильно?
- Правильно, - подтвердил я, всем своим видом показывая, что этот вопрос решен мной окончательно.
- Но какие же у вас основания так думать? – его тон экзаменатора исключал обращение «коллега».
Зато было ясно, что Юдифь не смогла передать ему всех моих доводов. Скорее всего, она рассказала обо мне как о каком-то феномене или курьезе и теперь желает видеть, как преподаватель профессионально снимет с меня голову и преподнесет ей на блюде, как это было в истории отношений Иоанна Предтечи и Саломеи.
- А чем природа Эго отличается от природы дьявола? – спросил я, зная, что лучшим ответом на трудный вопрос является еще более трудный вопрос.
- Ну, как же? – ничуть не смутился мой экзаменатор. – Дьявол – это потусторонняя сущность. Представитель инфернального мира. Воплощение зла. То есть, дьявол – это выдумка некоторых религиозных учений. В реальности его не существует. А Эго - термин, введенный Фрейдом в 1920 году в его работе «По ту сторону принципа удовольствия». И означает этот термин просто «Я», то есть, реально существующего, земного индивида, человека, субъекта.
- В свете учения Лакана еще неизвестно кто более реально существует, - возразил я.
- Как это, неизвестно? – насмешливо вопросил философ.
- А так. Из учения Лакана следует, что дьявол более реальное существо, чем субъект, - повторил я.
- Что-то я такого не припомню, - сообщил философ, направив на Юдифь недоуменный взгляд, чем опять мне напомнил Цицерона с картины, где именно такими глазами он должен был взирать на Фульвию.
- Но наверняка вы помните, что Лакан особую роль в познании реальности отводит зеркалу, - заметил я. - Между прочим, зеркалом успешно пользуются иллюзионисты. Оно позволяет им совершать свои трюки по изменению реальности.
- Вы хотите рассказать мне о зеркальной стадии в развитии ребенка? – вновь усмехнулся философ.
- Нет, я хочу вам напомнить о диалектике Гегеля, где он говорит о зеркальных противоположностях сущностей, которые, якобы, борются между собой. А все начинается со странного перехода «ничто» в «нечто», а «нечто» в «ничто».
- Причем здесь Гегель? – продолжал недоумевать преподаватель.
- Притом, что он немного приврал, - пояснил я. – По его мысли борьба противоположностей определяют отношения между такими категориями как количество и качество, форма и содержание. Зато диалектика Гегеля была признана источником и механизмом развития всего сущего. И вот некий Фердинанд де Соссюр, изучая роль знаков и символов в познании реальности, усматривает похожую диалектическую зависимость между означаемым и означающим. Идея не бог весть какая новая и восходит еще к Платону, где тот предполагал существование эйдосов, идеальных сущностей, и их конкретного воплощения в реальности. В упрощенном виде концепция Соссюра выглядит так. Есть объект и есть символы, знаки, позволяющие его опознать. Допустим, означаемым у нас является черт, а означающими символами его являются рога, хвост, шерсть, а также то, что он – воплощение зла, лжец и отец лжи и ничто, которое ничтожит. Вот эту идею сладкой парочки, «означаемого» и «означающего», Лакан и позаимствовал у Соссюра. А еще он позаимствовал идею структурализма, которая вышла из лингвистики и была прописана у Леви Стросса в его теории структурной антропологии. Суть этой идеи состоит в том, что объект может определяться с помощью структуры, куда он входит элементом. Это особенно понятно химикам, - посмотрел я на Юди. – В вашей таблице Менделеева строго определено место каждого химического вещества. Притом там есть пустые клеточки, которые должны занимать те элементы, которые еще не получены в опыте. Но вы о них уже все знаете: их вес, свойства, валентность и прочее. Вот тут-то Лакан и пускает в ход свое зеркало. Он зеркально меняет местами означаемое и означающее. Теперь означаемый объект может быть той самой пустой клеточкой в таблице. Его реальность зависит от структур, которые его выявляют. Отсюда получается, что черт вполне реальное существо. Ведь он подразумевается в различных религиозных верованиях, мы также знаем о нем из метафизики, о существовании ничто нам известно из философии, а из практической жизни нам известно о деятельности зла и его носителей. То есть, ту пустую клеточку, где наличествует ничто, данные структуры позволяют заполнить неким сущим. Прямо как у Гегеля, ничто переходит в нечто. Однако, прошу заметить, идея того что, структуры определяют реальность не принадлежит Лакану. Зато Лакан успешно усложнил ее. Средством для этого ему послужила работа Якобсона, где тот поведал о значении метафор и метонимий в определении означаемого объекта. Ведь даже элементы из таблицы Менделеева редко встречаются в природе в чистом виде. Вот и черт может быть представлен и как бес, и как нечистый, и как Антипа беспятый, и как исчадие ада, а по некоторым соображениям он идентичен Эго. Фактор вариативности означаемого может стать причиной изменения самих структур. Но если мы отождествляем черта с Эго, то ему будут больше соответствовать структурные связи социального или потребительского характера. Не знаю как в психоанализе, но в способе манипуляции сознанием все эти узлы структур и их элементов дают большие возможности. Можно доказать что угодно. Можно доказать, что карета и тыква – это одно и то же, так как служили транспортом для Золушки. Толкователи истин Лакан любят вспоминать, как он предложил рассмотреть слово «мужчина» в системе тех означающих, где этот объект представляется чистом виде, то есть, когда он соответствует своему эйдосу. И, как выяснилось, таких идеальных мужчин в живой природе не существует. Также не существует и идеальных женщин. Они плоды фантазий поэтов и романистов. Из этого следует вывод, будто и субъекта не существует. К тому же всякий обозначаемый нами как субъект на самом деле объект для экспансии понятий, представлений и знаний извне. Субъекту, как индивидуальности, по мнению Лакана, почти ничего не принадлежит. Его речь, фразы, поведение, понятия, представления, все заимствовано извне и клишировано. Но если субъект сам себе не принадлежит, если он всего лишь перчатка на руке Другого, то его сущностью является пустота или ничто. Вот, что такое ваш субъект, которого вы считаете более реальным, чем дьявол. И вот, что такое зеркало в руках Лакана, когда нечто успешно переходит в ничто.
- Однако Лакан, говоря об означаемом и означающих, ведет речь о знаках, – заметил философ. – В реальности я, например, все же остаюсь субъектом.
- А я и говорю, что Лакан мастер софизмов, - согласился я. – Ведь что такое субъект? Это человек, совершающий целенаправленную деятельность. Кто сказал, что «субъект» - означает уникум, действующий и мыслящий вне контекста социума и культурной среды? И вообще, почему субъект – это обязательно человек? Разве кошка, преследующая мышь, не субъект? Почему Лакан считает, что ребенок до стадии зеркала лишен субъектности? Да, ребенок не отделяет себя от внешнего мира, но разве мать, отец, игрушки, кошка не являются объектом интереса, познания для его разума? Притом Лакан сам себе противоречит. Ведь из его же концепции структурализма бессознательного следует, что одинаковых структур логоса не бывает, и значит, их разнообразие соответствует природе субъекта. Зато чего, действительно, не существует, так это идеальных сущностей, будь то мужчина, женщина, или субъект. Платон наврал. Чтобы образовался эйдос, например, птицы, необходимо образование эйдосов яйца, крыла, пера, клюва, и так до бесконечности, каковую невозможно смоделировать и предусмотреть в идеальном образце летающего существа. Это заметил еще Аристотель. Поэтому, когда Лакан проделывает свой фокус с исчезновением субъекта, он на самом деле срывает платок с мнимого предмета, которого не было, и потому нет.
- То есть, по-вашему, Лакан - софист, а Платон - фантазер? - нахмурил лоб над своими очками философ.
[justify] - Конечно, - подтвердил я. – Возьмите утверждение Лакана, будто любящий обязательно любим. Ведь мы знаем, что чаще всего наоборот. Не зря же говорят: «Когда один любит, другой позволяет себя любить». Конечно, можно признать, что любящий бывает вознагражден за любовь. Своей любовью он может заслужить благодарность, сочувствие, дружбу. Но получить любовь за любовь... Вспомните переживания Макара Девушкина из романа Достоевского «Бедные люди» или историю «Бесприданницы» Островского. Однако какие претензии мы можем предъявить Лакану? Благодаря «сладкой парочке» «означаемого» и «означающих», он получает возможность говорить любую чушь. Хрустальный башмачок золушки он может напялить на любую ногу. По поводу своего софизма о