раздевалась. Это фраза из пес-
ни Азнавура «Цыганщина». Так переводится слово «богема».
Наташа — там, над крышей дома, — стала на миг и на после-
дующие годы — моей женщиной. Это убеждение оставалось
со мной до тех пор, пока я не встретил Оксану. Но это
сюжет другого рассказа.
Наташа же после того свидания стала мне необъяснимым
образом близкой, будто родной. Но был ли я её художником?
Стал ли я ей ближе хотя бы на миллиметр? Вряд ли. С тех пор
мы виделись всё реже и реже; если прогуливались, то красавица
не брала меня под руку, как прежде, и не опускала своей головы
мне на плечо. Странно, но вскоре она перестала искать со мной
встреч. А я томился и скучал, но недолго. Наташа не звонила
мне, возможно, потому что настала пора вступительных экзаменов
в институт, и она была занята. Наши пути с девушкой больше не
пересекались; в её двор я перестал заходить совсем. Поступив в
институт на факультет английского языка, она до сентября уехала
на Кубань. Я некоторое время вспоминал смуглянку. Говорили,
до отъезда из Москвы её видели идущей в объятиях одного
коренастого шатена — вожака местных хулиганов.
А я тем летом поступил в медицинское училище на фельд-
шерское отделение, окончив восьмилетку. Каникулы провёл
в Подмосковье.
Сегодня в интернете о троллейбусе маршрута «Б» можно
узнать следующее: «Троллейбус № Б ушёл в историю; марш-
рут продолжает обслуживаться автобусами». О Наташе ни-
какой информации в интернете я не нашёл — ни в одной
из социальных сетей. Дом, где она жила, стои́т и поныне;
над крышей второго подъезда возвышается машинное отде-
ление лифта, окрашенное в белый цвет. То самое!
