И ЭТИМ ВСЕ СКАЗАНО!.. Часть 1. Школа. Глава 8.

быть, и прислушалась бы к ее словам, - но не сегодня.

Николай Иванович вынул из кожаной папки, лежащей у него на коленях, - я только что это заметила, - сложенный вдвое тетрадный листок и, после некоторого колебания, протянул его мне.

Я развернула его и быстро пробежала глазами текст. В этом мерзком письме действительно говорилось о том, что учитель истории Таланов Тимур Александрович пользуется своим положением и совершает развратные действия в отношении своих малолетних учениц, - в качестве примера, в частности, действительно была приведена я. Кроме того, особенно подчеркивалось, что у одноклассников несчастной девицы, - то есть, меня, - есть неопровержимые доказательства всего этого…

Меня аж заколотило от ярости. Я прочитала это письмо раз, другой, - и только тут вдруг заметила, что оно написано… моим собственным почерком…

Подозрительно знакомые буквы расплылись у меня перед глазами. Я в немом недоумении подняла глаза на Тимура и внезапно поняла причину этой его неожиданной неприязни ко мне. Просто он, разумеется, тоже узнал мой почерк и, по всей видимости, решил, что это я сама специально написала эту анонимку, чтобы подставить его и, вероятно, отомстить ему за то, что он не ответил на мои чувства.

И это было самое ужасное в данной ситуации…

Я шумно сглотнула, пытаясь взять себя в руки и собраться с мыслями, потом протянула письмо обратно инспектору и дрожащим голосом призналась:

- Но это же мой почерк!..

- Твой почерк?.. - переспросил Николай Иванович, но в его голосе я не услышала особого удивления, - словно он заранее уже знал об этом. Вероятнее всего, это действительно так и было. - Ты уверена в этом?..

- Точнее, он очень похож на мой, - тут же поправилась я. - Но это не я написала!

После этих своих слов я решилась-таки искоса взглянуть на Тимура, чтобы понять, какую реакцию произвело на него мое признание. И тут же пожалела об этом. Его черные горящие глаза были чуть прищурены, словно он не верил ни одному моему слову. И, осознав это, я чуть было не расплакалась.

В этот жуткий момент мне, признаться честно, было совершенно безразлично то, что может подумать обо мне этот милиционер, директор, завуч, остальные учителя и ученики, - да хоть весь мир, - мне это было фиолетово… Даже мама, если уж на то пошло… Но то, что Тимур посчитал меня способной совершить такую подлость и, кажется, ни на секунду даже и не усомнился в этом, было для меня самым ужасным во всей этой истории. И это было единственное, что тревожило меня по-настоящему, - потому что все остальное было попросту несущественно… И сейчас для меня самым важным было даже не столько оправдаться перед всеми остальными, поскольку, зная о полнейшей невиновности Тимура, я ни на миг не усомнилась в том, что правда восторжествует, и он будет оправдан, - сколько самой оправдаться перед ним, заставить его поверить в то, что я не имею ни малейшего отношения к этой анонимке, - хоть и написана она действительно моим почерком… И я прекрасно понимала, что, при сложившихся обстоятельствах, это будет не так-то просто…

- Вообще-то, Тимур Александрович уже заметил, что письмо написано твоим почерком! - как бы вскользь обронил инспектор, очень внимательно глядя на меня.

- Но это не я его написала!.. - с отчаяньем в голосе закричала я, чувствуя, что мои глаза снова наполняются слезами от осознания того, что мне никто не верит. В сторону Тимура я боялась теперь даже смотреть. - Клянусь, это не я!..

- Инга, доченька, успокойся; тебя никто ни в чем не обвиняет! - ободряюще улыбнулась мне мама.

- Ты не понимаешь!.. - воскликнула я дребезжащим от непролитых слез голосом. - Мне никто не верит!.. Это же все просто подстроено!.. Кто-то нарочно подделал мой почерк и написал эту фальшивку, - специально для того, чтобы раздуть весь этот скандал!

- А кто мог бы это сделать, как ты думаешь? - быстро спросил инспектор. - Кому нужно было опорочить и тебя, и Тимура Александровича? Кто мог хотеть такого скандала?

Я вдруг почувствовала внутри себя такую опустошенность, - словно я шарик, из которого разом выпустили весь воздух.

- Я не знаю, - почти прошептала я поникшим голосом. - Но я клянусь, что это не я!.. Тимур Александрович, это не я!..

К сожалению, я тогда еще не осознавала, что этими словами я лишь усугубляю свое положение, потому что подобное заявление было слишком явным доказательством того, что учитель истории действительно не совсем безразличен мне. И взрослые люди, умудренные жизненным опытом, - а тем более, инспектор комиссии по делам несовершеннолетних, который по долгу своей службы, вне всякого сомнения, сталкивался с различными жизненными ситуациями, - без особого труда могли догадаться об этом. Но сейчас для меня гораздо важнее было суметь убедить самого Тимура в том, что я не имею к этой анонимке никакого отношения. Я просто не могла допустить, чтобы он продолжал думать, будто это я нарочно пыталась подставить его. Одна уже только мысль об этом была настолько невыносима, что мне хотелось одновременно кричать, топать ногами, биться головой о стену, - и, в то же время, умолять Тимура простить меня за то, чего я не делала.

Я и без того прекрасно осознавала, что только я сама виновата в возникновении подобной ситуации. Если бы я сама не вела себя в свое время столь вызывающе и не заигрывала бы с Тимуром на глазах у всех, то негодяю, написавшему эту анонимку, даже и в голову не пришло бы сделать это. Но если Тимур не поверит мне и по-прежнему будет думать, что это я его оклеветала… Тогда я просто, наверное, умру…

- Инга, ты вовсе не должна оправдываться перед Тимуром Александровичем! - по-прежнему мягко, но уже с какими-то новыми недоверчивыми интонациями в голосе проговорил Николай Иванович, пытливо стараясь заглянуть мне в глаза. - Подумай, пожалуйста, еще раз и признайся: между тобой и Тимуром Александровичем происходило когда-нибудь что-то такое, о чем тебе следовало бы сейчас нам рассказать? И не пытайся покрывать его, - мы все равно, рано или поздно, обо всем узнаем!

- Да нет же!.. Почему вы мне не верите?! - с отчаяньем в голосе выкрикнула я, и так долго сдерживаемые слезы заструились, наконец, по моим щекам обжигающим потоком. - Между нами никогда ничего не было!.. Черт возьми, да мы, помимо уроков, двух слов друг другу не сказали!..

Самое главное, что это действительно было почти правдой. По крайней мере, последние два месяца.

- Инга, постарайся меня понять, - я ведь не просто так упорствую в своем стремлении узнать правду! - терпеливо снова начал объяснять мне инспектор. - И, если ты сейчас намеренно покрываешь Тимура Александровича, - из страха перед ним или даже по каким-то другим соображениям, - то ты только делаешь ему еще хуже! Потому что в ходе расследования правда все равно выйдет наружу, и наказание будет еще более суровым!

По моим щекам все еще текли слезы, но в груди уже нарастала глухая ярость из-за того, что мне не верили. Мое сознание, очевидно, защищаясь, потихоньку перестраивалось, и теперь уже именно этот факт казался мне наиболее отвратительным. В сравнении с этим даже чертова анонимка временно отошла на задний план, и меня сейчас уже больше расстраивал не столько сам факт ее получения, сколько то, что инспектору оказалось недостаточно одного моего слова.

Для меня, никогда не лгавшей в серьезных ситуациях, - истории, наподобие списанной контрольной, я сейчас не учитывала, - но когда речь заходила о чем-то действительно важном, я всегда говорила только правду, даже если это могло оказаться мне во вред, и вполне справедливо гордилась своей честностью. Поэтому то, что мне не верили, оказалось для меня настоящим шоком.

- Я не собираюсь покрывать Тимура Александровича! - решительно смахнув слезы со щек, заявила я и неожиданно почувствовала, что мне удалось внутренне как-то немного успокоиться, прийти в себя и взять себя в руки. - Я клянусь вам в этом! - добавила я все еще чуть дрожащим от обиды, но уже гораздо более твердым голосом. - Я клянусь жизнью, пионерской организацией, Лениным, Партией, Богом!.. - какая клятва больше удовлетворит вас и заставит, черт возьми, мне поверить?! Вы только скажите!..

Я уже больше не плакала, хотя все еще безуспешно изо всех сил пыталась сдержать охватившую меня нервную дрожь. А еще я хотела бы, чтобы в моем голосе они услышали просто убийственный сарказм, который разом привел бы их всех в чувство. Не знаю, конечно, насчет убийственного сарказма, но что-то мне удалось, очевидно, потому что на лицах всех находящихся в кабинете людей вдруг явно отобразилось удивление и недоумение.

На всех лицах. Кроме Тимура. Его лицо по-прежнему было каменным и непроницаемым. Он смотрел на меня, словно на некое омерзительное диковинное насекомое, копошащееся у него под ногами. И от этого мне снова захотелось зареветь. Прямо в голос.

- Инга, пойми меня, пожалуйста, но я просто вынужден провести расследование по такому вопиющему факту!.. Возможно, ты, в силу своего юного возраста, еще и не осознаешь весь ужас происходящего… - снова завел свою шарманку инспектор, хотя вид у него при этом теперь уже был несколько растерянный и куда менее уверенный, чем поначалу.

Он меня достал. Надоел. Все они мне надоели. Внезапно мне стало вдруг все равно, верят они мне или нет. Даже этот чертов Тимур Александрович. Я просто хотела уйти отсюда.

В конце концов, моя совесть была чиста. А уж, тем более, совесть Тимура Александровича, - будь он неладен!.. Я твердо знала, что они не смогут раскопать против нас никаких реальных фактов. А слухи и домыслы… Так это всего лишь слухи и домыслы. Мне плевать на них.

Поэтому я резко оборвала инспектора, не дав ему даже договорить до конца его фразу.

- Все это - чушь собачья!.. Если вам больше нечем заняться в этой жизни, - можете проводить здесь любые расследования, какие вам только вздумается!.. Хоть на детектор лжи можете меня направить, - мне фиолетово!.. Да он, - я почти с яростью и ненавистью кивнула на учителя, - и в мою сторону-то никогда не смотрел!.. Разве что на уроках, когда я отвечала!..

- Инга, доченька, успокойся!.. - вступилась, наконец-то, за меня, очевидно, пришедшая в себя мама. - Николай Иванович, с меня достаточно всего этого фарса! Сколько еще она должна оправдываться перед вами и уверять вас в том, что все это - ложь?.. Я верю своей дочери! За пятнадцать лет своей жизни она меня ни разу еще не обманула! И я всегда могла быть уверена, что, если она что-то говорит, - значит, так оно и есть!.. Конечно же, я совсем не знаю этого молодого