И ЭТИМ ВСЕ СКАЗАНО!.. Часть 1. Школа. Глава 8.

Инга.

После этого не слишком удачного празднования Восьмого Марта все кардинально изменилось. Я приняла твердое решение перестать изображать из себя дурочку перед всеми, - и, в первую очередь, перед самим Тимуром Александровичем. Но это не значило, что я сдалась, - вовсе нет!.. Я по-прежнему совершенно искренне верила, что в этой жизни нет никаких непреодолимых препятствий, и я непременно, рано или поздно, добьюсь своего. Но пока единственной безусловной преградой являлся мой юный возраст, - а с ним я ничего не в силах была поделать.

Вторым серьезным камнем преткновения было то, что Тимур являлся моим учителем, а я - его ученицей. Но как раз этот вопрос уйдет с повестки дня уже очень скоро. Не за горами был конец учебного года; я уйду из школы и поступлю в техникум; а значит, одной проблемой уже станет меньше.

Все, в конечном итоге, сводилось к одному: мне требовалось время, которое, рано или поздно, расставит все на свои места.

Правда, меня, признаться честно, немного смущал тот очевидный факт, что, к тому моменту, когда я стану, наконец, взрослой, мой избранник давно уже может жениться и обзавестись кучей ребятишек. Но я искренне старалась поменьше думать об этом. Я просто решила положиться в данном конкретном вопросе на судьбу, в надежде на то, что она, - эта самая судьба, - непременно будет ко мне милостива и благосклонна.

Подобный фатализм, кстати, был совершенно несвойственным для меня, поскольку моя деятельная натура требовала неуклонно добиваться поставленной цели, - а не сидеть у моря и не ждать погоды. Но, что поделать, - дурой я тоже не была, на самом деле, а потому прекрасно понимала, что все мои усилия будут тщетными. Поэтому я смирилась, как бы тяжело мне это не далось, и стала просто ждать.

Очевидно, мое теперешнее поведение настолько сильно отличалось от того, которое я демонстрировала на протяжении предшествующих шести месяцев, что первые недели Тимур Александрович лишь недоуменно хмурил брови, поглядывая на меня, словно каждую секунду ожидая какого-то подвоха. Он, явно, не в силах был понять, как сумасшедшая влюбленная девчонка, чуть ли не открыто преследовавшая его, вдруг превратилась в спокойную покладистую отличницу. Я даже, каюсь, перестала списывать на его уроках, чтобы даже этим не выделяться из числа других учеников. В конце концов, для меня, с моей феноменальной памятью, вовсе не составляло проблемы честно выполнить домашнее задание по одному-единственному предмету.

На уроках истории я тоже вела себя скромно и примерно. Больше не было никаких мимолетных вызывающих взглядов, никаких весьма двусмысленных реплик и острот, заставлявших покатываться со смеху весь класс. Я просто спокойно и внимательно слушала строгого учителя, стараясь, по возможности, лишний раз даже не встречаться с ним взглядами.

С одной стороны, Тимур Александрович, вне всякого сомнения, был, явно, рад моему изменившемуся поведению. По прошествии пары недель, убедившись, что я больше не собираюсь преследовать его, он тоже, вроде бы, расслабился, успокоился и стал вести себя более дружелюбно. Очевидно, этот бедолага перестал ощущать себя жертвой, вокруг которой кружит коварный хищник… Но, с другой стороны, иногда, все-таки случайно встречаясь с ним взглядами, я видела в его глазах недоумение, и мне казалось, что в глубине души он даже разочарован тем, что я так быстро сдалась.

Наивный человек!.. Он еще настолько плохо знал меня, что ему, конечно же, даже и в голову не могло прийти, что это еще далеко не полная капитуляция, а всего лишь временное затишье перед боем. И все самое интересное ждет его еще впереди!

Но, так или иначе, а мое такое вот скромное поведение быстро положило конец всем тем слухам, которые распространились было по школе после той злосчастной вечеринки перед восьмым мартом. Но, поскольку теперь я являлась просто олицетворением невинности и прилежания, все заинтересованные лица могли своими глазами убедиться, что я, несмотря на все эти гнусные досужие домыслы, совершенно равнодушна к кому бы то ни было, - а уж, тем более, к учителю истории. И думаю только лишь об учебе.

Тем неожиданнее для меня было то, что случилось впоследствии.

Гром небесный грянул прямо перед самыми экзаменами, - тогда, когда я меньше всего уже ожидала каких-то сюрпризов от этой непредсказуемой жизни.

Во время очередного урока географии в наш класс неожиданно вошла завуч.

- Здравствуйте, ребята! - проговорила она. - Садитесь, пожалуйста! Наталья Германовна, извините, что я прерываю ваш урок, но мне срочно нужна Новикова Инга!

Я, только что вновь присевшая на свое место, снова неуверенно поднялась, недоуменно глядя на завуча, пришедшую, как оказалось, по мою душу.

- Это ты - Новикова? - спросила та, разглядывая меня с каким-то явным неодобрением и, я бы даже сказала, презрением, причины которого я, хоть убей, не понимала. Такими глазами обычно смотрят на мерзкое насекомое, залетевшее в комнату и нарушившее покой добропорядочных граждан. - Пойдем со мной! Нам с тобой необходимо поговорить!

- Но о чем? - встревожено переспросила я, не двигаясь, однако, с места и мысленно пытаясь припомнить какие-либо свои ужасные проступки, за которые меня могли бы сейчас наказать. Но, как назло, в голову ровным счетом ничего не приходило. Моя совесть была абсолютно чиста, как у невинного младенца.

- Давай выйдем из кабинета! - настойчиво проговорила завуч, и ее отвратительно тонкие выщипанные брови грозно сдвинулись. - Не будем мешать Наталье Германовне вести урок!

Я в ответ растерянно пожала плечами и двинулась по узкому проходу между партами. Когда я проходила мимо Олега Малышева, он, вроде как, даже чуть привстал, словно пытаясь мне что-то сказать, но я, не обращая на него ни малейшего внимания, с высокомерным видом прошла мимо. После той памятной вечеринки мы не перекинулись с одноклассником больше ни единым словом, и меня это совершенно устраивало.

В коридоре, плотно прикрыв за собой дверь кабинета, завуч остановилась прямо передо мной и, чуть наклонив голову, отчего ее круглые очки немного съехали по переносице вниз, снова окинула меня с головы до ног своим суровым взглядом, в котором я вновь узрела нечто, весьма похожее на отвращение.

У меня реально сжалось сердце от непонятного тревожного предчувствия. У завуча, до того дня вообще не знавшего о моем существовании, просто не могло быть ни малейшего повода так на меня смотреть.

- Что-нибудь случилось? - спросила я, и мой голос невольно дрогнул.

- Да, кое-что случилось! - отрывисто и неприветливо отозвалась завуч и добавила еще более сухо. - В нашей школе произошло нечто, из ряда вон выходящее! Следуй за мной, пожалуйста!

И она, не посчитав, очевидно, нужным еще хоть что-либо добавлять к этому, решительно двинулась по коридору, даже и не оглядываясь, чтобы убедиться, что я следую за ней.

И вот тут меня охватила настоящая паника. Теперь я уже даже и не сомневалась в том, что произошло нечто ужасное и непоправимое. А иначе, - что могло заставить эту пожилую женщину, даже и не знакомую со мной ранее, обращаться ко мне так сухо и грубо?..

- Так что же все-таки случилось? - испуганно вскрикнула я, почти бегом бросаясь вдогонку за завучем.

- Потерпи минутку, - как-то совсем уж не по-доброму, сквозь зубы, отозвалась женщина, по-прежнему даже и не оборачиваясь в мою сторону. - Скоро ты все узнаешь!

Я сразу сообразила, что мы идем к кабинету директора. Мое сердце забилось еще быстрее; я почувствовала, что просто задыхаюсь от тревоги. Охватившая меня полминуты назад паника сменилась самым настоящим ужасом.

Но, войдя в кабинет следом за завучем, я недоуменно застыла на пороге, окончательно переставая что-либо понимать. Здесь, помимо самого директора нашей школы, с грозным видом стоящего сейчас посреди кабинета, скрестив руки на груди, находились также Тимур Александрович, какой-то человек в милицейской форме и моя собственная мама.

- Мама?.. - испуганно вскричала я, вообще практически не обращая внимания на всех остальных. - Господи, что ты здесь делаешь? Что случилось?

Теперь я окончательно уверилась в том, что произошло нечто ужасное. А что еще могло привести мою маму в школу, куда еще утром она даже и не думала идти, - не предупредив меня заранее, вызвав меня с уроков…

Мама подошла ко мне и молча обняла меня, крепко прижимая к себе. И я заметила, что в ее неестественно напряженном, словно окаменевшем лице нет, в буквальном смысле слова, ни кровинки, а в глазах застыл страх.

- Мама?.. - шепотом повторила я, изо всех сил стараясь справиться с нарастающей паникой. Но у меня это плохо получалось. - Мама, скажи мне, что случилось?..

- Давай присядем! - предложила мне мама, кивая на стоящие вдоль стены кабинета пустые стулья, и ее голос прозвучал при этом как-то странно глухо.

Мое сердце из последних сил отбивало похоронный марш. Я перевела перепуганный взгляд на директора и завуча, разглядывающих меня все с тем же непонятным неодобрением. Сидящий в противоположном конце кабинета Тимур почему-то вообще смотрел на меня с таким ледяным презрением, что у меня на мгновение перехватило дыхание, и я невольно опустила глаза. Немолодой уже милиционер приподнялся со стула при моем появлении. И я невольно отметила про себя, что лишь у него одного из всех присутствующих в кабинете людей выражение лица было приветливым и дружелюбным, а на губах играла доброжелательная улыбка. Но это лишь еще больше подчеркивало контраст с угрюмыми и осуждающими лицами всех остальных.

Да что здесь такое происходит, черт возьми?!

Не задавая больше вопросов, на которые я уже отчаялась получить ответы, я села на стул рядом с мамой. Милиционер подошел к нам, взял один из ближайших стульев и, поставив его прямо напротив нас, тоже присел.

- Здравствуй, Инга! - очень мягким приветливым голосом проговорил он. - Я - инспектор комиссии по делам несовершеннолетних Ленинского района. Меня зовут Николай Иванович Павлов.

Приехали, называется!..

- Очень приятно, - машинально пробормотала я, сосредоточенно пытаясь все-таки припомнить, что же такого я могла совершить, сама того, похоже, не заметив, если мною заинтересовалась даже комиссия по делам несовершеннолетних. Только вот этого мне и не хватало для полного счастья!..

- Я что-то натворила? - спросила я дрогнувшим голосом. Если мною