– Да, ну тебя! Зачем меня пугаешь?
– Это не я! Это тебя наша реальность пугает! И самое главное о твоем белом корабле... Думаю, если бы мы на нём попали в сильный шторм, то впечатлений тебе хватило бы навсегда! Самых отвратительных впечатлений, которые и вспоминать было бы тошно! Так что, лучше уж мы в этих пыточных креслах как-нибудь полсуток перекантуемся! А ты, чтобы размять косточки, возьми, да пройдись туда-сюда! Погуляй по самолёту, на второй этаж загляни, или в кинозал. Фильм, я заранее уверен, тебя не восхитит, но по ходу многому удивишься! Буфет тут где-то есть. Погуляй-погуляй! Всё равно Нью-Амстердам мы со своих кресел не разглядим…
– Какой еще Нью-Амстердам? – засмеялась жена. – Ты совсем всё перепутал!
– Миссис Светлана! Ваш муж абсолютно прав! – вмешался в разговор сидевший рядом Фёдор. – Нью-Амстердам – это первоначальное название Нью-Йорка. Вам должно быть понятно, захватчики из какой страны его так называли!
– Вот как?! Захватчики? Но тогда этого нового Амстердама не только мы, но и вообще никто больше не увидит! Ха-ха! Вы этого и не узнаете, господа! – хохотнула Светлана. – Билетов на двести лет назад для вас больше не будет! Но мне так хотелось оказаться над небоскрёбами, а окошко далеко… Может, нам уже и не придётся никогда… Ведь Сан-Франциско с другой стороны Америки!
– Не жалей, что ты далеко от окна! – успокоил я. – Нью-Йорк столь огромен, что каждый человек в нём букашка. И она рискует быть раздавленной если не физически, то уж морально, это точно! Как в Москве, в том ужасном человеческом муравейнике. Помнишь те стаи автомобилей, рвущихся по сигналу светофора с перекрёстков? Они же, как злые крысы! А люди всюду как голодные волки! И никому в этом зверинце ты не нужна со своим раскрытым от восторга или ужаса ртом. Огромный город – это всегда чудовищный дурдом, пожирающих жизни своего затюканного населения!
– Сашка! – засмеялась Светлана, – тебя залётные мысли опять куда-то понесли?!
– Не знаю, как вам, я меня большие города стараются превратить в запрограммированного робота! Огромные города – явные пережитки индустриального прошлого! Они не дают людям оставаться людьми! В них несчастные людишки не замечают неба, не замечают птиц, пчёл, ручейков, не чувствуют ветерка. Городские коробки и асфальт не позволяют заметить красоту даже самой обычной травинки… Они убивают запах сена… Убивают прелесть гниющей на берегу тины, когда грустишь у воды, где нежные волны облизывают твои босые ступни!
– А вы, мистер Гвоздёв, в душе настоящий поэт! – заметил Фёдор, не с восхищением, скорее, с сарказмом.
– Что вы, Фёдор! – вскинулась со смехом Светлана. – Для моего мужа поэзия как красная тряпка для разъяренного быка! Мой бык ее категорически не приемлет! Называет зарифмованным словоблудием!
– Странно! – заметил Фёдор. – А говорит-то ваш муж стихами!
– Ребята! Ну, какие стихи, ко всем чертям!? Жизнь – это проза! Ведь всем понятно, разве что, кроме буйно помешанных, что большие города милы только для откровенно ненормальных, которые не успели понять, что скрывается за их прямыми линиями и непрерывными перемещениями туда и обратно! Люди, прожившие жизнь в большом городе, не знают о существовании где-то настоящей жизни! Им внушили, будто в городах крутятся деньги, значит, в них кипит и жизнь. Они этому верят, поскольку ничего иного не представляют! А торговым воротилам это и нужно – чем больше людей толкается в магазинах, тем проще из простаков вытягивать те самые деньги, которыми они бредят. В общем, в городах наблюдается непрерывный круговорот денежного дерьма в природе!
– Ну, Сашка! Ты как всегда со своей собственной философией! – осудила меня Светлана. – Все не в ногу, один ты за всех переживаешь…
– Похоже, что так оно и есть! Пусть эти глупенькие людишки в кучу не сбиваются! Пусть мозги включают! – усмехнулся я. – Если же ты хочешь ходить строем, то по прилёту хватайся обеими руками за Фёдора и старайся не потеряться, топая строго за ним! Для тебя сегодня – это задача минимум!
– А у тебя какая задача?
– Одна-единственная! Тебя, моя Светка, не потерять в этих небоскрёбах! Лучше и нам бы вспомнить, как было раньше: бабка за репку, репка за дедку! В общем, эти бабки и дедки сами знали, за кого им хвататься, чтобы во время пересадки не потеряться! – улыбнулся я жене, стараясь снять с нее беспокойство из-за приближающейся посадки в США.
Глава 18. Вот и Нью-Йорк
Когда мы оказались в чудовищно большом терминале аэропорта Нью-Йорка (терминалом Фёдор назвал основное здание, с которого могло начаться наше знакомство с городом), Фёдор сбегал на разведку к главному информационному табло и, возвратившись, сообщил раздраженно, будто нечто неладное он предчувствовал ещё в Москве, а здесь оно сбылось.
Оказалось, что наши транзитные посадочные талоны на рейс в Сан-Франциско, то есть в (SFO), выданные в Шереметьево с отметкой Gate E14 (это означало номер гейта или, по-нашему, выхода на посадку в самолёт), не соответствуют местной действительности. В Москве всё выглядело весьма разумно, а на деле-то оказалось никак не согласованным с аэропортом Нью-Йорка.
Нам же, как разглядел Фёдор на главном табло, теперь нужен был выход Gate B8. И уж самое удивительное, развёл он руками, не в силах рационально это объяснить, что:
– Даже время вылета в талонах указано другое. Нам придётся поторопиться, чтобы успеть! Предстоит на специальной электричке, курсирующей вдоль тех гейтов, поскорее доехать до своего. Может, минут пять понадобится, а может и двадцать, разберёмся по ходу. Но сначала бы нам выбраться на улицу, а там ещё метров триста до поезда пешком...
Вот когда мы от души порадовались со Светкой, что не тащим на себе большой груз. Его бы пришлось забрать с движущейся грузовой ленты, которой оказалось не по пути с нами, и надрываться всю дорогу до вагона. Те самые триста метров!
Вообще-то, в наш первый перелёт почти всё казалось проще, нежели стало потом, когда после планового разрушения самими же американцами трёх небоскрёбов в центре Нью-Йорка (третий, который разрушился будто сам по себе, ведь самолёты в него даже на словах не врезались, американцы показывать не любят!), всему миру объявили о каком-то необычном терроризме. Якобы он уже совсем не тот, который был раньше, и жить с ним ну никак никому невозможно! Вот США и обязались яростно бороться с терроризмом за всех! Прямо-таки, Бременские музыканты какие-то!
Тогда всюду и внедрили аэропортовский стриптиз, вплоть до шнурков, выворачивания карманов и ощупывания всех подряд… От щекотки обхохочешься!
Первый глоток американского воздуха, который мне достался на перроне электрички, буквально вдавился в меня таким напористым ветром, что я задохнулся. Воздух оказался тёплым, но с отвратительной моросью, имевшей привкус гниющей океанской волны.
И это, между прочим, было всё, что мне удалось познать, побывав вблизи Нью-Йорка, города, известного всему миру. Побывать-то я побывал, но ничего не увидел. Даже того, на каком из сорока двух островов я тогда оказался.
Тем не менее, формально я получил право сообщать всем, почти не искажая действительность, будто:
«В Нью-Йорке я, конечно же, бывал! О, да! Это настоящий город! Но рассказывать о нём бесполезно! В нём однажды надо просто оказаться, чтобы всё понять!»
Слава богу, никто у меня не спрашивал, где я успел побывать в том Нью-Йорке.
А пока мне приходилось загораживать своим телом продрогшую Светку. Ей, сразу обалдевшей от мокрого ветра, было не до какого-то там Нью-Йорка! Только бы поскорее в любой вагон! Их вереница уже подкатила откуда-то, словно специально для нас.
Глава 19. А теперь Сан-Франциско
Наш самолёт, заполненный пассажирами наполовину, успешно пересёк весь американский материк! От восточного побережья Атлантического океана, где покоится Нью-Йорк, до самого-самого западного побережья Тихого океана, где по холмам раскидался Сан-Франциско!
– У них тут всюду океаны, а посредине – огромная и никому не нужная суша! – заключила моя жена.
Если вдуматься, то наше перемещение в пространстве должно было потрясти кого угодно, но мы для восприятия столь сильных впечатлений чересчур устали!
Впрочем, вид сквозь иллюминатор нас оживил. За пять часов полета мы, так и не накормленные местными авиационными жмотами, наконец, приблизились к Сан-Франциско.
Сначала в иллюминаторе возник лишь однообразный кусочек океана, потом самолёт лёг на крыло и долго вырисовывал широкий полукруг, а солнце неожиданно заиграло миллионами бликов искрящегося залива и открыло взору протяженную горную гряду, включило на всю мощь яркие краски цветастого города, уходящего за горизонт…
Казалось, будто наш самолётик круто соскальзывал прямиком в самый настоящий рай! И тогда у нас перехватывало дыхание. Перехватило от предвкушения того неизведанного рая, то ли от быстрого снижения на трижды грешную американскую землю.
В общем-то, нас в равной степени мог принять любой из трёх аэропортов Сан-Франциско и даже международный аэропорт «Минесота Сан-Хосе», поскольку рейс по справедливости считался не международным, а внутренним, тем не менее, свой полёт мы закончили в так называемом международном аэропорту Сан-Франциско.
«Всего-то пять часов и сорок минут понадобилось, чтобы долететь до Сан-Франциско!» – так решил бы кто угодно, только не я, поскольку мне казалось, будто именно через меня волоком протянули целую вечность, измотавшую нас вконец, и потому я лишь воскликнул, вознеся театрально руки к небу:
– О! Святой Франциск! Наконец-то ты возник пред нами – Спаситель наш! Так укрепи же нашу уверенность в том, что перенесённые муки стоили того, чтобы оказаться в твоих объятиях на другом полушарии Земли даже без подходящей к этому жуткому климату одежды?!
– Сашка, на тебя явно перелёт подействовал! – устало произнесла жена, начисто утратившая свой горячий энтузиазм. – Смотри на всё проще! И не нужно мне ничьих объятий! Нужен только душ! Я чувствую себя скомканным пыльным чемоданом, который безжалостно таскали по всей планете!
Зато Фёдор сдержано ликовал в связи с возвращением на родные просторы.
[justify]– В любое время года, когда прилетаю сюда, – поделился он вырывающимися наружу впечатлениями, садясь за руль своей белой «Камри», две недели дожидавшейся его на парковке аэропорта, – меня всегда встречает туман! Он – будто визитная карточка Сан-Франциско! Как и старинный мост «Золотые ворота», красиво нависающий над заливом. Вообще-то, здесь много мостов над
