Сочельник безжалостно заметал снегом дикий лес, заброшенную дорогу между вековыми кедрами и каменный замок, черной скалой заслоняющий ночное небо. Метель разбивалась о глухие стены, осыпалась метровыми сугробами у высоких давно не открывавшихся дверей.
Там внутри ещё теплилась жизнь. В огромном камине, сжиравшем когда-то в своей утробе метровые чурбаки брёвен, сиротливо догорала куча паркетных дощечек. Треск их прощальной перестрелки рикошетил между колоннами, таинственно шелестел эхом где-то в паутинах невидимого свода, тонул в кромешной темноте зала. В круг мерцающего света втиснулся лишь кусок старого затоптанного ковра на полу, пустая чугунная дровница в виде дракона и огромное кресло-трон с сидящим в нём хозяином.
Граф
Скрюченные пальцы старика с грязными отросшими ногтями сжимали дорогой кубок, на дне которого мутно поблёскивали последние капли талой воды. Серое морщинистое лицо со впалыми щеками, заросшими редкой седой щетиной, обрамлялось такими же грязными остатками волос. Удлинённая голая макушка в пигментных пятнах торчала жёлтым маяком из кучи коричневого меха.
Граф, закутанный в старую медвежью шкуру, не отводил взгляд от пляшущих языков пламени. Теперь он не боялся замерзнуть. Осенью от него сбежал последний слуга, забыв заготовить дров, но не забыв серебряные столовые приборы. Когда пришло время топить камин, одинокий старик побросал в топку стулья. Их хватило на месяц. Другая мебель тоже была деревянная, но сил, чтобы её как-то разбить, у Графа не хватало.
Книги или быстро сгорали, или вонюче чадили горелой кожей обложки. Уже неделю он грелся паркетом. Уж этого добра ему хватит ни на одну зиму. И разбирается легко. Так же легко он наскребал в серебряное ведёрко снег и грел его в камине.
Вот с едой было хуже. Вернее, её сначала не стало совсем. А потом…
Мируна
Любимый хозяин сегодня опять спал, сидя в своём огромном кресле, свернувшись высохшим калачиком и с головой завернувшись в страшную шкуру. Жалко его: совсем старый, а его все бросили.
Мируна слышала рассказы слуг о его прежней жестокости, но не верила. Она помнила его ласковые руки на своем теле. Помнила, как пела ему песенки, согревала своим теплом, а он шептал ей что-то на ухо нежное и доброе.
Сегодня она принесла хозяину зайчонка. Аккуратно положила окровавленную тушку рядом с вытянутыми к огню ногами и сама придвинулась поближе к теплу.
Охота была нелегкой. Многие лесные жители (кроты, змеи, ежи…) залегли в спячку. Всю ночь выслеживала зайчиху, чтобы определить, где находится нора. Зимние зайчата редки, но зато и жирнее, чем летние. В прошлый раз ей удалось поймать старого глухаря. Еле дотащила до замка, зато еды хватило на три дня.
Её любимый человек встрепенулся, вытащил откуда-то железный прут и, не вставая, проткнул им зайчонка насквозь. Мируна видела, как жадно сверкнули подслеповатые глаза, как скатилась по бороде слюна.
Граф откинул шкуру и, опустившись на колени, протянул шампур к огню. Запахло палёной шерстью. Вскоре с почерневшей тушки закапало на горячие угли, в воздухе поплыл вкусный дымок. Хозяин спихнул ногой с железки на ковер скворчащий комок мяса, тут же схватил его и впился зубами в еду.
Мируна вздохнула, устало потянулась и пошла к себе. Раньше она бы подошла, ожидая благодарной ласки. Раньше. Это было до тех пор, пока голод не повредил хозяину разум. Поздней осенью небо разразилось затяжными дождями, разогнав по норам всю живность.
Три дня мокрая грязная голодная охотница возвращалась домой ни с чем. Она валилась в изнеможении рядом с любимым человеком и проваливалась в сон.
И вдруг, среди голодных кошмаров она почувствовала острую боль в боку. Еще в полудрёме неспящие охотничьи инстинкты заставили её тело подскочить. Мируна с ужасом увидела, поняла, что её любимый мужчина пытался насадить её спящую на шомпол! Он хотел её съесть!
Больше она не подходила близко к безумному старику. Да, простила. Да, любила, жалела и заботилась, как о своём ребенке. Но близко не подходила и рядом с ним не засыпала.
Она нашла себе тёплое безопасное местечко за камином, куда Графу никак не протиснуть даже свою сильно отощавшую фигуру. Кто-то давно сложил здесь в коробку травы, связанные в шуршащие сухие веники. Вот здесь она и отдыхала одна между походами в лес.
Кошка Мируна залезла в коробку, тщательно вылизала пушистый рыжий хвост, испачканные в заячьей крови белые лапки и свернулась калачиком, мурлыкая что-то приятное себе в усы.
|
