Ольга Петровна, мать Евгения, поначалу невзлюбила Варю. Девушка из провинции, Москву покорять приехала. На самом деле Варя приехала в Москву, потому что в их посёлке городского типа работы не было, а жить как-то надо.
Варя набрала номер.
- Ольга Петровна, у вас машина на ходу?
- На ходу. Что-то случилось?
- На душе тревожно и сон какой-то странный.
- Ой, а я всю ночь не сплю, думаю о Женечке. А машина зачем?
- Поехали в Оптину пустынь.
- В Оптину пустынь? Это же далеко.
- Три-четыре часа. Если сейчас выехать, то в девять-десять там будем. Мне во сне на ухо шепнули: «Поезжайте к оптинским старцам, помолитесь за воина Евгения». Только вот вы не спали ночь…
- Ничего, Варенька, я дремала, доедем, ради Женечки доедем.
Голос Ольги Петровны испуганный, опасения Вари приняла со всей серьёзностью.
- Заезжайте за мной на Ясеневую, - попросила Варя.
***
- Грач, танк.
Грач выругался.
- А я всё думаю: что мне для полного счастья не хватает? Танка мне не хватает. Пора давить на тапки, Тополь, больше получаса прошло, приказ выполнен.
Они ползком добрались до забора. В сетке-рабице дыра, через неё, наверное, их группа ушла. Дальше, за сеткой – сад. Грач и Тополь остановились, чтобы понаблюдать за противником.
Вражеский танк развалил хату и стал крутиться на одном месте.
- Нас заваливает, - сказал Грач, - они думают, что мы в погребе укрылись, идиоты. Сейчас бы долбануть по нему из гранатомёта.
- Динамическая защита, бесполезно.
- По гусеницам или каткам. Главное, остановить его, а потом наша арта его добьёт. Ладно, пошли.
За садом опять «открытка» - поле, его надо проскочить как можно быстрее. И здесь не повезло: беспилотник они заметили поздно. Бойцы кинулись к ближайшим кустам, да не успели. С неба прилетел боеприпас от РПГ. Грачу ноги посекло и в левый бок под бронежилет осколок влетел, а Тополю ничего, только щёку оцарапало. Он затащил Грача в кусты, чтобы сверху не было заметно, по рации сообщил:
- Тополь Мангупу. Грач – 300. Ноги.
- Мангуп Тополю. Вы где?
- Тополь Мангупу. На «открытке» перед посадкой, в кустах.
- Принял. Ждите эвакуацию.
- Принял.
Тополь перебинтовал Грачу ноги и левый бок, вколол обезболивающее, как учили. Потеря крови у Грача большая.
- Грач, сознание не теряй, говори чего-нибудь.
- Бок огнём горит.
- В этом месте никаких жизненно важных органов нет, одни кишки.
- Спасибо, успокоил.
- Не за что. Ты, говори, Грач, говори.
- Я тебе говорю: женись. Отпуск будет – сразу в ЗАГС.
- Как скажешь, Грач, лишь бы улыбался.
- Да мне-то что? Это тебе. Тебе, дураку, надо, тебе, чтобы корень …
Последнее слово Грач произнёс еле слышно, глаза закатил, сознание гасло. Тополь хлестал по щекам.
- Не уходи, Грач, слышь? Не уходи.
Сознание возвращалось.
- Куда уходить? – шептал он. – У меня жена, два пацана и дочка. Куда я уйду? Они как якорь держат … как якорь…
Опять сознание проваливалось.
- Грач, Грач, говори, говори.
***
Киевское шоссе кончилось за Апрелевкой, трасса вела к Обнинску, а оттуда, в обход Калуги, на Козельск. Ехали молча. Ольга Петровна признала Варвару прошлой осенью на пункте сбора. Женька уходил, мать криком кричала, Варя бесшумно плакала. Потом две женщины обнялись, прижались друг к другу и плакали, плакали.
В Оптиной пустыни были в первый раз: куда идти? Спросили монаха, он направил их к могилке иеродиакона Илиодора. На могиле пластиковая коробка, в ней конфеты.
- Батончики, - сказала Ольга Петровна, - Женя такие в детстве любил.
- Вот и возьмите ему. Отец Илиодор при жизни всем конфеты раздавал. И после смерти раздаёт. У нас кто-то приносит конфеты, а кто-то их берёт. И вы возьмите.
Перед ними стоял священнослужитель, совсем старенький, с палочкой, вернее с посохом.
- Отец Анастасий, - представился он. – О ком молитесь, чадушки? Берите конфеты, угостите его.
- Нет, не получиться, - сказала Варя, - он далеко, он на войне.
- Всё в руках Господа, чадо. Ничего не возможного для Него нет. Отдашь своему воину, не через неделю, так через месяц.
Варя, помявшись, взяла три конфеты.
- Кто ты ему, доченька? – спросил монах.
- Я? – Варя растерялась. - Вот мама его, Ольга Петровна. А я…
- Понятно, чадо, в грехе живёшь, - монах обернулся к Ольге Петровне, - а что же ты, доченька, попустила, что дети твои в грехе живут?
Ольга растерялась. Какое там «попустила», не хотела, чтобы они вообще вместе жили.
- Грешна, батюшка, - только и сумела произнести.
Монах посмотрел на неё своими ясными глазами, как будто всё понял.
- Ничего, доченька, зато, Господь вас через это к себе привёл. Ведь так, чадушки?
- Так, батюшка. Мы с Варварой и приехали приложиться к мощам Оптинских старцев. Вот ходим от часовни к часовне.
- Мне, батюшка, приснилось сегодня, чтобы мы поехали к оптинским старцам и помолились за воина Евгения, - сообщила Варя.
- Что ж, богоугодное дело, видать, трудно приходится вашему воину Евгению. Надо помолиться и поставить свечи за него и за тех, кто с ним. Провожу вас в храм всех Святых. А потом по часовням походите, помолитесь старцам Оптинским.
В Всехсвятской церкви монах подвёл женщин к священнику. Он указал на Варю и сказал:
- Вот, отец Афанасий, чадо сие, в грехе проживала с воином Евгением, но сказано: спасётся через чадородие, если пребудет в вере и любви. Две святые ипостаси женщины: жена и мать. А воин Евгений кровь проливает за Отечество. А сия жена - мать воина Евгения и будущая свекровь сей грешницы. Время придёт – обвенчаешь их.
***
- Калан Тополю. Открытку прошли. Вы где?
- Тополь Калану. Я вас вижу. На четыре часа от вас.
К ним направлялись четыре бойца-эвакуатора с носилками.
- Стоп, - скомандовал им Тополь. – Находка.
- Уссурийск, - ответили ему.
«Свои», - Тополь облегчённо вздохнул.
«Открытку» проскочили, лесопосадку тоже. На дороге их поджидала «капля» - пикап серого цвета, заляпанный грязью. Только вышли из-под защиты деревьев, как над ними повис беспилотник. Грача погрузили в «каплю». Прилёт снаряда Тополь не слышал.
Тополь очнулся от громкого хлопанья. Это брезент палатки хлопал под ветром. Тополь открыл глаза: мобильный госпиталь. Живот чуть ниже рёбер болел страшно.
- Тополь, очнулся? – раздался голос слева, голос Грача.
- А как? – прохрипел Тополь.
- Не знаю. У «капли» что-то разорвалось. Ты самый тяжёлый. Доехали и слава Богу. А я отвоевался, Тополь.
- Ноги?
- Ноги целы, бок.
- Там ничего жизненно важного. Одни кишки.
- Вот они-то и в труху. Одну операцию сделали, ещё две предстоят и два года реабилитации.
- Хорошо.
Тополь устал от разговора.
- Сыновей буду воспитывать, - продолжал Грач, - сделаю их бойцами.
- А дочь? – прошептал Тополь, но Грач услышал.
- А дочь буду баловать, её пусть жена воспитывает.
[justify]Вошла медсестра, позывной Колба, внешне похожая на колбу. В левой руке у
Второй рассказ - без замаха на глобальную проблему дня - войны между украинцами и россиянами. Он - о стремлении человека выжить, вопреки предсказаниям врача. Сказать пациенту: "Молитесь!" в качестве единственного рецепта? Это какой же диагноз должен быть? И что это за врач такой? Где у него хотя бы зачатки гуманизма? В рассказе не упоминается диагноз. Проблема с печенью. Я не поняла, при чем тут эндокринолог. Печень лечит врач другой специализации. Но не это главное. Важно, что рассказ дарит веру в свои силы и в силы природы. Рассказ о том, что порой жизнь человека "висит на волоске", целиком завися от душевных качеств случайных прохожих. Это - правда, которую мы очень часто недооцениваем! Рассказ также - о том, что люди эту самую природу-целительницу уничтожают, тем самым уничтожая свое будущее и будущее своих детей. Концовка рассказа - никуда не годится: назидательная инструкция для второгодников, не способных самостоятельно сделать вывод из очевидного. Звучит, как оргвыводы в протоколе собрания. Тем не менее, второй рассказ показался мне более искренним и, простите, менее конъюнктурным. Поэтому я голосую так: 1 : 2 в пользу рассказа «Исцеление человечностью»