нашим отношениям. Я не знаю почему. Может быть я ему чем-то симпатизировал, а может быть потому, что я во время наших терактов убивал бошей без всякой жалости. Он просто не знал, что я фрицам мстил за смерть своих любимых родителей.
- Бошей? - спросил я.
- Так они называли немцев, - вздохнул, закатив глаза, Петрович, которому, видно, уже наскучила моя необразованность.
Он опять надолго замолчал, а я, как-то стараясь скрасить наше молчание, налил по новой и спросил:
- А дальше?
Петрович немного задумался, видимо что-то припоминая и ответил:
- В отряде был предатель, - он отхлебнул из своей стопки и поморщившись сказал, - он выдал наше расположение, боши нас окружили, прижали к скалам и стали стрелять из минометов. Они расстреливали нас как кроликов, как мишени в тире. Нам удалось вырваться, но мы потеряли больше половины отряда. Большой Гастон был тяжело ранен. Предателя удалось вычислить, это был француз, которого не так давно привел в отряд мой друг Жан. Предатель сбежал, оставив рацию, по которой он наводил на нас врагов.
Петрович опять замолчал, закурив папиросу, а я, что бы как-то заполнить паузу, сказал:
- Как я вас понимаю!
Сейчас-то, спустя уйму лет, до меня, наконец-то, дошло, каким же я был глупцом, когда произнес эти слова.
- Понимаешь? - прищурился Петрович, разглядывая меня сквозь папиросный дым, - что ты понимаешь? Что ты вообще можешь понимать?
- Ну как что? - не очень уверенно ответил я, - ваше трудное положение, ваши лишения. Это же было так все непросто. Но я думаю, что если снова возникла такая же ситуация, то я бы тоже смог...
- Смог? - криво усмехнувшись, перебил меня Петрович, - что бы ты смог, паренек? А ты бы смог расстрелять своего лучшего друга, с которым ты мечтал о лучшей жизни после войны, делил на двоих последний кусок хлеба и спал под одной шинелью?
- Вы это серьезно? - не понял я, - или шутите?
- Да какие тут шутки? - поморщился Петрович, - по приговору полевого трибунала из выживших бойцов отряда, Жана приговорили к расстрелу.
- Но как это? Почему? - искренне не понял я, - он же мог просто ошибиться.
- Мог. Конечно. Но в условиях войны, мера наказания за такие ошибки одна. Смерть. И знаешь, кто должен быть привести приговор в исполнение?
- Кто? - спросил я, уже заранее предполагая ответ.
- Правильно, я, - ответил Петрович, затянувшись папиросным дымом.
- А почему вы, Сергей Петрович? - спросил я.
- Неужели непонятно? - ответил Петрович, закашлявшись от дыма папиросы, - я привел его в отряд и поэтому нес за него ответственность. Это такой закон войны. И это, наверное, правильно.
- И вы его, эээ, застрелили? - с удивлением спросил я.
- Да, застрелил - затянувшись, ответил Петрович, - сначала я отказался, но потом Жан подошел ко мне и, глядя в глаза, улыбаясь, сказал:
- Давай, Ваня, меня все равно убьют, еще и тебя расстреляют. Так надо Ваня, это война. Позаботься о Мишель.
Я знал, что он был в нее влюблен, но он ничем не выдавал своих чувств, видя наши отношения.
- И вы его... - спросил я.
- Да, я его... - спокойно ответил Петрович, - но я никогда, до самой смерти не забуду эти его слова и его взгляда. Это был взгляд оттуда, с другой стороны жизни. Тебе этого никогда не понять.
Действительно, понять такое непросто, если не сказать больше.
- А почему он вас назвал Ваней, а не Сергеем? - спросил я.
- Потому что я для них был Иваном, они так меня называли и я с ними не спорил. Разве так уж и важно как зовут человека? Главное - то что человек сам из себя представляет.
- А как же... - начал было я, но Петрович меня перебил.
- Хватит на сегодня вопросов, что-то я притомился, давно не пил. Надо немного поспать.
Петрович неуверенно поднялся с кресла и, покачиваясь, ушел в свою комнату. Я еще немного посидел, допивая остатки, а потом пошел спать.
8
Утром я проснулся рано. Поскольку я был довольно молод, поэтому похмелья почти не испытывал и даже большие дозы спиртного, выпитого накануне, переносил сравнительно легко. Петрович, видимо, еще спал.
Позавтракав остатками вчерашней закуски и попив чая, я пошел на станцию. Нужно было заехать в суд и оплатить пошлину, вчера я забыл это сделать. Потом я хотел позвонить или заехать к Васяну. Я хотел попросить его помочь мне с трудоустройством. Мне было очень неприятно, что я не купил сыну велосипед, на душе скребли кошки и поэтому хотел как можно быстрее устроиться на работу и все-таки осуществить его мечту. После оплаты пошлины я позвонил Васяну и спросил, может ли он мне помочь с работой.
- Привет, Иван! - ответил Васян, - как там Петрович? Тебе удалось с ним поладить?
- Петрович? Да вроде, нормально, - пожал я плечами. Я не ожидал от него такого вопроса.
- Он тебе о себе что-нибудь рассказывал?- спросил Васян.
- Ну да, что-то рассказывал, - в недоумении ответил я, - а какое это имеет значение?
- Подожди минутку! - сказал Васян.
Васян, как обычно, начал с кем-то переговариваться по мобильнику, а потом сказал:
- Слушай, Иван! Я тебе не сказал главного, поскольку не думал что ты с Петровичем найдешь общий язык. Короче, ситуация такая: у моего тестя есть знакомый писатель, ты не один раз слышал его фамилию, он очень хочет написать роман по мотивам жизни и приключений Петровича, но вот беда, тот не хочет с ним общаться. Если ты сможешь, запомни, а лучше запиши на диктофон его воспоминания, а тесть сказал что устроит тебя в МВД, ФСБ, ГРУ или куда ты захочешь. Уж очень он хочет помочь своему дружку-писателю. Понимаешь меня?
- Понимаю, - промямлил я и задумался.
Что-то мне вся эта ситуация совсем не нравилась. Петрович мне показался очень простым человеком, и раз он не захотел общаться с писателем тестя Васяна, значит у него на это были причины. Мне не хотелось быть предателем и не хотелось кривить душой, поэтому, предчувствуя скорый отъезд с дачи тестя Васяна, я, вздохнув, ответил:
- Ты знаешь, Васян, мне очень жаль, но я не смогу это сделать.
На какое-то время в трубке была тишина и я уже ее хотел положить, как Васян ответил:
- Эх, Ваня, Ваня, я так и думал, что ты так ответишь, - он рассмеялся, - каким ты был в школе, таким и остался. Ладно, не переживай. Живи на даче сколько захочешь, если будут проблемы - звони. Тесть обещал подумать о твоем трудоустройстве. Пока.
В трубке послышались гудки. Я вышел из будки таксофона и задумался. Меня с дачи не выгоняют и это хорошо. Вроде даже обещают найти работу. Это тоже неплохо. В городе мне больше нечего было делать и я решил вернуться на дачу.
9
