отвечал и я уже хотел положить трубку, как услышал заспанный и недовольный голос Васяна:
- Але.
- Василий, привет! - сказал я, обрадовавшись что Васян ответил.
- Привет, - сказал Васян, - кто это?
- Это я, Иван! - обрадовался я совершенно искренне. Потому что, если бы Васян не ответил, я совершенно не представлял, как мне нужно было поступить далее.
- Привет, Иван! - ответил Вася, - чего хотел?
Мне не особо хотелось откровенничать, поэтому я скупо обрисовал внезапно возникшую ситуацию и спросил у Васяна, может ли он меня где-нибудь приютить на первое время? Васян что-то невнятное промычал в ответ и надолго замолчал. Было слышно как он по другому телефону (в то время уже входила в обращение мобильная связь) что-то, с кем-то обсуждает. Молчал он довольно долго, я уже хотел положить трубку, как он сказал:
- Слушай, Иван! Есть один вариант, не знаю, правда, подойдет он тебе или нет... Короче, можно пожить на даче у моего тестя до весны, бесплатно. Там сейчас уже есть сторож, но вам вдвоем будет веселее. Как тебе такой вариант?
- Подойдет, - ответил я, тем более что другого выбора у меня не было.
- Ну вот и хорошо, - рассмеялся в трубку Васян, - слушай Ваня, это, на самом деле здорово, что ты позвонил. Короче, там есть сторож, Петрович, он очень заковыристый человек, к тому же склонный к запоям. Тебе с ним будет очень непросто, но тесть сказал, что если ты найдешь с ним общий язык, то можешь жить на даче сколько угодно.
- Хорошо, - ответил я несколько растеряно, - спасибо тебе, Вася, я сегодня же перееду на вашу дачу.
- Ну вот и отлично! - ответил Васян, - звони, если что, на даче есть телефон. Ты кстати, помнишь где она?
- Да, вроде помню, - ответил я(мы, как-то давненько, отмечали на этой даче ДР Василия).
- Когда переедешь, отзвонись, - сказал Васян, - я кладу трубу.
Васян отключился, а я задумался. Заковыристый. Надо же, какое слово нашел, видимо там все было действительно непросто. Я знал что тесть Васяна был военным в отставке с большими звездами и льготами то ли за войну во Вьетнаме, то ли за Корею. Не суть важно. Главное, мне есть где перекантовакться на первое время.
5
Дача тестя Васяна была расположена в Тарасовке. Я приблизительно помнил, где она находилась и задумался о том, как мне нужно было перевести свой невеликий багаж в это новое жилище. Допив водку, я поехал за вещами, слава Богу, в квартире никого не было, иначе я не знаю как бы я смотрел в глаза сыну, который ждал и надеялся, что я куплю ему велик. Я вызвал такси и поехал в Тарасовку. Немного поплутав под недовольное сопенье таксера, я наконец прибыл на дачу тестя Васяна. Когда я вылез из такси, то увидел что возле двери ограды дачи стоит высокий, худой, седой мужчина с папиросой в зубах и мрачно смотрит на меня.
- Здравствуйте! - сказал я.
- Привет! - ответил тот, перекинув папиросу в другую сторону рта, - это что, весь твой скарб?
- Ну да, - отведил я, поднимая с земли свои чемоданы.
- Не густо, - ответил неизвестный собеседник, отбирая у меня второй чемодан, - иди за мной.
Я пошел за незнакомцем, и он провел меня в комнату, расположенную на втором этаже дома.
-Жить будешь здесь, - сказал мой немногословный проводник, - меня зовут Сергей Петрович, можно просто, Петрович. Туалет и телефон на первом этаже. Вопросы есть?
- Сергей Петрович, - сказал я, доставая из пакета поллитровку, - а может быть нам как-то отметить мое новоселье? Как вы полагаете?
- Я не пью, - хмуро ответил Петрович, - и тебе не советую.
- Давно не пьете? - спросил я.
- Уже год, почти, - ответил сторож, - еще вопросы есть?
- Понятно, - сказал я, - вопросов пока нет.
Вопросы были, но я пока не хотел их озвучивать. И без того было слишком много впечатлений и моментов о которых я вообще хотел бы забыть. Наверное, было к лучшему, что новый знакомый меня не поддержал. Как я уже говорил, мне нужно было завтра явиться в суд по делу о разводе и, наверное, не нужно все-таки на судью дышать своим перегаром. Петрович ушел, а я прилег на кровать и, задумавшись, заснул.
На следующий день я пришел в останкинский суд по заявлению жены о разводе. Ждать пришлось довольно долго. Судья появилась с большим опозданием, затем пошли запланированные процессы, потом я ждал когда начнется наше дело. Наконец, подошел и наш черед и под обычные процессуальные вопросы, которые обычно задают на суде в таких случаях, нас развели.
6
Я приехал в Тарасовку на электричке, перед этим основательно загрузившись универсальными каплями для расширения личного сознания и кругозора. Когда я подошел к даче тестя Васяна, я чуть лоб в лоб не столкнулся с молодой женщиной, которая вышла из калитки. Она, даже не взглянув на меня, (что мне, снова холостому мужчине репродуктивного возраста, было особенно обидно)что-то шепча про себя, быстро пошла к станции, держа в руках дамскую сумочку, А я, невольно отметив хорошую фигуру и смазливую мордашку, зашел за забор дачи. Когда я подошел к входной двери, она неожиданно резко распахнулась и на крыльцо вышел Петрович. Я его сначала не узнал, настолько сильно он контрастировал со своим вчерашним обликом. Сейчас он выглядел как безумный, седой старик с трясущейся головой. Я невольно остановился, не понимая причин столь резкой перемены.
- Что с вами, Сергей Петрович?- спросил я в недоумении.
"- Инсульт, инфаркт? " - такие мысли непроизвольно и попеременно возникали в моей голове.
Он не ответил и, глядя куда-то сквозь меня, тихо, с какой-то неизбывной тоской в голосе, произнес:
- Она умерла...
- Что? - не понял я, - кто умер?
Но Петрович, глядя по-прежнему куда-то в даль, тихо и горько, со слезами на глазах, сказал:
- Она умерла...
Я подошел к нему, переложил свои пакеты в одну руку и приобняв его за талию, сказал:
- Пойдемте, Сергей Петрович.
Мы с ним зашли в гостинную и я усадил его на диван.
- Я сейчас, - сказал я ему, но не уверен, что он меня услышал.
Я пошел на кухню, взял две стопки из шкафа, пару тарелок, вилки, нож и вернулся в гостинную. Петрович все так же сидел, глядя перед собой в одну точку. Я достал водку из пакета, налил в стопки, достал нарезку и выложил ее на тарелки.
- Сергей Петрович, - сказал я, поднимая свою стопку, - я сегодня развелся, можете меня поздравить. Давайте отметим это событие и выпьем за новую жизнь!
- Поздравляю, - тихо ответил Петрович, не глядя на меня.
Я вложил стопку в его руку и сказал:
- Держите!
Я выпил свою водку и не закусывая, вопросительно посмотрел на Петровича. Он сфокусировал свой взгляд на стопке, которую держал в руке, а потом медленно выпил ее содержимое.
- Закусывайте, Сергей Петрович, - сказал я, наливая по второй.
Мы снова выпили и я заметил что лицо Петровича немного порозовело. Я снова наполнил стопки и спросил:
- А кто это сейчас вышел из дома?
Петрович посмотрел на меня и его взгляд мне показался вполне осмысленным.
- Это была моя дочь, - ответил он, вздохнув, - младшая.
Он замолчал, а я снова наполнил стопки. Мы выпили и я спросил:
- А если не секрет, зачем она приезжала?
С моей стороны это конечно была большая наглость и бестактность, спрашивать малознакомого человека о таких вещах и я бы не удивился, если бы он мне резко ответил или даже куда-нибудь послал, но Петрович лишь вздохнул и сказал:
- Она привезла мне письмо от сына Мишель.
- Мишель? Кто такая Мишель? - спросил я, икнув с непосредственностью клинического идиота.
- Слишком долго рассказывать, - вздохнув, медленно ответил Петрович.
- Понял, - сказал я, разливая благославенную амброзию, про себя отметив, что Петрович вроде бы немного упокоился и я был этому искренне рад. Мы выпили и Петрович, как мне показалось, вполне придя в себя, тяжело вздохнув, и взглянув на меня, сказал:
- Что бы ты хоть что-то понял, мне нужно начать с самого начала. Перед войной мы с сестрами, братьями и родителями жили в курской области. Началась война, пришли немцы, мне на тот момент было четырнадцать лет. Отец ушел добровольцем на фронт. Мать, потому что была секретарем райкома, ушла в подполье и мы стали жить у тетки. Тебе это интересно? - спросил он, глядя на меня с явным недоверием.
- Очень интересно, - ответил я, как можно убедительнее, - продолжайте, Сергей Петрович.
- Ладно, - вздохнув, сказал Петрович, - нас почти сразу кто-то выдал, как членов семьи коммунистов, но меня с братьями и сестрами немцы почему-то не расстреляли, а отправили на работу в Германию. Там я работал на каменоломнях в Силезии. С братьями и сестрами меня разлучили и я до сих пор не знаю про их судьбу. Надеюсь, что их постигла более лучшая доля. Работа в каменоломнях была тяжелой и я, с помощью своих немецких друзей, бежал во Францию. Там я по рекомендации своего друга Поля, попал в отряд МакИ.
- МакИ? - спросил я, - что еще за МакИ?
7
Петрович с каким-то, то ли удивлением, то ли сожалением, посмотрел на меня и спросил:
- Вообще про них не слышал?
Я только пожал плечами, при этом довольно глупо улыбаясь. А вы что бы делали на моем месте, если бы даже приблизительно не знали о чем говорит ваш собеседник?
- Ладно, не парься, - впервые за все время улыбнулся Петрович, - я почему-то не удивлен. Молодежь сейчас не знает, да и не хочет знать истории нашей великой страны. Они думают что манна небесная им с облаков сыпется за просто так. Впрочем, это не мое дело и я не собираюсь никого учить. Живите как хотите.
(Здесь, надо заметить, что вместо слова "живите" Петрович употребил другое слово в виде глагола, куда более емкое, но цензура, к большому сожалению, не позволяет мне его здесь использовать)
Он достал из кармана пачку папирос и закурив, жадно затянулся.
- В отряде я познакомился с новыми друзьями, там в основном были французы, которые уклонялись от немецкой мобилизации, но были и голландцы, греки и даже пара немцев. Я к тому времени уже неплохо шпрехал по-немецки и по-французски и у нас не было барьеров в общении. Наш отряд базировался в Арденнах, нас было немного, человек пятьдесят, может чуть больше и там я познакомился с ней. Ее звали Мишель, она была дочерью командира нашего отряда, его звали Гран Гастон, то есть Большой Гастон. Был 44-й год. Ей было 16 лет, мне 17-ть. Она меня учила французскому языку, а я ее учил говорить по-русски. Она была такая наивная, такая смешная. Как сейчас, помню ее рыжие волосы и большие веснушки на вечно удивленной мордашке. Мне невольно хотелось ее как-то защитить, укрыть от всех опасностей и бед. Наверное это была просто юношеская любовь.
Петрович надолго замолчал, видимо что-то вспоминая. Когда мне надоело сидеть в тишине, я спросил:
- А что было дальше, Сергей Петрович?
- Дальше? - спросил Петрович, покосившись на меня, - а дальше было не то, о чем ты подумал. Это была моя первая, платоническая любовь. Ее отец, Гастон, все конечно видел и понимал, но он не препятстовал
