И, когда в его курень постучали станичники, Степан уже знал о чем будут гутарить и куда его склонять.
Степан стиснул зубы и сжимая шашку открыл дверь.
На пороге стоял кум и ещё двое из лучших друзей.
— Мы к тебе Степан! Что делать собираешься? — сказал кум и покосился на шашку. — Ты это брось!
Дружки затоптались.
— Что за мужиков сватать пришли? — сказал Степан.
— Да погоди! Мы же, как лучше! Не чужие мы тебе!
— Не чужие! Но и не ровня!
— Что ты брешешь Степа! Что значит не ровня? Ты казак и мы казаки!
— Я понятно- казак! А вы гуси!
— Что мелешь?
— А как есть то и говорю! А брешут собаки! Пошли вон со двора!
— А, то, что?
Степан побагровел.
— А, то, что я за себя не отвечаю!
— Значит, ты, нам отныне не брат?
— Как хошь так и думай! А, я, своё слово, сказал!
— Услышали! — ответил кум.
Ушли.
А через час снова постучали.
Степан понял, что пришли на этот раз не лясы точить и выстрелил через дверь! И в туже минуту распахнул дверь и с шашкой переступив через мертвого кума ринулся на станичников пришедших за его жизнью.
Казаки от неожиданности бросились в рассыпную.
Степан настиг самого нерасторопного и зарубил!
— Дурак! — выкрикнул Гришка тот, что был из лучших друзей Степана и прицелился из нагана…
— Гусь, ты, Гришка! Не казак! — выкрикнул Степан.
Гришка состроил гримасу:
— Гусь так гусь! — и выстрелил Степану в грудь
ЖИВЫ БУДЕМ НЕ ПОМРЕМ
– Дуреха, что ты свой сундук тащишь…
– Миронушка там же шуба…
– Шуба, говоришь… Кожу с тебя по живому за эту шубу снимут… К черту… Есть собери… Да, не реви и так тошно… Андрей, иди со мной,– позвал Мирон единственного в живых младшего внука, семи лет... Трое сыновей и старший внук приняли бой на подступах к станице… Невестку не уберегли пошла к родне в соседней хутор и попала в руки красноармейцам – тамбовским мужикам… Снасильничали и зарезали...
Но, еще было слышно, как верные сыны Дона рубили безбожников… Рубили, как никогда, во все века, рубили, так как не турков, ка не французов и не немцем… Рубили не жалея себя, не родных куреней, не стариков отцов и матерей… Потому что знали, что не станет куреней, жены и дочери буду изнасилованы… А старики – мать с отцом будут пухнут с голоду… То и били, рубили большевиков как завещали предки, рубить присягнувших на Святое – на Дон, рубить от плеча до пояса… Сами рубили, и сами падали от сволочи пули… Никто не решался из мужиков идти на Донского казака в штыковую… Строчили проклятые «максимы…» Но, казаки, словно ястребы летели на свинцовый ураган, и пусть добирались не все, но если уж пусть один долетел, трещала по швам тачанка, бежала мужичье в рассыпную… Но, степь под их ногами горела и никто в живым от сыновей Дона не уходил…
– Живы будем – не помрем, внучок, – сказал седой Мирон и погладил внука по голове…
Мальчик плакал…
– Казак не плачет! Казак башковит, ему думать надо, а не слезы лить… А, ну ка задай, лошадям пшеницы… Да, распарь… Скорей, скорей… – сказал Мирон, а сам в дом и подпол…
Золотые червонцы Мирон стал мешать с душистой распаренной отборной пшеницей и потчевать самым страшным блюдом лошадь в ее жизни…
Накормил… Запряг в телегу… на дно побросал вилы, лопаты, гвозди, топор, молоток. Забросал соломой. Посадил внука с женой.
– А, оружие дидо? – спросил внук.
– Эх, внучек… Шашка да наган, никуда не денутся… Живым будешь, придешь на место, где родился, найдёшь, откроется… А, пока пустое… Схоронил, схоронил… Ты, что же думаешь дед твой не казак…? Оно ведь как, если казак из родного дома уходит и знает, что враг хозяйничает в его доме, где мать его в колыбели качала, так, что казак гостинцев для внучат не оставит…? Оставит! Инструмент взял, курень поставим… Лопата, гвозди, молоток, топор, по нашему времени серьёзней, важней… Ну чужбине, ни то, что лопаты никто не даст, куска хлеба не пожалует…
– Маму, с тятей жалко… – заплакал мальчик…
– Не жалей, ты казак, не жалеет, казак! Казак – наказывает… Придет время накажешь… Но с Богом! Спаси Христос…
– А, куда же теперь Миронушка…? – плакала жена...
– А, куда, глаза глядят… Только, жалко, лошадей как за Дон уйдём надо будет попортить… Дальше пешком...
За Доном, Мирон, распорол лошадям брюха, достал, что берег всю жизнь на самый страшный день в жизни…
– Живы, будем – не помрем! – сказал Мирон пряча червонцы…
– Почему? – спросил внук… Иза того, что деньги есть?
– Нет, Андрейка! Живы, будем не помрём, это значит, пока, ты не хочешь вставать, а встаёшь, не можешь, а делаешь, зубов нет, а ты деснами до крови скребёшь, вот и жив будешь…
2024