В редких семьях царят взаимопонимание и согласие между отцом и сыном, матерью и дочерью, братом и сестрой. Однако Вереевы были такой семьёй. Павел Игнатьевич и Софья Карловна в воспитании успешно сочетали заботу и поддержку с предоставлением личной свободы. Не наставлениями и поучениями, а личным примером они сумели привить своим детям чувство ответственности за себя и свои действия. Главным воспитательным средством им служила любовь, которая заменяла равно бесполезные наказания или поощрения и в трудные моменты подсказывала верные ответы. Их дети, близнецы Виктор и Анастасия, на любовь отвечали любовью и никогда не приносили серьёзных огорчений своим родителям, а только заставляли их всё более и более гордиться собой. Быть может, на такую особую теплоту в отношениях повлияла окружавшая их природа. Жили они на юге, в маленьком курортном городке, где даже нищие выглядят сытыми и довольными.
Близнецы в детстве были большие непоседы и проказники. Пользуясь своим сходством, переодевались и разыгрывали знакомых. Только родителей им обмануть никогда не удавалось. Взрослея, они не утратили весёлого жизнелюбивого нрава. Обычно сёстры и братья ссорятся между собою. Но только не Виктор и Анастасия или Витенька и Настя, как их чаще всего называли. Они были похожи внешне, имели и схожие характеры. С одного взгляда понимали друг друга, стоило одному или одной начать говорить, как вторая или второй заканчивал её. У них даже существовал свой тайный язык из выдуманных слов и только им двоим понятных жестов.
Витенька понимал, что народу живётся трудно. Поэтому он хотел сделаться адвокатом, чтобы защищать в суде простых людей. Настя, более ветреная, хотела стать актрисой, или поэтессой, или художницей. Она пока не могла определиться.
Их отец умер в разгар Мировой войны. У него было больное сердце. Война, принесшая столько ужасов, добила его. Остались Вереевы втроём. Погоревали, но со временем здоровое чувство и несгибаемая любовь к жизни взяли верх. Нельзя жить одними лишь негативными эмоциями. Надо уметь забываться. В этом единодушно сходились все Вереевы. Забыть о горе ещё не означает, что стирается память о человеке. Просто с образа мёртвого сознание переключается на образ живого.
Революцию, грянувшую как гром с ясного неба, восприняли по-разному. Брат и сестра даже чуть не поссорились по этому поводу. Впервые в жизни они так кардинально разошлись во мнениях. Настя была однозначно против. Её мечтой была служба в Императорском театре. С падением династии не только в искусстве, во многих областях жизни, исчезал этот высший священный статус. Витенька видел в революции путь к прогрессу. Он понимал, конечно, что прибавилось новых проблем, но верил в их временность. Именно в этот ответственный момент народ особенно нуждался в направлении к просвещению, к законности и в конечном итоге — к добру. Витенька окунулся в активную политическую деятельность. Вместе с несколькими молодыми людьми основал кружок. Они занимались составлением программ, которые должны были способствовать устройству жизни на местах. Разрабатывали планы и осуществляли их. Они были не только мечтатели, но и реалисты. Витенька, как самый молодой, пока больше наблюдал, внося иногда свои предложения.
Помимо здоровых сил обнаружили себя силы иные — разрушительные, большевики и анархисты. Изменения существующей формы правления им было недостаточно. Они вообще призывали разрушить всё, вообще всё. Удивительно, но эти лозунги находили популярность среди простого народа. Витенька никак не мог этого уразуметь. Ведь программы этих партий были направлены на полное беззаконие — то есть на зло, как его понимал себе молодой Вереев. Большевики говорили толпе то, что она хотела услышать. «Грабь, тебе ничего за это не будет. Бей беззащитных за то, что их меньше. Только за силой есть право».
Кружок, в котором состоял Витенька, не мог смириться с бесстыдной пропагандой грабежа и погрома. Они выступали с речами во всех комитетах, куда их пускали. Напоминали о необходимости соблюдения закона всеми членами общества. Пытались втиснуть революцию в тесный для неё каркас правопорядка. Однако их идеологические противники также не теряли времени даром. Деятельность большевиков не ограничивалась одними лишь публичными выступлениями. Заручившись финансовой поддержкой из весьма туманных источников, работали непосредственно с контингентом. Покупали себе сторонников и защитников. Красная гвардия, как оплот и проводник уже их собственной революции, появились очень быстро и неизвестно каким образом. Практически по всей стране возникли советы, которые охранялись хорошо вооружёнными отрядами. У большевиков ещё не было власти, но у них уже была сила.
Революция показала себя во всём своём уродстве. Никто и не думал, что девиз «Свобода, равенство, братство» на деле обернётся «погромом, грабежом и бесправием». Большевики постарались придать разрушительной хаотичной стихии нужное им направление. Более других на большевистскую пропаганду отозвались матросы. Однажды, наслушавшись пламенных речей, напившись и нанюхавшись, «защитники революции» устроили погром. Тихий южный городок стал ареной кровавых расправ. Избивали и убивали офицеров, чиновников, судейских и полицейских. Насиловали женщин и девушек, порою даже и девочек. Грабили богатые и не очень дома. Это называлось «борьбой с контрреволюционными элементами». Матросов, разгорячённых от вседозволенности не надо было агитировать. На этом этапе им достаточно было только указать врага. Матросы пошли бороться с контрреволюцией. Изнасилования стали приятным дополнением. Предугадать резню было невозможно. Большевики о ней, как и о своём перевороте, никого не предупреждали.
Они врывались в первые попавшиеся на пути дома. Нападали на врачей, учителей и священников. В раже и угаре пропустили несколько жилищ, где действительно могли бы поживиться. Никакой системы не было. Просто грабили, насиловали и убивали.
В тот роковой день Витенька с единомышленниками (они упорно избегали слова «товарищи») отправился в соседнюю деревушку помогать крестьянам в решении их проблем. Вдали от города выстрелов не было слышно, а даже если бы и было, никто особенно бы не удивился. В последнее время стреляли часто. У Вереевых, на их несчастье, был свой собственный дом. Две женщины, зрелая, но ухоженная, и юная ещё девушка, являли из себя лёгкую и желанную добычу для разбушевавшейся матросни. Их изнасиловали. Насиловали всем скопом, по десятку раз. У старшей Вереевой не выдержало сердце. Младшей пришлось пережить ещё несколько ужасных мгновений. Она уже не могла сопротивляться. Отвернув голову в сторону — лишь бы не видеть этих скотов, и, стиснув зубы, старалась впасть в беспамятство, в забытье. И не могла. Крепкое молодое тело вынесло все издевательства. Рассудок не поддался на разрушающие душу унижения. Настя всё это время оставалась в полном сознании и продолжала мучиться. Матрос, последний из тех, что скотски наслаждался юным женским телом, носком сапога пошевелил её. Проверял, живая ли. Девушка повернулась и взглянула ему в глаза. В её выражении не было ненависти, но было что-то столь жуткое, устыжающее и настолько сильное, что матрос опустил глаза, не выдержав. Чтобы перебороть проснувшуюся совесть, он вынул нож и воткнул ей под рёбра. Она и теперь не отворачивала глаз и не кричала.
Когда Витенька вернулся, погром уже окончился и город затих, словно зверь, зализывающий раны. На произошедшее указывали распахнутые настежь двери и валяющиеся повсюду личные вещи, нательное и постельное бельё, какие-то бумаги, книги и даже письма. Витенька, ещё не зная, что именно произошло, сразу понял, что случилось что-то страшное. Вдобавок ему попался лежащий прямо на мостовой человеческий труп. Не помня себя, Витенька понёсся домой. То, что предстало его глазам, превзошло все самые худшие опасения. Дверь взломана, в прихожей натоптано и всё разбросано. Портрет дедушки, крупного земского деятеля, был сорван со стены и обезображен. Захлёбываясь воздухом, Витенька бросился в гостиную. Среди общего бардака белели два мёртвых тела. Дорогих, родных ему людей, убитых подло, бездушно, по-варварски, с жестокостью, с какой и дикий зверь убивать не станет. Вереев никак не отреагировал, он только стиснул зубы и наклонил на бок голову. Юноша внимательно всматривался в такие родные и такие неузнаваемые черты. Это как будто была его сестра, но и как будто не она, а кто-то совершенно чужой и чуждый. Он пребывал в каком-то оцепенении. Затем, круто повернувшись, вышел.
Первым своим сознательным действием, когда более-менее пришёл в себя, Виктор вступил в добровольческий отряд самообороны, организованный уцелевшими офицерами и студентами вскоре после резни. Вооружены были кто чем, револьверами, охотничьими ружьями и ножами. Оружие добывали себе за счёт убитых. Подкарауливали и истребляли маленькие группки праздношатающихся и пьяных красногвардейцев, которые по одиночке никогда не ходили. Они вели самую настоящую партизанскую войну. Большинство из них желало мстить за своих родных. Никого и никогда не щадили, особенно матросов. Виктор разительно изменился. Бывшие приятели теперь не узнали бы его. Он состарился, стал суше и жёстче. Говорил только по делу и то через силу. Даже среди озлобленных и ожесточившихся он выделялся какой-то нечеловеческой беспощадностью. Однажды буквально голыми руками убил взятого в плен матроса. Бескозырник был ранен, но страха не испытывал, матерился и угрожал. Вереев резким движением схватил его за горло и, не моргнув глазом, попросту вырвал ему трахею. А когда тот свалился, хрипя и захлёбываясь кровью. Вереев совершенно спокойно смотрел на его агонию, так же внимательно, как когда-то разглядывал трупы своей сестры и матери.
Он сошёл с ума. Это было ясно всем окружающим. Но в бою он был незаменим. Не боялся никого и ничего, не идя при этом напролом. Смыслом его дальнейшего существования было убить как можно больше красных. Для этого ему приходилось беречь себя. В каком-то смысле Вереев перестал быть человеком. Он действовал как машина. Без эмоций, без колебаний, с хирургической холодностью. Он даже не ненавидел. Большевики были для него опухолью, которую надлежит вырезать.
Их полуштатский, полувооружённый отрядик обложили со всех сторон. Даже на конспиративных квартирах было небезопасно. Спали за городом, в лесу. Но и это не спасло. По наводке или случайно красногвардейцы обнаружили произвольный лагерь восставших. Напали всем скопом.
Вереев понапрасну никогда не рисковал и всё равно получил пулю одним из первых. Виду не подал. Может быть, и не заметил. Прицелился для ответного залпа. Ещё одна пуля заставила его осесть на землю. И всё равно, слабея и истекая кровью, он продолжал тянуть вперёд руку с револьвером, пытался поймать хоть кого-нибудь на мушку. Выстрелить так и не получилось. Вереев умирал с таким же хладнокровием, с каким убивал. Не издав ни звука и сопротивляясь до последнего момента.
Много было таких Вереевых, потерявших семьи, сестёр, жён, невест, матерей убитыми или
