Епифанов, зажиточный крестьянин Псковской губернии, в Северо-Западную Армию пошёл добровольцем. Большевиков ненавидел и презирал. Было за что. Его отца, брата расстреляли чекисты. Мать и жену увезли куда-то на работы, так что от них уже не было ни слуху, ни духу. Епифанов был силён и, в первую очередь, в моральном плане. Был храбр и безжалостен. Среди таких же крестьян-добровольцев он быстро выделился своими лидерскими качествами и организаторскими способностями. Из-за нехватки офицеров, ему сразу дали поручика. В тылу и штабах генералов было с избытком, но на фронте ощущался недостаток командного состава. Солдатам нужны те, кто может вести за собой. Епифанова оценило и армейское руководство. Благодаря ему отряд подтянулся и стал отличной боевой единицей. Крестьяне, конечно, не соблюдали строевых уставов, но дрались отчаянно. К дисциплине относились пренебрежительно, не стеснялись открыто обсуждать приказы, но при этом никогда их не нарушали. Им можно было доверить самые опасные и тяжёлые участки. В войне не избежать перескакивания через чины. Талантливые и способные люди были нужны. Епифанова скоро произвели в штабс-капитаны. Он не оканчивал курсов Академии Генерального Штаба, даже трёхмесячной школы прапорщиков не прошёл, но командир был превосходный. Незнание военной науки Епифанов восполнял практичным умом и интуицией. Он просто каким-то наитием, инстинктивным чутьём знал, как организовывать атаки, как проводить разведку. В трудных случаях не стеснялся обращаться за советом к сослуживцам-кадровикам. Самым же главным его достоинством была отчаянная храбрость. Всегда был впереди. При постоянном риске ранения было не избежать. В одном из боёв пулей ему выбило глаз. Это не сломило, а только ещё более укрепило его. Прочие крестьяне верили Епифанову безотчётно и слушались его беспрекословно. На коне с чёрной повязкой через глаз выглядел он эффектно. Собственные солдаты за лихость дали ему прозвище «Одноглазый чёрт». Епифанов не сердился на это, а даже, напротив, гордился. «Лучше я для врагов буду чёртом, чем ангелочком», — говорил он.
Епифанов был суров к врагам и трогательно заботлив к своим. Как-то в вагоне с ранеными, целый день не получавшими пищи, показался «чёрт». Спросил, есть ли бойцы его отряда. Несмотря на то, что ни одного не было, выставил всем хлеба, сала и ведро молока. «Царские харчи», если учесть, что на фронте питались чем попало.
«Чёрта» любили не только его солдаты, но и все, с кем ему доводилось взаимодействовать. Кадровые офицеры признавали в нём своего. Епифанов был лихой рубака и отъявленный матерщинник, но за порядком следил. Спиртного в рот не брал и не приветствовал пьянства. По слаженности и боеспособности его отряд был одним из передовых. Епифанов берёг доверившихся ему людей. Мог рисковать собой, но не ими. У таких вожаков были самые большие успехи. Епифановцы славились отчаянными набегами. Однажды, переодевшись красными, что сделать было несложно — всего лишь снять погоны, рисковые псковитяне среди бела дня вошли в уже занятую врагом деревню. Незаметно рассредоточились по узловым местам, даже в штаб заявились. Затем по условному сигналу взяли всех в плен без боя. Кулаками орудовали больше, чем винтовками. В другой вылазке группа артиллеристов Епифанова (у него к тому времени была уже собственная батарея) захватила красные орудия и из них же обстреляла готовившийся к наступлению полк, обратив его в паническое бегство. Часто достаточно было одного разъезда, чтобы громить вражеские части.
Война есть война. Добровольцы, что составляли костяк армии, частью погибли, частью выбыли из строя вследствие ранений и тифа. Пополнения из захваченных в плен красных частенько перебегали обратно или отлёживались весь бой. Даже у Епифанова, потерявшего большинство своих земляков-ополченцев, появились случаи дезертирства. Вдобавок, ко всем проблемам стали заканчиваться боеприпасы. Англия не просто прекратила поддерживать, но и начала открыто мешать. Нарушая все планы и договорённости, срывала поставки, отказывала в транспортировке войск. Эстония нанесла удар в спину. От белых отвернулась и Финляндия. Остатки Северо-Западной Армии, переставшие быть полноценными воинскими частями, откатывались назад. Вчерашние союзники, латыши, встретили их, как враги. Всю армию, всех, кто не умер от ран или тифа, поместили в концентрационные лагеря.
Епифанову возвращаться было не к кому и некуда. Кое-как он смог обосноваться в Латвии. Пережил бараки и голод. Работал чернорабочим на лесопилке. Командовавший ещё недавно десятками людей, владевший в чуть более отдалённом прошлом огромным домом и землёй он ныне таскал брёвна. Епифанов, не потерявшей практичности, изучил ремесло сапожника. И вот герой войны уже латал чужие ботинки. Но не жаловался и не отчаивался. Епифанов считал, что ему ещё повезло. По крайней мере он жил как свободный человек в свободной стране. Умер своей смертью, хоть и раньше Богом отпущенного ему срока. Сказывались ранения и неимоверные нагрузки во время войны. Сорока восьмилетний крепкий, хозяйственный, верующий мужик был вынужден умирать вдали от Родины, без семьи, без возможности работать на земле.
