– А иначе как объяснить такое удивительное совпадение. Буквально неделю назад он требует от Румпеля установить здесь, в самой секретной комнате, где никогда не предусматривался такой визуальный контроль, камеры, а через неделю происходит захват их всех в заложники. – А вот это мысль так мысль, и получи она прямо сейчас для себя развитие, то президенту не отвертеться. Но президент каким-то пятым чувством адепта Синхарты, кто и сподобил его на верование в вечность человеческой жизни (ну и путь ты будешь в следующей жизни пони, всё же жизнь. Так что давай Джозичь, усиль давление на энергетиков и проводи настойчивей зелёную повестку дня), почувствовал для себя эту опасность и своим новым предложением купировал эту для себя сложность.
– Ладно. – Сквозь зубы еле слышно прорывается разъярённое недовольство президента, со скрытой угрозой кое-кому. – А теперь, Шпрехензедойч, поясните нам, на каком принципе работают эти ваши камеры слежения. Судя по тому, что нас ещё не бросились спасать, то они работают по какому-то особому принципу.
И хотя президент сейчас только предполагал и если честно, то вот сейчас он не хотел оказаться правым, то этому не суждено было случится, и Румпель, который Шпрехензедойч по разъярённому и упрямому на бзики мнению президента, всегда опускающегося до оскорбления своих подчинённых, если они сами виноваты и пренебрегают политикой президента, определённо в ответку президенту на такой к себе оскорбительный подход, подтвердил все его самые страшные подозрения.
– Да, – с дерзким вызовом не одному только президенту, а всему тому, что он представляет собой, а это чуть ли не всей системе власти, заявляет Румпель, скрытый анархист и адепт-шутер киберпанка, – эта камера не имеет прямого выхода на пульт службы охраны, а если точней, то доступ до трансляции к ней заблокирован паролем, где только после получения ключей доступа, можно открыть мерцающее окна на пульте контроля. – А вот это уже интересно своими незримыми перспективами и определёнными сложностями в сторону взлома этих паролей доступа и выведения картинки трансляции происходящего сейчас в ситуационной комнате на монитор службы безопасности. Где перспективы их обнаружения нахождения в опасности вошли в противоречие с опасностью оказаться участниками реал-шоу.
И выбор между этими двумя вариантами своего будущего, на самом деле не так-то прост. И всё буквально будет зависеть оттого, кто будет стоять за взломом ключей доступа к этой трансляционной картинки. И как все отлично понимают, то наибольшая вероятность к взлому этих ключей доступа имеет вражеская группировка, какая-нибудь Аль-свобода, осуществившая весь этот теракт в их сторону. И тут рассчитывать на что-то другое, то значит быть наивным дурачком. Что себе никто в этом кабинете позволить не может, в особенности президент. В один момент сообразивший, что нужно сейчас делать и как заблокировать, кто его знает, начавшуюся ли уже прямую трансляцию на весь информационный мир этого политического шоу. В котором будет показана на весь белый, а также на анти-белый свет изнанка и внутренний мир политики. Для чего, собственно, – для дискредитации всякой политической власти, – как уже можно догадаться, и затевалась эта глубоко продуманная операция по блокированию всего высшего руководства в одной комнате.
После чего на экраны всех информационных агентств выйдет анонс первого в мире реал-шоу под названием «Полный камин-аут» с действующими политиками, где они без всяких прикрас, насколько можно быть честными и прямыми покажут пружины внутренней политики, и всё для того, чтобы вернуть утраченный авторитет и доверие к власти (и всё это под лозунгом быть максимально открытыми и стать лицом к лицу перед своим избирателем). Но как задумано организаторами этой диверсии, политес не только не вернёт к себе доверие избирателя, а он потеряет к себе последние крупицы уважения. А попытаться между собой договориться хотя бы на время этой прямой трансляции вести как взрослые и разумные люди, бесполезно и нет никаких на это перспектив. Уж слишком большие противоречия связывают всех этих людей друг с другом. И никто из них не сможет умолчать в себе всю ту степень уважения и благодарности, которую они испытывают и питают друг другу за то, что по твоей гад, милости, я должен мучится в аду эти трое суток.
– Срочно найдите скотч! – опять в край неожиданно и в той же степени непонятно и многозначительно выкрикивает этот приказ президент, вводя людей в кабинете в растерянность, а кого-то и в расстройство при виде того, как президент сбрендил, требуя для себя крепких алкогольных напитков, чтобы значит, бросить их всех на произвол безвластия и внутривидовой борьбы за власть, пока он будет насыщать себя парами алкоголя. И как уверенно в этом догадываются некоторые из представителей генералитета, имеющих отличный интуитивный нюх на средства доставки до себя глубинных мыслей, то у президента в плане наличия скотча определённо есть заначка.
Но так решили интерпретировать слова президента люди, ограниченные своим недалёким сознанием, близко стоящих к их вечерней бытовой зависимости, тогда как в этом кабинете, среди всей этой серой массы чиновников были и не такие прямолинейные тугодумы, а здесь также имели своё место люди канцелярского склада ума, кто по своему интерпретировал это требование президента, относящееся не к его желанию напиться и забыться, и они увидели в этом требовании президента желание всех их спасти от информационной атаки со стороны их противника.
И как вскоре выяснится, то вторая группа политикума оказалась ближе к истине, и требование президента относилось к клейкой ленте, а не к бутылке крепкого пойла, которое, впрочем, тоже не было бы лишним. Ну а зачем президенту потребовалась клейкая лента, то всё легко объясняется им же.
– Пока мы не знаем, кто контролирует этот информационный выход отсюда, мы не имеем право его держать открытым со своей стороны. Я всё понятно объяснил? – заклеив собственноручно (нет тут ни к кому доверия) глазок этого видео выхода во внешние пределы, по итогу своего заявления президент обратился с этим уточняющим вопросом ко всем вокруг него стоящим людям.
Что было уже лишним, и разве все они не понимают, какое значение имеет информационная составляющая политики. А вот то недоверие, которое к ним так скрытно продемонстрировал президент, – не может он, видите ли, поручиться за их благоразумие и сдержанность поведения всего лишь на эти три дня и ночи, обязательно кто-нибудь из вас сорвётся друг на друга и раздует из какого-нибудь пустяка скандал, с применением физических аргументов, – не вызывает во всех этих людях оптимизма. Чего-то им не слишком нравится, что президент только в одну негативную сторону на них может рассчитывать, видя в них одних скандалистов и популистов. А как дело коснётся реалий жизни, то они, всё по тому же негативному мнению президента, ни к чему бытовому не приспособлены и могут быть только обузой.
И такие взгляды президента на людей вокруг себя, которые он даже не пытается экстраполировать под что-то другое, под свой личный пессимизм, тоже не внушает доверия. Так что ему никто не хочет отвечать, не просто на вопрос, а на эту его претензию. И тогда президент переводит своё внимание на отличившегося Маккартура, чтобы через свою похвальбу укрепить в его лице свою поддержку, и заодно…– А где Броуди?! – как громом среди бела дня, то есть гативного, поражает одна, только что пришедшая при виде Маккартура мысль президента. И вложенная в это откровение президента тревожная мысль и чуть ли не испуг, передаётся и всем остальным людям здесь, не просто бросившимся в панике куда глаза глядят бежать, а их всех сковал несознательный страх перед тем открытием, которое сейчас предполагало это озарение президента. И оглянуться куда бы то ни было ни у кого не было, ни сил, ни желания. Там, с любой стороны, их ждала опасность в лице разъярённого Броуди, кто имел не только мотивацию их всех прибить, но и силовые возможности для этого. Чем, чем, а физической силой природой его не обошла стороной.
Но и стоять в одном положении неведения, препираясь с самим собой тоже не вариант, и люди из окружения президента вслед за самим президентом медленно и постепенно оборачиваются в сторону общего рабочего стола, и бл*ь. что же они там видят? А видят они как ни в чём не бывало стоящего у стола с нахальной улыбкой Броуди, который в ответ с вызовом на них смотрит, типа что вы мне теперь сделаете, и что чёрт возьми он ещё делает?, спросил бы президент, видя как тот со всей бесцеремонностью пьёт воду из его бутылки.
И президент, кто, само собой, сейчас не просто подавлен таким пренебрежением к себе в лице бесцеремонного поведения Броуди, кто без всякого спроса присосался к его бутылке с водой (а если бы там был скотч), а он в предельную степень растерян, находясь под таким перекрёстным давлением на себя всех вокруг взглядов и требований поставить на место Броуди, ничего другого предложить не может по выходу из этой запутанной ситуации, как только заметить Маккартуру очевидные вещи. – Так вы его ещё и развязали!
А вот этот момент в Броуди, как оказывается, не все сразу заметили, а как только были оповещены президентом, кто только и может, как приносить самые дурные вести, за что его и не сильно любят, то это не добавило всем им уверенности в завтрашнем дне. Ну а так как люди всегда склонны преувеличивать для себя негатив и опасность, то тут сразу вход пошли фантазии на тему того, чем будет сейчас укреплять свой властный авторитет Броуди, понижая их шансы увидеть завтрашний свет. А это будут не только его огромные кулаки, но и подручные средства в виде канцелярских предметов, ну и что главное, так это то, что он будет сейчас их всех обрекать на обезвоженность, как он на примере бутылки президента это уже продемонстрировал.
Ну а пока Броуди, а может и кем-то ещё организовано сейчас такое противостояние, в себе демонстрирует судьбоносность, генерал Маккартур, кому был дан так завуалировано шанс президентом на исправление всей этой ситуации с Броуди, – я пока его отвлекаю всеми этими разговорами, ты уж как-нибудь умудрись его опять скрутить, – не оправдывает всех возлагаемых на него надежд, а он демонстрирует в себе всё то, на что в нём и рассчитывали вражеские лазутчики – неприкрытую разумом прямоту.
[justify]– У
