(*)
Агата нарушила тишину первой, не выдержало её сердце мрачного лица Себастьяна да и собственной совести тоже. Она вздохнула:
– Ты не обижайся на нас, ладно?
Себастьян воззрился на неё с удивлением. Вообще-то он ждал объяснений или извинений, и даже представлял в голове как ехидно и зло отзовётся на них, а потом смилуется, конечно. А тут «не обижайся». Не обижайся? И всё?
Впервые Агата и Томаш не хотели его с собой брать! А он-то думал, что уже хорошо сдружился с ними, что его канцелярское прошлое забыто, что он им равен, а они?
А они хороши! Агата, конечно, пошла мягче, сказала так:
– Я думаю, Себастьяну нужно восстановиться после нашей последней прогулки. Он всё-таки непривычен.
А Томаш, поддерживая сестру, не церемонился:
– Не выдохся бы!
И Себастьян даже задохнулся от возмущения. Спас его Квинт, который тоже был крайне озадачен внезапным желанием двух инспекторов избавиться от третьего, и это при том, что Городу не хватало рук, и что Агата с Томашем Себастьяна в свою команду приняли!
– Вы обалдели? – поинтересовался Квинт. – Постыдились бы. У других инспекторов комплекта нет, а вы втроём. Мы и без того идём вам на уступки – вы же брат с сестрой, а у нас родственники в одной команде не работают, сами знаете…
Агата и Томаш энергично закивали – знали они правила Города, знали, да только в этом насмерть стояли: если кого из них в другую инспекцию перекинут, то оба в отставку подадут!
– Мама наказала нам держаться вместе, – объяснялась Агата, а Томаш просто мрачно отмалчивался.
И тут заворот!
– Вы не хотите брать Себастьяна? – Квинт не был настроен к деликатности, он был раздражён.
– Мы хотим чтобы он отдохнул! – тотчас откликнулась Агата.
– Восстановился, – поддакнул Томаш.
– Он что, ребёнок? – Квинт возмутился не на шутку. – Вы бы ещё следили поел ли он и вытер ли рот после супа! Он инспектор, он в вашей команде, а подобные отступления настолько подозрительны, насколько вообще могут быть подозрительны!
Больше Квинт не терпел возражений, Агата и Томаш переглянулись, сдались. Выходили вместе, и Себастьян держался в стороне…
Впервые за долгое время. Даже в первую свою поездку с ними он не был так отстранён от них.
– Если вам неприятно моё общество, я могу сам просить о переводе, не надо унижаться и говорить о моей болезненности, – процедил он, наконец собравшись с мыслями.
– Ты дурак что ли? – поинтересовался Томаш, – нравится нам твоё общество! Никто тебе отставки не даст.
Себастьян хмыкнул и всё-таки взобрался на покорную серую лошадь, терпеливо дожидавшуюся его воли. Хмыкнуть-то он хмыкнул, но на душе было непонятно и гадко. Он сначала метался во внутренней невысказанной ярости: чем он им не нравится? К чему лицемерие их дружбы? Потом тосковал: что он сделал не так? Затем просто ждал извинений, а получил:
– Ты не обижайся на нас, ладно? – и это вместо примирений?!
– Я не обижаюсь, я рад, что вы показали истинное отношение ко мне, – отозвался Себастьян. Слова он цедил старательно, но выходило неискренне – голос дрожал.
– Ты нам друг, – заверила Агата, – слышишь? Просто… всего не объяснишь. Плохая эта поездка для нас. Хоть и плановая, но плохая.
– У нас были опасные поездки! – он не хотел ей верить, но какая-то часть его желала примирения и объяснений. И обязательно таких, после которых Себастьян смог бы успокоиться. – Были!
– А мы тебе не про опасность говорим, – вступил Томаш. Сначала он не хотел влезать и предпочёл дать Агате возможность вернуть прежнее расположение Себастьяна. Но у Агаты получалось плохо – она осторожничала, и он решил влезть.
– Вернее, не про привычную опасность, – Агате не понравилось заступничество и вмешательство Томаша.
– Тогда понятно! – Себастьян кивнул. Он пытался управлять своим голосом, дать в него побольше железного равнодушия, чтобы они прочувствовали на себе как обидели его, но это не было в его характере и оттого звучало неубедительно.
– Мы тебя ценим, – снова начала Агата. Она вела свою тропу рядом с его, при этом едва-едва обращала внимание на лошадь, как-то умудряясь её направлять вровень, при этом не отвлекаться. Самому Себастьяну это не было под силу – он не выпускал поводья и был напряжён. Опыт, что ли, сказывался? Вернее, его недостаток.
Как тут не строй дело, а Агата в полевых условиях с юности работает, а он и двух лет не отъездил с ними, а до того изнежился в канцелярии Города.
– Ценим, – эхом подтвердил Томаш.
– Просто есть то, чего так легко не объяснишь, – Агате будто бы неловко было от того, что она не раскрывает тайну, продолжает держать её в оковах. – И мы, если честно, не представляем даже, что ты о нас подумаешь, когда узнаешь.
Себастьян задумался. На извинения это всё ещё не походило, во всяком случае, в том виде, какой ему представлялся, но выглядело интересно. Да и смущение Агаты – внезапное, непрошенное…
– Что же там? – чуть менее равнодушным голосом спросил Себастьян, позволяя любопытству победить обиду. Он ещё обижался, конечно, но ему пришло в голову, что ни Агата, ни Томаш прежде его ничем не обидели. Даже в самом начале, когда он и на лошадь-то сесть не мог, и когда желудок сводило от непривычно жирной и грубой пищи в трактирах. Нет, не смеялись, поддерживали, утешали, но не упрекали и не советовали развернуться домой.
Может и впрямь есть что-то большее, чем ему представилось?
– Тут, дружище, всего не объяснишь, видеть надо! – Томаш был уже весел, смягчение равнодушного тона явно пришлось ему по вкусу.
Агата закивала.
– Но мы тебя просим, – сказала она, – чтобы ты уж очень плохо про нас не думал.
– Не буду, – заверил Себастьян, – если вы считаете меня другом, как говорите сами, то должны знать, что дружба – это равенство, и если у вас есть какой-то секрет, то я приму его с вами.
Он сам возгордился от своей речи, но Агата и Томаш переглянулись, и он почувствовал себя прежним юнцом. Мало ли что они скрывают? Да, поездка всего-то простая – нужно съездить к одному из исследователей Города, да узнать результаты его труда, но почему так боятся и тревожатся Агата и Томаш? Не поторопился ли Себастьян с красотой и горделивостью высказывания? Всё-таки они не были трусами, и уже не первый раз совершали некоторые дела втайне от Города, кое-где скрывая факты в отчётах, а кое-где и прибавляя то, чего не было. То есть, Агата и Томаш знали, что могут на него положиться, но если скрывали здесь…
Но отступать было некуда. Себастьян утешал себя тем, что очень уж страшного или позорного не выяснится. В конце концов, они же команда! Агата и Томаш, может быть, конечно, ведут себя иногда развязно и грубо, а может и идут на кое-какие преступления, но ведь ничего дурного не делают – это точно.
Точно?
Но Себастьян решил понемногу навести следы, чтобы попробовать понять в какую сторону дует ветер. На привале он спросил:
– А как зовут этого исследователя?
– М… Дариуш. Дариуш Бежицкий, – Агата не сразу вспомнила имя, похоже, не часто его упоминали в Городе.
– Что за имя такое? мне кажется, я впервые слышу, – признался Себастьян.
– В этой глуши оно нормальное, – вклинился Томаш, – мы же с Агатой неподалёку отсюда родились, мы знаем. Чем дальше – тем страньше.
Себастьян притих. Он никогда не задавал вопросов о прошлом брата и сестры, не знал откуда они родом и плохо представлял их семью, для него они были привычной частью Города. Сам Себастьян родился уже в Городе, его родители работали в Канцелярии и очень дорожили своим спокойным размеренным трудом…
– Да, – подтвердила Агата, – у нас тут много всякого странного. И имена – это ещё не худшее. Впрочем, в Бежицком имя – это не самое странное. Он, как бы это помягче сказать…фанатик. Ему твёрдо верится в то, что он и его потомки выбраны высшими силами, чтобы открывать тайны мира. И чем дальше тайна, тем ему лучше. Пока он был молод, он натурально болел от любви к Лох-Несскому чудовищу.
Все трое вздохнули. Лох-Несское чудовище было общей головной болью для Города. Проблема была в самом озере Лох-Несс, под которым растянулась сеть непролазных пещер. Городу было проще сделать вид, что никакого подобного места нет и раз в год вспоминать, отряжая безнадежную инспекцию, которая, конечно, ничего не находила, чем всерьёз заниматься этим вопросом.
– Потом ему не давали покоя кентавры, – продолжил Томаш, – Бежицкий заложил свой дом, чтобы снарядить экспедицию, которая, как ты догадываешься, никого не нашла. А теперь…
Он осёкся. Агата тревожно взглянула на него.
– А чем он занимается теперь? – Себастьян не понял причины их осечки, но уцепился за неё.
– Великим полозом, – мрачно ответил Томаш.
– Кем-кем? – Себастьян решил что ослышался. – Я не…
– Огромная змея – длиной около десяти метров, толщиной с доброе бревно. Обитает в краях, богатых золотом и чаще всего греется на солнце именно там, где хорошие залежи. Также умеет гипнотизировать птиц – те теряют волю и сами идут в его пасть, а также охотятся и спят на деревьях…– скучным голосом начала объяснение Агата.
– Я знаю что такое полоз, – перебил её Себастьян, – я к тому, что есть просто змеи, которых зовут полозами, а насчёт великого… его признали несуществующим! Есть крупные змеи, есть просто змеи, но мистическая сила Великого полоза признана сказкой!
– Тем не менее, ты будешь удивлён, если узнаешь, сколько денег Город даёт ему на исследования, – заметила Агата. – Город признает несуществующим ту или иную дрянь, но иногда выделяет деньги, если получает какие-то доказательства или псевдо-доказательства, но их нужно проверить, а за это время финансирование никто не срежет. Бежицкий – это такой вот вечный загребатель денег. Он всё время даёт нам какие-то чешуйки, шкурки, уверяя, что это Полоз, тот самый. А пока мы проверим, он занимается его бесплотными поисками и дальше. Мы приезжаем к нему, ничего не выяснив, а он нам опять что-то даёт…
– и что хуже всего, он реально верит, – подметил Томаш. – я бы понял, если бы он делал деньги и просто использовал Город, так он то дом заложит, то в долг возьмет, потому что надо же ехать, искать чего-то!
– Безумец и неприятный человек, – Агата была короче в своих мыслях. – Так что, не реагируй на него сильно.
– И в этом тайна? – поперхнулся Себастьян, – я что, безумцев не видел?
Он не понял проблемы, не увидел причины, по которой его они так хотели огородить. В самом деле, что ли, боятся и считают неженкой?
– Увидишь, – загадочно пообещала
