шоколадной глазури?
Не дожидаясь ответа, она открыла герметичный лоток, достала завёрнутый в серебристую фольгу цилиндр и протянула его полицейскому.
— Какой ещё пломбир? Я при исполнении.
Возмущённый тем, что события развиваются по какому-то странному сценарию, товарищ старшина нахмурился, сделав отрицательный жест рукой.
— А я, пожалуй, возьму.
Олег вынул из бумажника единственную купюру и быстро обменял её на лакомство. Других денег при себе у него не осталось, о чём студент весело сообщил товарищу старшине.
Однако стражу порядка, эта новость веселья не прибавила, он набрал в грудь сколько мог воздуха и напрягся, ожидая мысль, способную навести порядок в рамках правового поля. Драгоценные секунды тикали, но спасительная мысль не спешила выходить. Щёки покраснели, глаза слезятся, а её всё нет. Возможно, бедняжка застряла в таможенном терминале, не сумев пройти цензурный контроль. Вообще текущее дежурство, участковый хотел отнести к чёрной полосе в его безрадостной карьере. Повышение по служебной лестнице, он надеялся получить со дня на день уже третий год подряд, от чего визуально создавалось впечатление, что мундир, фуражка и пагоны стали ему малы. Эта оптическая иллюзия могла быть вызвана ещё и тем, что прилавки закусочных в его районе изобиловали мучными изделиями, от которых так сложно иной раз отказаться. Беляш, чебурек, расстегай, сосиска и та в тесте. Шумно выдохнув из лёгких воздух, участковый не сказал больше ни слова и продолжил обход территории в задумчивости, оставив позади себя киоск с мороженым, продавщицу и бедного, но почему-то счастливого студента. Намереваясь покинуть парк, он подошёл к дороге, но тут же, ко всем прочим невзгодам прибавилась ещё одна неприятность, когда проехавшая мимо спортивная машина обдала его грязью из лужи.
*
Автомобилем управлял лихач Валера. Сейчас Валера никуда не спешил, но всё равно ехал быстро, считая себя частью той культурной прослойки общества, где медленно ездить на Ford Mustang Gt500 по статусу считалось западло. Летевшая из окна громкая музыка, ассоциативно отдавала поэтической репликой в творческом ключе Антуана Нежного. Зная рыночную конъюнктуру современного шоу-бизнеса, вполне можно допустить, что этот певец существует в реальности, сидит сейчас дома у камина и нехотя бросает уже прочитанные письма умалишённых поклонниц, одно за другим в очаг. В такие минуты, кто-то из прислуги видит его лицо улыбающимся.
-Целовать рук твоих кожу
-И ноги выше колен тоже
-Тайны коснуться губами
-Не говори об этом маме
Чем проще текст, тем скорее его примет "публо" - золотое правило промышленного маркетинга. Резво перестраиваясь из одного ряда в другой, Валера подпевал кумиру молодёжи и популярному сердцееду, чувствуя себя на вершине мира. Желая проскочить перекрёсток на красный свет, он разогнался сильней. В этот момент, с другой стороны перекрёстка появился ещё один участник движения. Витя-циркуль относился, к несколько иному социальному кругу, хотя тоже был не прочь послушать радио сидя за рулём. Он отличался от Валеры тем, что не любил быстрой езды, подросткового легкомыслия и громких звуков, к тому же их музыкальные предпочтения заметно отличались. Вот и сейчас в его салоне играло, что-то тихое, дающее возможность сосредоточиться на очередном ответственном заказе:
-По завету уважаемых воров
-Не оставляй в хате жмуров
-Не трать время на могилу
-Вези в кочегарку терпилу
Лихач Валера набрал такую скорость, что увидел на своём пути огромный чёрный внедорожник слишком поздно.
Поглядывая на часы, Марк Ильич Гильденштерн немного волновался перед важным деловым свиданием. Собрав информацию из проверенных источников, банкир знал, что его будущий гость, это прежде всего человек пунктуальный, исполнительный, способный сделать любую работу аккуратно и в срок, не оставляя при этом следов. Не даром за свой педантизм, киллер получил псевдоним - циркуль. Спустя пять лет счастливой семейной жизни, у Марка Ильича стали появляться первые робкие сомнения по поводу верности жены, а когда измена документально подтвердилась, он принял решение расстаться с блудницей в обход хлопотных юридических формальностей.
— Долгие проводы - многие слёзы.
Говорил он, не собираясь растягивать на месяцы громкий бракоразводный процесс, и в этом деле ему потребовалась помощь специалиста особого профиля. Если Модест Алексеич, персонаж чеховской "Анны на шее", в итоге согласился принять титул рогоносца, то Марк Ильич, при тех же обстоятельствах, своё согласие не дал. Его жена, Елизавета Фёдоровна яркая смелая, склонная к авантюрам женщина, называла председателя совета директоров, держателя контрольного пакета акций - пупсиком, не только дома, но и в офисе при свидетелях, что подрывало деловую репутацию мужа.
— Дорогая, не говори так, люди кругом.
Елизавета Фёдоровна, в ответ лишь миловидно улыбалась, оставляя за собой право выбирать, как ей обращаться к супругу. Учитывая сколько, Марк Ильич в неё вложил, слово - дорогая, в меньшей степени имело духовный аспект, справедливо отдавая приоритет материальной начинке. Последнее время их домашние беседы сводились, по большей части к претензиям с её стороны. Обыкновенно, Елизавета Фёдоровна заводила долгий разговор, делая акцент на простых вещах. Вскоре муж терял ход мысли, переставал её слушать и смотрел, куда-то в пустоту, по инерции кивая там, где это казалось уместным. Недовольство постепенно росло. Такое положение дел не могло продолжаться вечно, и кто-то сильный обязан был перевернуть последнюю страницу. Ссылаясь на исторический опыт, его личные психологи, астрологи и чревовещатели, каждый по-своему формировали прогнозы дальнейшего развития семейных отношений. В условиях близких к хаосу, потомственные шарлатаны успевали бороться между собой за право занять в этом доме кресло верховного оракула. В частности, один из них рискнул предположить, что такой союз обычно кончается, либо долгой скучнейшей старостью, либо эффектным хлопаньем дверью. Марк Ильич активно поддержал тот вариант, где упоминалась дверь.
Только сейчас Гильденштерн понял, как был слеп, не догадываясь, что под его раскинутой могучей дланью, в облике красивой и верной спутницы скрывался коварный шпион из чужого враждебного лагеря. Стараясь удержать в привычных рамках лейтмотив библейского фольклора, таким образом сохранив общую идейную тенденцию, он решил исключить повторение судьбы Олоферна, для чего сделал ход на опережение. Время от времени Марк Ильич выходил на веранду, откуда хорошо просматривалась дорога и глядя в даль недоумевал, почему пунктуальный Витя-циркуль опаздывает уже на пять минут.
*
Любовником Елизаветы Фёдоровны, по недоброму умыслу, оказался упомянутый выше жалостливый певец - Антуан Нежный. Под маской медийной личности скрывался эталон посредственности - Сеня Совков уроженец посёлка Камыши. Не помня отца, Сеня провёл детские годы с матерью художницей и ворчливой, далёкой от искусства бабушкой. Желая доказать значимость выбранной профессии, Катя гордо повторяла: "Художниками не становятся, ими рождаются". Постоянные пленэры, выставки и шумные застолья наполняли пёстрой мишурой её праздную жизнь. Всё вокруг так стремительно набирало разбег и куда-то летело, что Кате осталось лишь расправить свои крылья и тоже взмыть под облака. Полёт художницы мог продолжаться ещё долго, но вдруг она почувствовала лёгкую тошноту, вызванную не укачиванием, как при морской болезни, а недугом по всем признакам, более серьёзным. Катя терялась в догадках, когда успела забеременеть? Эту новость, пожалуй, можно сравнить с браконьерским выстрелом из зарослей камыша, заставившим художницу спуститься с небес, сделав вынужденную аварийную посадку там же в Камышах, подальше от людской молвы. Стоял ранний Сентябрь, в полуоткрытое окно проникал всё ещё по-летнему тёплый воздух. Уступая лёгким всполохам ветра, прозрачная занавеска плавно отходила в сторону и спальню заполняли первые тонкие ароматы осени. Кате было стыдно. Казалось, что на неё смотрит с укором множество лиц, всех не разглядеть, столь малы они и неприметны. В богемных кругах считалось дурным тоном выставлять на показ вместо картин свои внебрачные достижения и последние полгода Кате пришлось прятать живот дома. Не отходя от мольберта, она писала натюрморты и портреты, а под конец срока увлеклась супрематизмом. Вскоре на свет появился Сева, вернее сказать первые дни жизни, мать называла младенца Антуаном, предположительно в честь меткого браконьера, но под давлением чопорной бабушки с её архаичными взглядами, имя решено было изменить. Прошло без малого семь лет. Будучи молодой женщиной, Катя находилась в непрерывном поиске новых творческих идей, а также надёжного мужского плеча и по этой причине успевала отдавать ребёнку лишь малую часть своей любви. Как-то раз, после продолжительного отсутствия, Катя вернулась из столицы и сообщила сыну радостное известие:
— Кажется в твоей жизни появился, пусть не родной, но всё же отец.
Не скрывая волнение, она предупредила Сеню об ответственности. С этой минуты, он должен быть послушным ребёнком, в противном случае, мама оставит сына с бабушкой и уедет к новому папе без него. Мысль о том, что ему предстоит жить в большом городе, просияла в детском сознании множеством далёких огней, манящих неоновой новизной в то время, как перспектива потерять ещё одного папу, толком не успев с ним познакомиться, едва не лишила Сеню чувств. Впечатлительный мальчик обещал маме быть каким угодно, только бы не остаться навсегда, здесь в Камышах с глухой к его детским нуждам бабушкой. Так Сеня начал осторожно прокладывать путь к призрачно-далёкой вершине славы.
Новый отец Сени, Лев Фомич Розенкранц работал в частной адвокатской конторе, видимо оттуда, он взял манеру говорить надменно и слегка брезгливо, в конце каждого предложения вытягивая пухлые губы так, если бы собирался поцеловать подзащитного в лоб. После огласки приговора, конечно, не раньше. Выиграв очередной процесс, он традиционно устраивал званый ужин в ресторане. Торжествуя победу над стороной обвинения, Лев Фомич описывал собравшимся подробные детали дела, тем самым подчёркивая безупречное знание закона и массу хитрых способов его обойти. В случаях, когда присяжные отдавали свои симпатии красноречию прокурора, Лев Фомич, как лицо проигравшее ужинал дома без посторонних глаз, иногда прерывая общее молчание резким выражением в адрес соперника:
— Вот же скотина везучая.
Сказав это, Лев Фомич подливал себе в бокал ещё вина и мог нечаянно опрокинуть какую-нибудь привычную для кухни вещицу вроде солонки, стоявшую в радиусе активных действий главы семейства. Катя с пониманием относилась к сложному эмоциональному состоянию Льва Фомича и, между прочим, искренне полагала, что фраза: "везучая скотина", напрямую связана с транспортными перевозками. В её голове, на фоне унылого осеннего пейзажа, возникал образ худой кобылы, запряжённой в старую гужевую повозку, и становилось грустно. Однажды, не терпящий поражений адвокат вернулся домой уставшим. Заметив это, Сеня
