Охота на "Шейха".

солдаты задирали чеченцев. Это не было явно, исподтишка. Не знаю, как там насчет ауры, но обстановка в доме была крайне напряженной. Взрывоопасной. Наше вмешательство было кстати.
   Горячие, гордые, по крайне мере - они таковых из себя строили, чеченские парни тоже были готовы схватиться за оружие.
   Менты сели в свои машины, мы - в свои. Особисты с нами в "шестерке" поехали на "базу".
   Сразу распределили всех по комнатам. Солдатам, которые нас охраняли, мы наказали, чтобы милиционеры не общались между собой. Начальник взял на себя начальника чеченских милиционеров, я - заместителя. Остальные - рядовых.
   Зашли в мой кабинет. Я не стал закидывать постель одеялом. Не хватало еще, чтобы он подумал, что я смущаюсь своего бардака. Не дождешься. Оглянулся. Милиционер шел следом. Меня и раньше настораживало что-то в его походке, теперь я осознал, что конкретно. Шаг. Как он ставил ногу. На полную ступню. Нормальный человек ходит с пятки на носок, а этот сразу ставит ступню. И это уже привычка. Получается, что ходит он на полусогнутых ногах, даже слегка пригибаясь.
   А кто так ходит? Правильно, лишь тот, кто привык ходить очень осторожно - по лесу. Чтобы не хрустнула ветка, не выстрелил сучок. Даже если это и произойдет, то приглушится ступней.
   Охотник? Может быть, только в Чечне с 1991 года охота ведется только на одного зверя - человека.
   Из стола я достал стопку бумаги. Через пару минут солдат принес стакан горячего кофе, явственно чувствовалось, что Каргатов туда влил стопку спиртного. Ай, молодец Серега! Предложил милиционеру, тот отказался. Ну, и хорошо, нам больше достанется!
   Я искоса смотрел на него, мысленно сопоставляя с известными мне ориентировками. Вот будет смеху, если мне, как Каргатову, удастся изобличить беглого преступника в милицейском обличии!
   Рост сто семьдесят, сто семьдесят пять. Возраст - лет двадцать пять. Волосы короткие, черные. Лоб большой. "Умник"? Интеллигент? Не похоже.
   Лицо круглое, не очень типичное для чеченцев, обычно у них лица вытянутые. Кожа пористая, похоже, что раньше он страдал от большого количества угрей, вся кожа как в мелких шрамах от этих болячек. Надо было раньше начинать половую жизнь и вести ее регулярно.
   Брови сросшиеся. Не нравится мне это, но здесь это часто встречается. Примета такая есть у русских, что если у человека сросшиеся брови, то он склонен к обману и жестокости.
   Нос прямой, тонкий. Глаза. Близко посажены к переносице, на круглом лице это смотрится не совсем симметрично.
   Носогубная линия четко прочерчена, досталось, значит тебе, юноша, в твоей короткой жизни.
   У глаз много морщин. Как глубоких, так и мелких. А на вид тебе лет двадцать пять. Такие морщины бывают либо у людей в возрасте, либо от постоянного прищуривания. Зрение у тебя, похоже, хорошее, а вот щуришься ты оттого, что солнце часто тебе светило в глаза. В горах? Ну, а так же потому, что часто целился. А в кого мог чеченец целится? Правильно - в наших. Подбородок округлый. Рот маленький. Уши расположены высоко. Умный, значит. Ну-ну, посмотрим.
   - Как зовут? - начал я, прихлебывая горячий, сладкий, пахнущий горячей водкой кофе.
   - Лейтенант милиции Магомед Асаев. - Он выпрямил спину.
   - Ты расслабься, это завтра, вернее уже сегодня, будешь перед Ханкалой напрягаться, в струнку вытягиваться перед прокуратурой. А они умеют душу мотать. Будешь им придумывать историю, почему твой подчиненный убил солдата, и сбежал вместе с заключенным. А дома хранил взрывчатку, патроны и радиостанцию. И еще много чего интересного тебя спросят. Кстати, как звали твоего мента? - я старался, чтобы собеседник расслабился, "запрессовать" его я всегда успею.
   Он не успел ответить, как из соседнего кабинета раздался крик:
   - В глаза смотри! - голос Володи Гаушкина.
   У каждого своя метода ведения беседы. Я усмехнулся, глядя, как "мой" Асаев вздрогнул. Привыкай. Я - "добрый", а вот Гаушкин - "злой". Могу и ему тебя передать. Прихлебнул кофе - хорош, не хуже, чем с коньяком.
   Вспомнилось, как перед командировкой, в нарушение всех инструкций, коллеги по отделу накрыли стол в кабинете, и пахло хорошим коньяком. Тогда Саня Иванченко мне посоветовал, чтобы я, перед тем как "давить" на собеседника, дал ему шанс выговорится. Иванченко год возглавлял пресс-группу, мы за это его звали "товарищ Геббельс"... И что такого казалось бы - вспомнил запах коньяка? А вот, что всплыло в памяти. Интересно.
   - Как звали твоего подчиненного?
   - Артур Хамзатов.
   - Что тебе известно о нем. Расскажи, кто он такой. Как появился у вас. Может, вместе воевали?
   Он бросил на меня быстрый взгляд исподлобья, и снова уставился в пол, под ноги. Так и хочется заорать, подобно Гаушкину: "В глаза смотреть, сука!"
   - Родился Хамзатов... - начал он скучным голосом.
   - Не то, - перебил я его. - Это все я возьму в его личном деле. У него же есть личное дело?
   - Есть, - тот кивнул.
   - Ты расскажи мне, откуда он пришел. Кто его привел. Вы вместе в одной банде воевали? - голос я не менял, ждал его реакцию.
   - Я не воевал! - он встревожился.
   - Не воевал? - переспросил я.
   - Нет.
   - Ну да ладно, расскажи мне о нем, о себе, что вас связывало. Вы же друзья были, - с нажимом сказал, а не спросил я.
   - Мы не друзья были! - быстрый ответ, слишком быстрый.
   - Ты куртку-то сними, у нас здесь не холодно, - предложил я.
   - Да я так посижу.
   - Да ладно, сними, - настаивал я.
   Не знаю почему, но что-то меня насторожило. Он периодически дотрагивался до левой стороны. Не часто, но как будто проверял, на месте ли что-то там или нет.
   - Зачем? - он снова невзначай дотронулся до кармана.
   - Хочу посмотреть, что у тебя в кармане лежит. Вот там, - я показал пальцем на его левый карман.
   - Ничего, - он поплотней запахнулся.
   - Я ничего не буду отбирать, просто покажи.
   Он встал и распахнул теплую куртку. Ничего.
   - Вторую куртку, - потребовал я.
   Он потоптался и с большой неохотой расстегнул ее. В левом нагрудном кармане что-то зеленело.
   - Достань!
   - Это не мое! Это покойного брата! - начал он оправдываться.
   - Показывай.
   Он достал - повязка воина Аллаха, или как она там называется. На зеленой головной повязке изображены арабские письмена. И бурые пятна. Похоже на кровь.
   Не знаю, что именно там написано, но подозреваю, что что-то типа "Got mit uns". "С нами Бог" - так писали немецкие оккупанты на пряжках ремней, а тут на лбу нечто подобное.
   В наших глазах эта повязка была серьезным обвинением, значит, воевал против нас. И не просто, а идейный дядя. Не просто патриот, а религиозный фанатик. Посмотрим.
   Я не скрывал своих эмоций, он прочитал все на моем лице.
   - Это моего брата! Его убили! - начал он оправдываться.
   - А ты пошел в милицию, чтобы отомстить за него? Так? - голос мой звучал зловеще.
   Тут я уже не играл. Мне было почти все ясно.
   - Нет! Мой отец был в оппозиции, а после 1996 года, когда вывели войска, мы не воевали, сидели дома, скот разводили, - милиционер был испуган. - Это мой двоюродный брат пошел воевать, и его убили. Я самый старший, поэтому должен отомстить! Я ношу повязку, иначе меня тейп не поймет. Родственники не поймут, - теперь он был готов расплакаться.
   Никогда не видел плачущего чеченца, интересное, наверное, зрелище!
   - И дальше что? - я "давил" его.
   - Ну, вот я и ношу повязку, - он смотрел преданно в глаза. - Аллахом клянусь, я не убивал никого из русских!
   По прежнему опыту знаю, мусульманин клянется - обманет.
   - Знаешь что, мой юный друг! Я хотел бы тебе поверить, но не могу! Сейчас приедет прокуратура, и я тебя сдам. Улик косвенных более чем достаточно! Поедешь, мил человек, на "фильтр", сначала на Ханкалу, а затем - в Чернокозово. Ты ведь многих конкурентов своего тейпа или просто личных недругов отправил по тюрьмам местным, да российским. Так что они тебе счетец выкатят. Не оплатишь. А можно проще. Сейчас вызываю бойца с автоматом, приказываю ему, чтобы он тебя стерег, и отдаю ему повязку вот эту. Дальше знаешь, что будет? - я закурил и выпустил ему струю дыма в лицо, потом перегнулся через стол, схватил за край куртки, подтянул к себе. Глаза в глаза, нос к носу. - Знаешь, что потом будет? - я кричал ему в лицо.
   Он оглох от моего крика, побледнел, обмяк.
   - Говори, знаешь? - снова заорал я, удерживая, не давая сползти со стула.
   - Да, - пересохшими, внезапно побелевшими губами прошептал он.
   - Тебя убьют при "попытке к бегству", - продолжил я.
   Оттолкнул милиционера на спинку стула, сам откинулся на свой, затянулся и выпустил струю дыма в потолок. А вот теперь, господа присяжные заседатели, наступает кульминационный момент!
   - В зависимости от времени, которое будет в распоряжении у солдат, они могут тебя порезать на кусочки, накрошить в соломку или распустить на лапшу. Не будет времени - просто пристрелят как собаку. Труп выбросят в реку, чтобы рыбы жрали. Ты будешь толстым, раздувшимся, зловонным, обглоданным, скользким трупом. Река вынесет тебя вниз по течению, тело твое запутается в тальнике и будет там крутится по течению еще несколько дней. И вороны будут жрать и терзать тебя. И по их кружению обнаружат труп неизвестного в милицейской форме. И найдут тебя не скоро, и не похоронят тебя по мусульманскому обычаю. И не попадешь ты в рай. Фу, мерзость! - я так живописал эту картину, что самому стало противно. - Эй, боец! Охрана! - заорал я во всю мощь своих неслабых легких.
   - Послушайте! - начал лепетать мой кандидат на вербовку.
   - Слушаю вас! - открылась дверь, на пороге стоял наш солдат с автоматом.
   На лице было написано, что готов он выполнить любой мой приказ в отношении задержанного, видимо, мои крики он тоже слышал и догадывался, что сейчас я могу отдать этого иуду в форме ему на растерзание. А после смерти своего сослуживца, а может и друга, он сделает все. Месть, месть, месть. Ни тени страха, ни тени сомнения, никаких угрызений совести. И по ночам, если приедет домой, не будет сниться ему этот порванный на куски за своего товарища мент. Не будет.
   И все это прочитал не только я, но и мой собеседник. Он смотрел на меня умоляющими глазами.
   - Ладно, иди пока погуляй, - я отпустил солдата.
   При этом боец кинул такой красноречивый взгляд на мента, что тот еще больше съежился на стуле.
   - Что дальше? - спросил я голосом полным металла. - Ему в случае чего объявят выговор. А выговор - не триппер, повисит да отвалится. Так что? - я кивнул головой на дверь, а за ней ждал охранник, который мог через секунду стать конвоиром. А то и членом расстрельной команды.
   -