100 рассказов Посохова

и потягиваясь на куче проводов, жалобно вздыхает худющий на вид длинноволосый парень. – Опохмелиться бы. У меня со вчерашнего башка трещит, никак не проходит.
  – Вставай, Костыль, – требует бригадир. – Ты и так всю смену ничего не делаешь.
  – Ну, не все же такие мордовороты, как ты.
  – Только и знаешь стонать да нукать, – ворчит и улыбается Рудин. – Как пить, так ты здоров, а как пахать или в армию идти, так у тебя сил нет.
  – Ну, чё ты мне всё про эту армию талдычишь, – с раздражением оправдывается Костыль. – Не сил у меня нету, а веса, понял. Пока отсрочка, но всё равно, сказали, заберут.
  – Совести у тебя нет, – уточняет Рудин. – Ты, наверно, и кликуху сам себе такую придумал, чтобы не работать. Чего с костыля взять.
  – Да причём здесь это, – продолжает оправдываться Костыль. – Говорю тебе, здоровья у меня нету, устаю быстро.
  – А практикант вон не устаёт, – кивает в сторону Николы бригадир. – Пацан ещё совсем, а пашет, как надо. Хотя мог бы и сачкануть втихаря, он же тут временно, до весны только. А ты вроде как форменный рабочий и ничего не можешь. Кабель протащить не можешь, дюбель забить не можешь, кувалду поднять не можешь. Правда, пацана этого с кувалдой я тоже ещё не видел. Тоже, поди, силёнок маловато.
  – Ты это серьёзно? – уже на выходе из вагончика, пропустив вперёд других рабочих, спрашивает Никола, крепкого телосложения парень, аккуратно подстриженный под бокс.
  – Да ладно, не заводись, – обращается к нему Рудин. – Пошутил я, чтобы Костыля пристыдить. Только пользы от этого никакой.
  – А то попробуем, – предлагает Никола. – Ты же и меня задел зачем-то.
  – Чего попробуем?
  – Насчет силёнок.
  – Например? – спрашивает Рудин.
  – Ты же сказал, что с кувалдой меня не видел. Давай тогда посмотрим, кто больше дыр сделает.
  – Во, даёт! – ехидно восклицает Костыль. – Совсем оборзел салага.
  – За салагу ответишь, – обещает ему Никола.
  – Да не тронь ты его, – приказным тоном, но опять же с улыбкой, произносит Рудин. – И вообще никого не трогай. А то, я слышал, тебя тут побаиваются уже.
  – А чего меня бояться. Людей я не трогаю.
  – А ты сам-то человек? – спрашивает Костыль.
  – Человек! – отвечает Никола. – А таких, как ты, давить надо. И чем больше, тем лучше.
  – Это почему же?
  – Потому, что ты нас позоришь.
  – Кого это вас?
  – Бригадира и вообще всех. Не хочешь пахать, вали отсюда.
  – Опять сцепились, – говорит Рудин. – Пойдём лучше дыры бить.
  – Так мы будем соревноваться или нет? – пристаёт Никола.
  – Будем, конечно, если ты такой настырный. А с какого ты года, между прочим?
  – С пятидесятого.
  – У-у, так тебя же на тяжёлую работу ставить ещё нельзя, – качает головой бригадир. – Но извини, ты сам напросился. Давай так. Ты ведь до четырёх работаешь. И в субботу не работаешь. Вот до четырёх, кто больше дыр сделает, тот и победил. Если победишь, в понедельник можешь не выходить, отдыхай. Чуть чего, мастеру своему из училища скажешь, я разрешил.
  – Всё, договорились, – соглашается Никола. – Кого на крюк дашь?
  – А вот с Костылём и иди. Больше меня всё равно не сделаешь. Зато его погоняешь, если получится.
  – Да куда он денется, – уверенно заявляет Никола.

  Квартира в строящемся доме. Две стремянки. Стоя на одной из них, Костыль держит длинный металлический крюк острым концом зубила к поверхности потолка. Напротив, на другой стремянке, как бы оседлав её, стоит Никола. В руках у него увесистая кувалда. Видно, что он изготовился к удару. Отверстия в межэтажных перекрытиях необходимы, чтобы смонтировать скрытую электропроводку. Для того, кто с кувалдой, работа очень тяжелая, требующая большой физической силы и выносливости. Замах кувалдой делается из-под ног, снизу вверх, при резком разгибании спины. С одного удара бетонная панель пробивается редко – для этого надо правильно выставить крюк, точно под внутренней полостью в панели, очень сильно ударить и попасть прямо в зубило. Промахи, как правило, приводят к повреждению деревянной рукоятки кувалды, потому что часто при этом именно рукоятка, а не сам боёк, попадает в зубило. На потолке почти в каждом отдельном помещении пробивается как минимум два отверстия, у стены для ввода провода и где-то посередине – для вывода его к светильнику.
  Никола бьёт кувалдой по крюку, ещё бьёт… Закончив в этой квартире, Никола и Костыль перетаскивают стремянки, крюк, кувалду в другую квартиру. И снова замахи, удары… Затем на другой этаж. Видно, что Костыль устал, передвигается и залазит на стремянку медленно, крюк в руках у него вихляется, зубило перед ударом в одном положении он не фиксирует.
  – Держи ровнее! – смахивая пот со лба, требует Никола.
  – Руки затекли, – жалуется Костыль. – Давай перекурим.
  – А я сказал, держи!
  Никола бьёт и промахивается, потому что перед самым ударом Костыль чуть качнул крюк в сторону. Никола попадает по зубилу не металлической частью кувалды, а рукояткой.
  – Ещё пару раз так смажешь, – предупреждает Костыль. – И молоточек накроется.
  Никола продолжает наносить удары… Следующий этаж, другая квартира… В очередной раз крюк в руках у Костыля перед ударом сдвинулся в сторону, и рукоятка кувалды после удара расщепилась так, что тяжёлый боёк просто отвалился.
  – Хана! – с облегчением выдыхает Костыль.
  – Беги за другой, – командует Никола.
  Но Костыль не реагирует.
  – Глухой, что ли?
  – Ну, чё упираться-то, – возражает Костыль. – Посмотри на часы, пятнадцать минут осталось.
  – Беги, говорю, за кувалдой, – угрожающе повторяет Никола.
  – А я говорю, пора сматываться, – успевает произнести Костыль.
  После этих слов Никола резко пинает стремянку, на которой стоит Костыль, и тот валится на пол. Никола спрыгивает со своей стремянки и заносит ногу над головой лежащего на полу Костыля.
  – А я раздавлю тебя!
  В этот момент с нижнего этажа раздаётся голос Рудина.
  – Ну, где вы там, орлы?
  – Мы здесь, здесь, – громко вопит Костыль.
  Никола оставляет Костыля в покое и выходит навстречу Рудину, который поднимается на этаж, откуда послышался голос.
  – Почему раньше? – спрашивает Никола.
  – Ладно, хватит, – говорит бригадир. – Я и так сорок штук надолбал, руки отваливаются. Сегодня раньше смену заканчиваем.
  – А я сорок две.
  – Не свисти, не верю.
  – Тогда сам считай, – предлагает Никола.
  Рудин проходит в квартиру и спрашивает:
  – А Костыль-то куда делся?
  – В другой комнате отдыхает.
  Рудин заглядывает за стенку и подходит к лежащему на полу Костылю.
  – Сдох, что ли?
  – Живой пока, – вставая, отвечает Костыль. – Но, если б не ты, не знаю.
  – Что, попало?
  – Да он же в натуре бешеный какой-то, на глазах звереет, – с опаской поглядывая на Николу, жалуется Костыль.
  – А с тобою по-другому нельзя, – говорит Рудин. – Ты же лодырь, каких свет не видел. И слова на тебя не действуют. Правда, что ли, сорок две дырки пробили?
  – А хрен его знает, я не считал, – равнодушно отвечает Костыль. – Оно мне надо?
  – Ладно, сам посмотрю. Пошли отсюда.

  Тот же строительный вагончик. Входят Рудин, за ним Никола и Костыль.
  – Да, пацан, – говорит Рудин Николе. – Хребет у тебя крепкий. В понедельник можешь отдыхать, как договорились.
  – Он что, один вкалывал? – возмущается Костыль.
  – С тобой, Костыль, с тобой, – успокаивает его бригадир. – Ты тоже молодец. Поэтому сгоняй-ка за горючим. Такой случай обмыть надо. Пэтэушник, малолетка, самого Рудина уделал. Вот тебе червонец, возьми пару пузырей.

  Вся бригада в вагончике. Все сидят за столом. У кого в руках алюминиевая кружка, у кого стеклянная банка. На столе хлеб, колбаса, лук, консервы.
  Рудин держит бутылку водки и обращается к Николе:
  – Будешь?
  – Немного можно.
  Рудин подставляет Николе гранёный стакан и заполняет его наполовину.
  – Единственный стакан у нас, так сказать, для торжественных случаев. Сегодня для победителя, – объясняет Рудин и спрашивает. – У всех налито? Тогда давайте за Николу.
  – Дело не в этом, – успевает сказать вдруг Никола. – Бригадир наверняка не старался или наврал, что у него всего столько дырок. Выпейте лучше просто за меня.
  – А как это я мог соврать, – недоумевает Рудин. – Я ведь раньше тебя свой результат объявил.
  – Говорю, борзый нашёлся, – усмехаясь, перебивает бригадира Костыль. – Хочет, чтобы мы просто так за него пили.
  – А у меня сегодня день рождения, – признаётся Никола.
  – Ну, ты даёшь! – удивляется Рудин. – Подарок, значит, себе сделал. Ладно, тогда вначале пьём за твои шестнадцать лет, если я правильно подсчитал, а потом уже за твою победу. Работяга из тебя классный получится.

  С того дня прошло много, очень много времени. Рудина перед смертью наградили орденом Ленина. Костыля в армию так и не призвали, и он окончательно спился. А Никола, сильно избив соседа, тот мать его обидел, сел, вышел и устроился монтёром по обслуживанию столовых. Хорошо обслуживал. И не только сами электрические плиты, но и тех, которые за ними и на раздаче. С обедами у него долго проблем не было.

* * *


Вот, блин!

  Две сестры из Сочи, окончив среднюю школу, уехали в Москву. Одна быстро женила на себе состоятельного эфиопа, родила ему чернявого малыша и жила себе припеваючи в Раменках. Муж со временем почти вовсе перестал приезжать в Россию, подросшего сына забирал часто к себе в Африку, и сестра эта, ничему и нигде не выучившись, вела довольно свободный и разнообразный образ жизни. А другая сестра, окончив МГУ, затем аспирантуру, нуднейшим образом трудилась в каком-то НИИ растениеводства. Замуж не вышла, ни с кем не встречалась и совершенно естественно к сорока годам превратилась в старую деву с черепашьей наружностью.
  И тут вдруг умирает в Сочи их мать. И старая дева остаётся жить в своём родном городе с твёрдым намерением обрести женское счастье. Тем более, что это не тот город, где можно разгуливать по улица в хмуром одиночестве. Тут все ходят парами, демонстрируя, что жизнь у них в полном ажуре. И кандидатка наук решила пригласить к себе домой весьма серьёзного на вид мужчину из Сыктывкара, который заговорил с ней в летнем театре на концерте Евгения Петросяна. При этом, не сознавая, что совершает трагическую ошибку, она спросила у него, чем его угостить. И он прямо так, добродушно улыбаясь, ответил, что очень любит блины с маслом.
  И вот стоит наша образованная дама за час до визита драгоценного гостя у плиты и гадает, а как же их печь-то, блины эти проклятые. Никогда раньше не пекла, и мать в своё время не научила. А позвоню-ка я, думает, соседке по этажу, та всё знает. И та, бывшая таксистка из Владивостока, пышнотелая и хитроглазая здоровячка под пятьдесят, действительно всё знала. Как, например, вовремя выйти замуж за старого сочинца, который благополучно умирая, оставляет вдове квартиру в центре города. 
  – Эльвира Илларионовна, – обращается к ней по телефону озабоченная кулинарным искусством и предстоящим свиданием старая дева. При этом первый блин на сковородку, как указано в интернете, она уже положила, испуганно уставилась на него и, что говорит, понятно ли другим, не соображает совсем. – Ко мне сейчас мужчина должен прийти. Скажите, пожалуйста, а его надо переворачивать?
  – А он инвалид у тебя, что ли? – удивляется соседка.
  – Кто