– Генерал Лабус, – делает своё обращение к этому генералу Алисия, кто делает вид, что он задремал и типа не услышал, кого сейчас привлекают к ответу, – что вы там так скромничаете. Вам это не к лицу и так на вас не похоже. – А вот к чему это было сказано и относилось, то об этом Алисия умалчивает, однозначно имея зуб в эту генеральскую сторону, а то, о чём можно было бы догадаться, то об этом вслух культурные люди не говорят, тем более, когда итак всё ясно – слишком уж Алисия принципиально относится к президентскому аппарату, не давая никому из него спокойно жить, не пропуская мимо себя.
Ну а генерал Лабус, с какой-то прямо агрессией и неприятием Алисии как бы спохватывается из своего задумчивого состояния (он не кабы так дремал, а он размышлял над тем, как им всем отсюда выбраться раньше отведённого для них срока и времени), смотрит взглядом спросонья на Алисию, совершенно не понимая её и того, чего она от него ещё хочет, кроме того, о чём они договорились больше не упоминать при встрече их могучих, но не всё могущих, как на этом настаивала Алисия, интеллектов, и ещё, бл*ь, спрашивает:
– А что вы хотите, чтобы я сказал?
И даже у Алисии просто слов нет от такой беспринципной наглости Лабуса, ещё смеющего заявлять вот так всем в лицо, что он тут совсем не причём, и давайте не лезьте ко мне, сволочи, в душу. Мне мол, и без вашего наплевательства в неё тошно. А кто спрашивается, тебе вчера в душу заливал без остатка? Только сам. И нечего тут своим длинным носом указывать на сопутствующий этой твоей перегруженности алкоголем фактор в лице всей этой, доставшей до осточертения службы, и всё неумных и глупых лиц, её определяющих. Алкашу дай лишь повод напиться, а не дашь повод, то чем это не повод для всего того же отношения через стакан к жизни.
– Как это понимать?! – а это уже не стерпел и взбеленился мистер президент, кто вчера Лабусу говорил, что умеренность — это ключ к успеху и к здоровой голове на утро, но нет, Лабус всё и без президента знает, и нечего его ограничивать в своём волеизъявлении. – И кто же это тогда у нас отвечает за нашу безопасность, Лабус? – А вот такая скрытая угроза в сторону понижения звания Лабуса до чиновника без звания президентом, оказала своё воздействие на совсем уж зарвавшегося Лабуса. Подскочившего со своего места и…Всё равно не оставившего в себе эти нотки эгоцентризма.
– Не мне же в самом деле устанавливать эти датчики противопожарной безопасности? – вот такую дерзость и в совокупности глупость заявляет Лабус, видимо через этот аргумент рассчитывающий себя оправдать. Но получилось наоборот, и он только усугубил своё положение, вызвав в президенте ярость непонимания того, как он мог поручить свою безопасность вот таким безответственным типам. У кого даже не хватило ума учесть психологическую составляющую президента, который всегда очень трепетно относится к своей безопасности и жизни.
– Да, именно сам! – чуть ли не орёт президент, воткнувшись всем собой в разделяющий его и Лабуса стол, где он, уперевшись руками об его поверхность, грозил всем на него забраться и быстро сократив по нему расстояние до Лабуса, ох как всех удивить своей прыткостью на расправу. – Тебе доверили безопасность первого лица государства, а это значит, то ты собственноручно должен приложить к её обеспечению свою руку. Или, как минимум, всё это дело проконтролировать. И то, что ты всё спустил на тормоза и пустил по течению, есть, как минимум, преступная халатность и беспечность. – А вот это уже опасно для Лабуса, если эту мысль дальше развить. Чего больше всех не хочет Лабус и он надеется на то, что президенту в голову не придёт мысль об этом.
Но если насчёт президента Лабус оказался пророчески прав, то вот насчёт Алисии он в очередной раз впал в трагическую ошибку. И что не заметит президент и мужчина, то мимо всего этого никогда не пройдёт женский взгляд, принадлежащий Алисии, в момент увидевшей перспективы для всего того, что не захотел заметить мужской ум, не обладающий такой дальнозоркой мстительностью, как у женщин.
– А как максимум? – вдруг задалась многозначительным вопросом Алисия, переведя всеобщее внимание на себя. И теперь все на неё смотрят и почему-то никак не догадываются о том, что она имела в виду и указывала под этим своим максимумом. Возможно лишь потому, что максимальными категориями интеллекта не всем по плечу мыслить, вот и им, всё средним умам клерков (что поделать, таковы политические реалии системы управления и власти, мельчает и усредняется её представитель, а если учесть то, чего не учитывать не получиться, а именно нежелание первого властного лица видеть рядом с собой людей умней и выше, то тогда чему удивляться, видя всю эту безграмотность и бестолковость в окружении первых лиц государственного аппарата; зато хари какие отъели), приходиться полагаться на зарекомендовавший себя резонным и умным ум, которым и обладала Алисия Тома.
И Алисия Тома, не удержавшись от внутренней усмешки в сторону все этой недалёкости, в итоге посмотрела на оцепеневшего в одном нервном и испуганном положении Лабуса, с которого она сейчас все шкуры снимет, – и даже не думай, Лабус, о смягчении приговора, – и озвучила то, что так и напрашивалось давно озвучить.
– И как насчёт того, что такую диверсию невозможно устроить без участия в ней тех должностных лиц, кто имеет прямой доступ к системе безопасности? – как бы задаётся вопросом Алисия, а так-то она напрямую обвиняет Лабуса в предательстве всех их общих интересов. И раз Лабус имел прямой доступ в этот кабинет, а также к системе связи, и другого рода, и вида безопасности, то как не к нему не обратиться тем людям деструктивного мировоззрения, кто всё это задумал и осуществил, заперев их в этом кабинете. Ну а если и эту мысль развить по максимуму, то Лабус может быть записан не просто в сообщники партии войны против президента, но и в число организаторов этого государственного переворота, пора бы уже вещи называть своими именами.
И видимо такая, до максимального предела мысль, пришла в голову не одной Алисии Тома, а в неё оказался посвящён и президент, очень тонко чувствующий настроения в своём окружении. Но мысль о предательстве Лабуса посчиталась президентом преждевременной для раскрытия и обсуждения. Раскрытие настоящей, подлой и предательской сущности Лабуса сейчас не принесёт для них и их положения ничего хорошего, а скорей ухудшит ситуацию. А вот держать Лабуса не просто в напряжении перед его раскрытием, а на этом с ним сыграть свою игру, то такая стратегия может принести свои плоды.
– Лабус из необходимости и из страха быть раскрытым, как шпион, будет вынужден идти на уступки в нашу сторону, делая при этом ошибки. А мы на этом и должны будем его подловить и попытаться выправить для себя ситуацию с нашим здесь нахождением. – Всё в один момент понял и сообразил про себя президент, с этого момента решивший, что обстоятельства их здесь вынужденного нахождения требуют от них большей сплочённости и единства мысли. А чтобы этого добиться, нужно снять между собой те ограничения, которые налагает на них субординация. И для всех он с этого или чуть позже момента будет дядюшка Джозеф (дядюшка, чтобы сильно не забывались и не фамильярничали).
– Пру. Потише на поворотах, Алисия. – В одни момент этим своим лошадиным «пру» вгоняет дядюшка Джозеф Алисию в неспособность уразуметь, что это сейчас такое было, и что себя позволяет президент, обзывая её лошадью.
На что президенту и дядюшке Джозефу в одном лице, если вы ещё не знали, плевать со своего президентского места, когда именно он определяет, что хорошо, что плохо, кто муха и тварь дрожащая, а кто человек. И дядюшка Джозеф, кем не единственным он для всех быть может, а может и не быть в страшных снах для человечества, срезает все будущие попытки Алисии себя защитить и его оспорить. – Генерал Лабус моё доверенное лицо. И кому я беспрекословно доверяю, тот вне столь тяжких и всяких подозрений. Так что оставьте все эти ваши негативные мысли для своих будущих мемуаров, а сейчас нас всех уже заждался генерал Броуди.
А вот с этим предположением президента никак не согласен сам Броуди, готовый сколько угодно и сколь долго (не считая желания сходить в туалет) ещё сидеть в своём привязанном положении незамеченным. Но кто его об этом спрашивает, когда он с некоторых пор лишён права на самостоятельность движения себя и мысли. И теперь все находящиеся в кабинете люди, после этого заявления президента, перевели свои взгляды в сторону Броуди, и как же они его все ненавидят. Это из-за него они все здесь оказались. А у них быть может и так оно есть, есть куда как для них более важные дела и желания побыть подальше от этого места и от всех этих лиц, и несущихся с ними подробностей. Но нет, этот Броуди всё за них решил, и посчитал себя и свои желания куда выше стоящими и важнее. И вот что с ним теперь делать, чтобы не убив его, себя успокоить, и убив, раньше отмеренного им времени отсюда выйти.
А это задача практически не выполнимая. Ведь если они и сумеют от Броуди добиться неких ключей доступа для размыкания дверей выхода, всё равно им предстоит долгий разговор в казематах специальных служб, где их через полиграф будут прогонять на честность, чтобы убедиться в их невиновности, а лучше в виновности (повышение по службе и всё такое), и на работу на спецслужбы других государств. Ведь нельзя не учитывать факт того, что всё происходящее в этом кабинете было операцией прикрытия чего-то более сложного, с внедрением внутрь президентского аппарата своего человека (то, что сейчас произошло, это так, разминка перед большой игрой; и это будет легко сделать, как только скрытый агент чужой разведки добьётся от президента полного доверия, это когда он его спасёт от разгневанной толпы своего окружения, решившего во всём с ними здесь случившемся его обвинить) и это будет недальновидно и опять же преступно.
Так что выход у всех один, если они хотят быстрее из всей этой ситуации выкрутиться. Нужно прямо здесь, сейчас и на месте расколоть Броуди по всем интересующим их пунктам. За сколько он продался, а если нет, то, что в себя включает та идея, ради которой он положил на плаху свою карьеру и благополучие своей семьи (на этом моменте стоит акцентировать внимание)? Что он и его сообщники на самом деле добиваются и хотят этим их ограничением в дееспособности исполнения своих служебных функций и обязанностей добиться? И, конечно, все хотят знать, кто его сообщник.
[justify]А вот судя по упорно не признающей за собой никакой вины физиономии Броуди, с явным неуважением и чуть ли не с презрением смотрящим на них всех исподлобья своих убеждений анархического толка точно, то он совершенно не хочет дать им ответы на все эти их вопросы. И даже больше, он будет всеми силами препятствовать им в этом