-Завтра же у тебя наверно операция?
-Нет. Завтра у меня единственный выходной на этой неделе.
-Мирон, я не для этого приехала. Я хотела только понять и в себе разобраться.
-Вот и разберешься с моей помощью.
-Понимаешь… я хочу порвать с медициной. Совсем. Для этого и хотела тебя увидеть. Потому что ты, напротив, вряд ли перестанешь оперировать. У нас теперь разные цели, хотя изначально были общие.
Мирон внимательно на нее смотрел. Не удивился или просто виду не подал.
-Давай поедим. А серьезные вопросы пока оставим, они плохо влияют на пищеварение.
Когда он привез ее к себе, Тата совсем сникла. Ее подавлял его уверенный вид и поведение. Поймет ли он меня, думала она. Но он словно прочел ее мысли:
-Все. Располагайся и давай поговорим. Остальное потом.
-Остальное? – удивилась она.
-Ну да. Любовь, секс, я об этом.
-Значит, ты до сих пор не разлюбил меня?
-Нет. Но ты хотела про медицину. Это важно. Начинай.
-Хорошо, постараюсь объяснить, – сказала Тата и потерла виски, – Я всё отдавала сначала учебе, а потом работе. Но вдруг поняла, что больше ни на что не способна, в душе пустота и заполнить ее можешь только ты. А это значит, что я не смогу дальше работать по специальности. Хотя я и так уже давно превратилась из врача в администратора.
-Понятно. Ты пришла к этому намного раньше, нежели я предполагал. Но это хорошо. У нас с тобой все еще много времени, мы по-прежнему молоды. Однако ты должна понимать, что медицина как яд, пропитывает всего человека насквозь. Немногие из тех, кто в нее свято верил, способны освободиться от этого яда так рано.
-Я знаю. Но я уже почти освободилась. Помоги мне. Я приехала именно за этим. Никто другой не вытащит меня из этой трясины.
-Теперь ответь на главный вопрос. Ты разобралась в себе насчет нас с тобой?
-Думаю, да. За все это время мне тебя никто не смог заменить.
-Хорошо, значит, я не зря ждал.
Тата боялась, что не сможет быть страстной в постели, потому что, хотя и видела все это в кино и в интернете, но никогда не испытывала в натуре. Однако она ведь никогда не забывала Мирона и в качестве любовника представляла только его одного. Других просто не воспринимала. А с ним Тата ничего не боялась, он не мог ей ничем и никогда навредить. И, все же, секс поразил ее. Начать с поцелуев – Мирон оказался в них мастером высшего класса. Она понимала, что у него было много женщин за эти шесть лет, но не ревновала. Главное, что сейчас он был только с ней. А после того, как он немного пришел в себя, сказал:
-Я всегда знал, что так будет.
-Как? – спросила Тата.
-Так. Больше я никого, кроме тебя, не смогу целовать.
Через день утром он уехал на работу, оставив Тату одну. За время, проведенное вместе, они все решили. Мирон собирался завершить все запланированные операции на этот месяц и пока больше ни одной не брать. Отпуск он уже использовал, но в коммерческой структуре, какой являлась частная клиника, где он работал, он мог планировать свои отпуска по собственному желанию. Самым проблемным он считал разговор с отцом, но решение они с Татой приняли, и менять своих планов Мирон не собирался.
Тата ждала его и не находила себе места от какого-то нового радостного чувства, которое поглощало ее и накрывало словно волной.
-Мирон, Мирон, Мирон, – твердила она со счастливой улыбкой и, закрыв глаза, представляла его рядом. Он обещал ей, обещал! Все изменится раз и навсегда! Он сам так сказал!
В 10 утра у него была запланирована операция, поэтому Тата ждала от него звонка к часу дня. Но он позвонил только в 16, измученный, с охрипшим голосом. Сердце у Таты сжалось до боли, она металась по квартире и пыталась успокоиться. Когда-то она умела быстро брать себя в руки, словно металлическими тисками сжимать. Их учили этому в академии. Но сейчас эти умения не работали, тело не слушалось ее. Она представляла Мирона, выжатого до последней капли, и ненавидела больных, клинику и даже Москву, которая так надолго, на целых 6 лет, отняла его у нее.
***4
Он приехал и ввалился в квартиру, словно пьяный в стельку. Но от него не пахло спиртным. Тата сама разула его и хотела подставить ему плечо, но он только отрицательно мотнул головой, прошел в комнату и упал на ковер. Тата в ужасе бросилась к нему, но, склонившись над ним, поняла, что он просто спит. Она с трудом подложила ему под голову подушку и накрыла его одеялом.
Мирон спал два часа, а когда проснулся, с жадностью набросился на еду, которую приготовила Тата.
-Думал, не вытяну, – сказал Мирон с набитым едой ртом, – Молодой пацан, 17 лет…
Потом схватил свой мобильник и прочел сообщения.
-Слава богу, показатели в норме. Не дрожи, все уже хорошо.
Тата встала и ушла в ванну, потому что ее душили слёзы. Через пару минут Мирон вошел к ней и обнял сзади за плечи:
-Не плачь. Еще три плановых операции и все. Я уже предупредил главврача, что ухожу.
-Это тоже ведь плановая была?
-Нет. Утром плановую сделал. А парня привезли потом, авария. Родители богатенькие, сразу в частную клинику доставили.
-Но ты точно решил? – спросила Тата сквозь слёзы, – Я не выдержу такой жизни.
-Да, точно. Не возьмусь больше за скальпель. Хватит, мне тебя спасать нужно.
-Вот именно! И мы, правда, уедем на море?
-Правда. Вечером к моим съездим, представлю тебя своим родителям, а через четыре дня улетим в Сочи.
Тата долго не могла успокоиться, ведь она никогда раньше не видела Мирона после тяжелых операций. И сейчас ей хотелось вычеркнуть из памяти все годы своей учебы и ординатуры, чтобы не вспоминать и своих тяжелых больных. Некоторых уже не было в живых, но они стояли у нее перед глазами, словно укоряли ее, хотя она сделала для них все возможное и невозможное. Несколько раз даже шла на должностные нарушения. Только Мирон и мог понять, почему она больше не хочет такой жизни. Ведь им обоим было всего по 25 лет. Тата вообще впервые окунулась в любовь, ей хотелось радости и солнца.
Он представил ее родителям и сестре как свою жену.
-Эта та самая, помнишь, мама, я показывал тебе ее фото?
-Таня тоже хирург?
-Нет, она терапевт. Но мы оба увольняемся и уходим из медицины.
Родители с тревогой смотрели на сына.
-Почему, Мирон? Ты один из лучших хирургов, – сказал отец в волнении.
-Мы так решили с Татой. Хотим кардинально изменить свою жизнь.
-Но ты столько лет учился! Имеешь высокую категорию.
-Да, Тата тоже училась и доросла до начмеда.
-Тогда почему?!
-Я потом вам все подробно объясню, – уклончиво ответил Мирон, – Нам сейчас некогда, так что чаи распивать с вами не будем.
-До ее приезда ты даже не помышлял о том, чтобы оставить медицину.
-Я ждал ее целых 6 лет.
-Вот как? Но ты никогда о ней не упоминал. И с другими встречался направо и налево.
-Ни с кем я не встречался. Просто выбирал какую-нибудь на ночь, вот и всё. А когда поцеловал Тату, понял, что ждал только ее одну.
-У вас обоих помутнение рассудка. Так бывает, поверь. Но быстро проходит.
-Батя, что ты хочешь мне доказать? Вам с мамой не нравится моя Тата?
-Нет, но ты собрался кардинально изменить свою жизнь. Чем станешь заниматься?
-Не знаю! Хочу для начала отдохнуть и освободить душу от груза. Накопилось, знаешь ли. Уже захлебываться начал. Выгорел, устал, разочаровался, оказался слабаком, бабским прихвостнем, эгоистом, придурком. Выбирай, что считаешь подходящим.
-Тата… что это за имя? Не понимаю. Ты пожалеешь, поверь. Женщины могут помочь мужчинам взлетать, но могут и вниз за собой потянуть. Мужчина не должен гнуться.
-Скажи мне, ради чего я не должен гнуться? Ответь, только честно, подумай хорошенько.
-Ради больных!
-Так значит? Ради больных я должен отказаться от жизни и любви? Должен отказаться от личного счастья? Великое служение, святой долг, предназначение – это не обо мне. Я живой человек, а не робот и не подвижник. Мне 25 лет. Ты себя помнишь в этом возрасте?
Отец хотел что-то ответить, но на этих словах Мирона запнулся.
-Но вы оба ведь не навсегда собираетесь уйти из медицины?
-Мы решили, что навсегда. Пусть нас все осудят, коллеги, друзья, учителя. Ты любишь свое дело, архитектуру, прекрасно! Но тебя ни разу не убивало то, что ты, как ни боролся, не смог кого-то спасти на операционном столе. А я много раз горел в этом аду, хотя у меня умерло всего два почти безнадежных пациента. Но это ничего не значит, было еще множество других, которым я всего лишь ненадолго продлял жизнь, полную страданий. И только половина больных полностью поправлялись.
-Разве ради этого не стоило стать классным хирургом?
-Из этой половины почти 80 процентов получили свои проблемы, доведшие их до операции, по собственной глупости, невежеству, невоздержанности и пренебрежению к своему здоровью. Фактически я только исправлял их жизненные косяки – травмы, полученные по пьянке, язвы желудка от приема суррогатов спиртного, ожоги от пуска петард и пиротехники, да мало ли люди тупостью страдают и приключений себе находят. Всё, батя, не хочу больше ничего говорить. Впервые за шесть лет я по-настоящему счастлив и могу свободно дышать. Просто порадуйся за меня.
***5
Такой счастливой Тата ощущала себя только в детстве. Даже в школе бабушка требовала от нее быть ответственной. Когда друзья веселились и прогуливали, Тата, как могла, выгораживала их перед учителями. Поэтому друзья ее любили. Тата много чего знала о болезнях и здоровье уже тогда, ее даже прозвали сестрой милосердия за советы и помощь в обработке мелких порезов и ушибов. Один мальчишка специально постоянно резался и ушибался, чтобы она поухаживала за ним. Но она не понимала его явных мотивов. Почти до 15 лет чувства ее спали, ни один из мальчиков не волновал ее воображение, тогда как ее подружки постоянно кружились рядом с ними и к 9-му классу лишь некоторые из них остались нетронутыми девственницами. Тата тогда не понимала, что могло тянуть девчонок уступать парням, но наблюдала, как некоторые ее хорошие подруги не просто сами пристают к ним, а даже сохнут от любви. Подобное казалось ей лишь игрой во взрослых. Единственное, что она любила, это фильмы и книги о сложных отношениях и нравственных поисках. Такие, где почти единственный поцелуй и признание случались в самом конце. Например, "Гордость и предубеждение" или подобное ему. Девчонки смеялись над ней и говорили, что все это давно устарело и покрылось мхом. Однако она смотрела кино и читала книги только о таких отношениях, это волновало ее намного больше, чем откровенные сцены в современных сюжетах.
Именно с 15 лет ей начали говорить комплименты и предлагали встречаться. Но ее кумиром в то время был Колин Фёрт, а недозрелые кобельки из школы рядом с ним не стояли. В академии она с первого дня вообще поставила крест на всем, что могло мешать учебе. Тогда она горела страстью к медицине, как к самому высокому предназначению в своей жизни.
Мирон приметил ее еще на первом курсе и постоянно следовал за ней, садился рядом на студенческих пирушках, помогал нести сумки в поездках на природу. Конечно, она замечала его взгляды, и ей нравилось то, что он молчал о своих чувствах, ей казалось это очень романтичным. Однако сама она волновалась только, когда он долго отсутствовал. На третьем курсе, в Новый год, который они оба праздновали в
|