Под игом чудовища.

оказалось вполне достаточно.
Ладно, придётся и правда – попытаться получше изучить, что за уродов их враг натравил на них на этот раз, поскольку убить удалось не больше ста двадцати: причём около пятидесяти сразу, при штурме, «отборных» и словно более крупных. И ещё пятьдесят или около того – когда стали собираться в пирамиды. Остальных же, похоже, самых медленных и небольших, и, следовательно, слабых – сейчас.
 
То, что зрение, как и сознание, вообще вернулось снова, Марата поразило.
Те, первые твари, орангутанги, и вторые, больше похожие на горилл, не останавливались, пока не перегрызали человеку горло, или даже не отгрызали эту самую голову напрочь… Раненных после их прохода не оставалось. Только мёртвые.
Но сомневаться не приходится: всё тело страшно ломит, словно сам, вместо волов, таскал тяжеленный двойной плуг. Причём не один день. В голове шумит, и во рту привкус чёртовой мочи… Но радует то, что, похоже, хотя бы все члены на месте: и руки и ноги ощущаются. И даже кое-как двигаются.
Марат попробовал поморгать, и разлепить глаза, сквозь которые пока кроме мутной пелены ничего видно почему-то не было.
Ага – чёрта с два!.. Лучше видно не стало.
Но с помощью пальцев правой руки удалось наконец расковырять спекшуюся и шершавую снаружи корку, что не позволяла открыть правый же глаз.
О…ренеть!
Набег-то продолжается!!!
Вон: видно в свете занимающейся зари, как мимо стен, и сквозь открытые ворота, пробегая посад, словно он – просто часть пути, несутся всё новые и новые твари, покидая очищенное от защитников селение через вторые ворота в южной стене!
Марат застонал, и удивился: вон оно как обстоит дело! Он совершенно ничего не слышит, даже себя! Только слабый звон и гул в ушах. Как это называется-то?.. А, да: контузия! Видать, неплохо ему приложили по башке…
Ну так погодите же, твари вонючие! Дайте ему только встать… И добраться снова до лука…
Однако это намерение привести в исполнение оказалось не так просто, как он надеялся. Во-первых, прямо на него оказалось навалено штук пять трупов поганых монстров: вот почему так тяжко было шевелить руками и ногами! А во-вторых…
Во-вторых всё вокруг словно плыло и качалось, будто он стоит на несущейся во всю прыть телеге, которую тащат понесшие от укуса овода лошади… Их посадский знахарь, дед Бобур, называл такое состояние, кажется, «сотрясение мозга».
В том, что это именно оно, Марат убедился, когда спихнул с себя испачкавших его с ног до головы своей вонючей липкой кровью, тварей, и смог кое-как, придерживаясь рукой за перила, встать на ноги. Голову повело куда сильней, и что-то словно ударило его под дых: желудок вывернуло наизнанку, и он буквально повис на этих самых перилах, извергая слизь и желчь, кашляя и стеная.
Однако рвота прекратилась быстро, и после неё Марату вроде как полегчало.
Доковыляв до своего лука, валявшегося тут же, рядом с трупами Роберта и Локхида, на лице которого застыло выражение дикой ненависти, Марат заставил себя сжать зубы, и поднять верно служившее ему все двенадцать лет «взрослой» жизни, оружие. Колчан из-за спины, что странно, никуда за это время не делся. Скользкими пальцами он нащупал стрелу. Не-ет, так не пойдёт.
Пальцы он тщательно вытер о тыльную сторону рубахи, еле найдя сухой клочок: льняная одежда была пропитана чужой кровью почти насквозь.
Вот теперь тетива не вырвется из пальцев!
Он наложил первую стрелу. Прицелился, особо не выбирая: твари, словно его и не существовало, продолжали себе бежать и мимо частокола, огибая посад, и сквозь него, широким потоком вливаясь в распахнутые настежь северные ворота, чтоб не задерживаясь, вылиться через точно так же распахнутые южные.
Первого монстра Марат свалил выстрелом в спину: не до этики и совести! Второго удалось поразить сбоку в грудь, стрела вошла прямо подмышку! Оба монстра словно налетели на невидимую преграду: так и грохнулись оземь, не сделав и пары шагов!
Твари возле убитых вскинулись, злобно, но тихо, словно вполголоса, заверещали – он не слышал, но догадался по тому, как оскалились гнусные рожи! – и метнулись к нему: похоже, увидали, что он поднялся на ноги!
Пока к нему бежали, Марат успел сделать ещё три выстрела. Но потом обнаружилось, что тридцать отборных стрел в колчане закончились! Пришлось отбросить ставший бесполезным верный лук, и снова схватиться за саблю – благо, она валялась тут же, у затылка Роберта! А вот кинжал куда-то запропастился – а искать некогда!..
Твари, забравшись по лестнице, и подбежавшие было к нему, повели себя странно. Остановились в двух-трёх шагах. Марат в свете уже в полную силу разгоревшейся зари видел, как ноздри примерно десятка залезших к нему монстров расширяются и сужаются – похоже, те пытались что-то унюхать! Марат так и замер – со сжатой обеими руками перед собой саблей, и готовый при первом же шаге к нему рубануть наиболее здоровенную тварь, недоумённо оглядывавшуюся вокруг, но…
Но монстры, не то снова получив какую-то команду, не то сами по-себе, словно чего-то искомого не найдя, вдруг кинулись прочь, и продолжили свой неудержимый бег на юг – словно Марата и не существовало!
Да что же это за!..
Марат тряхнул головой. Прислонился к одному из столбов башни, поддерживавшим крышу – странно, но все четыре столба сохранились.
Почему же твари не кинулись на него, и не прикончили?! Он-то отлично сознавал, что в таком состоянии, когда всё вокруг качается и плывёт, и ноги так и норовят подогнуться, немного навоевал бы!..
Может, всё дело в том, что у него закончились стрелы? Или в том, что он замер?
Проклятье! До него вдруг дошло!!!
Ведь они – нюхали! А он – весь в крови убитых им и не им монстров!
Следовательно, он и пахнет – не как человек, а как монстр!
Но почему они руководствуются при выборе врага не зрением, как делают все нормальные существа из ныне живущих, а обонянием?! Может, так сделал их Хозяин, когда посчитал, что человек может замаскироваться, и спрятаться за кирасу и стальной шлем – и не узнаешь?! А вот запах…
Запах человека скрыть не удастся – что бы ты с ним не делал!
Так что получается – хорошо, что он измазан в чёртовой тварьей крови, словно свинья – в грязи!
С этой немудрёной мыслью он и позволил ногам подкоситься, и телу – упасть снова на помост. И понял, что теперь можно и потерять сознание.
Он в безопасности.
 
Покои леди Маргарет Рашель отличались удобством расположения – окна обеих комнат, что спальни, что будуара, выходили прямо на южную сторону замка. Это давало и отличный обзор, и тепло – даже в лютые зимние морозы солнце нагревало чёрную поверхность толстых каменных стен так, что это становилось ощутимо. Иногда леди даже казалось, что чудовищных размеров камин, что располагался в разделяющей её комнаты стене, чтоб нагревать их обе, даёт тепла меньше, чем исходит к вечеру от наружной стены. А ведь редкий зимний день в этом самом камине не сгорало чуть не полдерева…
Сидя перед старинным трюмо с почерневшим деревом столика и полок, и потускневшим от времени зеркалом, леди Рашель расчёсывала густые и шелковистые (Не зря же она каждое утро мыла их в настое ромашки!) волосы. То, что они огненно-рыжего цвета, ей нравилось. Потому что это отлично гармонировало с изумрудно-зелёным цветом её глаз. Она отлично помнила, как на праздновании её пяти лет отец, лорд Яппет, сказал на ушко матери, думая что за шумом праздничного застолья Маргарет не расслышит:
– Мать! Кого мы выродили? Она же влюбит в себя всех окрестных придурков!
И действительно, через какое-то время она уже отлично понимала, что отец оказался прав – обычно после первой же встречи, поглядев в её действительно ясные и большие глаза редко какой из юных (Да и не очень!) рыцарей не заливался густой краской, и не терял на какое-то время способности связно выражаться.
Ах, молодость, молодость… Повезло лорду Рашель – его удостоили чести получить её руку. Что же до сердца… Это мать настояла, чтоб она проигнорировала то, что душа совсем не лежит к тридцатипятилетнему ветерану постоянных войн с врагами Тарсии, с безобразным шрамом поперёк правой щеки. И с суровым взором орла и чуть сутулой спиной – словно он не был аристократом в девятнадцатом поколении, а зарабатывал перетаскиванием мешков на пристани, как обычный простолюдин-разнорабочий.
Поэтому тот факт, что и после пяти лет брака она всё ещё испытывала к своему мужу вовсе не те чувства, что полагались бы в счастливом браке, а только уважение и настороженность, не позволил ей слишком уж расстраиваться его смерти в очередном бою очередной кампании. Она отлично понимала, что это – прямой долг и обязанность всех боеспособных лордов: быть профессиональными воинами и командирами. И защищать родную страну. А ещё она отлично понимала, что о том, что она не испытывает к мужу пламенной любви, известно не только самому мужу, но и всем окружающим, включая простых смердов из принадлежащих лорду Рашель деревень. Но сейчас, спустя почти два года после его смерти, она отлично осознавала, что отец и мать настояли на их браке не зря: лорд Рашель действительно ввёл её в Высший свет, поскольку попасть просто так в состав королевского Двора провинциальной баронессе, будь она хоть трижды раскрасавица, нереально.
И вот она – на вершине.
Потому что дальше, будем честны хотя бы с самой собой – забираться по «карьерной» лестнице просто