"Капризная с-сука!.."

начинается!..
Вот и нет в каюте Наили доктора Кимуро. А сама девушка на экране расчетливо неторопливым и грациозным движением встала. Двигаясь, словно манекенщица по подиуму, то есть – далеко занося одну ступню за другую, подошла к пилону, который Ашкерзон запрограммировал в центре её большой гостиной. Здесь ей – раздолье!
Правая ручка девушки грациозно обвилась вокруг блестящей железяки. Взор стал глубоким, интригующим, призывным…
А вот она и запрыгнула на шест! О-о! А она недаром спортивна на вид! Тьфу ты – это же программа… Но смотрится, да, смотрится!
А уж когда дама начала нарочито небрежными жестами избавляться от предметов одежды, программа «заработала» по полной: у программиста высшей категории зашевелилось, и налилось силой всё то, чему полагалось налиться! Искоса кинув взгляд на шкаф, где уже вторую неделю томилась невостребованная Анна, Ашкерзон удовлетворённо выдохнул: не зря копил силы и «экспириенс»! Сейчас что-то будет! Фейерверк!..
Расстегнув ширинку комбеза, он достал своего шаловливого проказника. Ух ты!..
Сплюнув на правую ладонь, он неторопливо провёл ею… А теперь – вот так… И – так… Восторг! О, богиня! Ну давай, давай, крутись!..
 
– «Один очень гордый но влюбчивый шотландский джентльмен» в своё время втюрился по уши в мою мать. Наплевал на родовые традиции, и протесты родственничков, и сделал ей предложение. А она имела глупость, подумав, согласиться. И какое-то время они даже пожили в его родовом имении. Там, в северной Шотландии. Ну а потом… – Наиля невесело усмехнулась, – Жизнь, как это пошло говорится, доказала, что нельзя в одну упряжку запрячь трепетную лань и коня-тяжеловоза. Только здесь – моя «правильная» и упёртая мамочка изображала тяжеловоза. Она всегда лучше всех знала, как всё «должно быть!» И что можно делать, а что – нет… Это я – про их взаимоотношения.
Ну а уж с общими «морально-традиционными установками» и мировоззрением…
Пипец!
Скажу конкретней: не устраивали её порядочки, царившие в западной Европе. А ещё конкретней – то, что мой отец хотел сделать из меня мальчика. Ну, вернее, чтоб я сама приняла такое решение, когда пришло бы предусмотренное для этого законодательством время. Отец считал, что все нужные задатки и склонности у меня есть, и пытался сделать так, чтоб я попеременно – то платье, то мальчиковские шортики и рубашечки… Как будто он даже говорил, что этот наряд и имидж идёт мне больше!
– Хм-м… Не могу не отметить, что определённая сермяжная правда в его рассуждениях имелась. Походочка у вас…
– Доктор! И вы туда же! Никакой я вам не «мальчик в глубине души»! Да, я умею за себя постоять! Что словом, что кулаком, – Наиля показала доктору весьма профессионально сложенное в боевой хват «орудие», –  И всегда старалась спуску никому не давать. И командовать мной я никому не позволю!
И если мой бывший так этого и не понял – это его проблема!
– Зато я понял, миссис МакГоннегал. Но вы не договорили про вашу мать.
– А, да. Отвлеклась на своего… Бывшего. Ещё одна скотина – и даже похлеще давешнего Харака! Ну, это я только позже поняла. Уж больно умело, гад, прикидывался. Хорошим. Добрым, мягким и пушистым. Хорошо хоть, на своей фамилии осталась… Так вот про мать. Собственно, рассказывать про неё, и наше житьё-бытьё, можно долго. Или уж – роман написать. Типа «Анны Карениной». Только там под паровоз бросили бы Вронского. Избитого. А старпёра Каренина – вообще удавили бы!.. Его же лосинами!
Словом, не сложилось у матери в Шотландии. Ну вот и пришлось ей вернуться в родную Уфу, и воспитывать меня в полном соответствии с её представлении о процессе воспитания самостоятельной, самодостаточной, гордой и независимой, и подкованной во всех науках и бытовых навыках, дочери! Так что умею и готовить, и ручки приборов крутить! И, вроде, неплохо, раз предложили работать на Станции. Тьфу, опять про Харака…
– Простите. Не хотел будить в вас неприятные воспоминания и ассоциации. – доктор явно сконфузился.
– Ай, бросьте вы! В конце-концов, вы – не психоаналитик, а я – не пациент. Тьфу ты – нет, я как раз пациент. Но воспоминания о детстве… Никакие они на самом деле не «неприятные»! Я даже папашку своего видала два раза. Он имел глупость приезжать, когда мне исполнилось пять, и девять.
Но мамашку вернуться не уговорил. Она, уже во второй его приезд, всё сказала, что думала, по поводу его спесивых родственничков, гендерном образовании, операции по смене пола, и мерзкой Шотландской погоды. И, как ни странно, как раз вот это, последнее, его и оскорбило до глубины души! Больше не приезжал. Но алименты присылал исправно. И письма мне писал. И я даже на них что-то отвечала… И рисуночки свои в письма вкладывала – всё по старинке, никакого интернета. Пока он не погиб через год.
– Простите ещё раз. Мои самые искренние соболезнования!
– Э-э, бросьте, доктор. Я его почти не знала. Потому что когда ма уехала от него, мне было всего три.
– А от чего он… погиб?
– Банальнейшим образом. Играл в гольф, оступился. Упал в лужу. Вымок. А дул сильный ветер. Ну, вот и подхватил воспаление лёгких! Отягощенное каким-то очередным Ковидом, который как раз свирепствовал в тот год… Ну вот и умер.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Мужик он, судя по письмам и поведению, был неплохой. Упёртый только очень. Впрочем, тут они с матерью друг друга достойны.
Может, а вернее – скорее всего, именно поэтому и не ужились.
– М-м… Пожалуй. Не даром же говорит народная японская мудрость: «два тигра на одной горе не живут».
– В точку! Но я, как уже сказала, против отца ничего не имею. На образование деньгами обеспечил. В завещании отписал мне энную сумму – с условием получения при наступлении совершеннолетия. Но что это мы всё обо мне и обо мне. Давайте уж про вас, доктор. Где родились, как жили? Как попали в вашу тухлую экспедицию к звёздам?
Доктор Кимуро заметно смутился:
– Миссис МакГоннегал. Право, моя жизнь вполне обычна, и с детства была спланирована родителями. И предсказуема. Отец – видный биохимик, доктор наук. Обеспечил мне и элитную специализированную школу, и университет. Но в свою лабораторию не взял. Поскольку я всё-таки специализировался больше по ксеноморфной флоре-фауне.
– Это – как? Земной науке же тогда, до вашего полёта, ни о какой-такой «инопланетной» флоре-фауне не было ничего известно!
– Ну, почему же? – доктор опять чуть нагнул голову к плечу, – Микроорганизмы, типа бацилл-вирусов, и даже бактериофагов, способных выживать на наружной поверхности космических Станций, и даже в хвостах комет, и на астероидах, были известны ещё в двадцатом веке… Ну вот я и заинтересовался. И – надолго, как можете видеть!
– А… Семья?
– Жена не возражала, чтоб я полетел. А дети… К тому времени выросли, и обзавелись своей семьёй. И им тем более было… То есть – они тоже – не возражали.
– Понятно. Извините. Всё верно: банально и предсказуемо. Но, раз вы – здесь, это говорит минимум о двух вещах. Во-первых, вы – выдающийся микробиолог.
– Благодарю. А во-вторых?
– А во-вторых, – было видно, что Наиля удержала-таки то, что рвалось на язык, и сказала вовсе не то, что собиралась, очевидно, пытаясь пощадить чувства пожилого доктора, – Смотрю, тяга к новым знаниям у вас сильнее, чем любовь к насиженному месту!
– Ну… Можно это и так назвать. Хотя зря вы щадите мои стариковские чувства. Это – вы правильно подумали! – из-за того, что я в сорок пять стал… Несостоятелен как мужчина, моя «продвинутая» жёнушка и сказала мне… Было и правда… Очень обидно.
Ну, что сказано, то сказано! Прошлого не воротишь!
– Блинн… Теперь я должна извиниться, доктор. Я знаю, что иногда жестока и несдержана. И порывиста. Но я – не нарочно. Не хотела заставлять вас страдать!
– Ничего, милая девушка. Всё это – дела давно минувших дней. Острова памяти, как говорится в нашей поэзии, поросли сорняками и мхом. Мне больше не больно.
– Вот и славно. Потому что поговорить с вами приятно. Не то, что с Пауэллом. Или этим козлом Ходжесом!
– Я смотрю, он-таки не оставил вас равнодушной.
– Ну, трудно быть равнодушной к такому заправскому хамлу!
 
Капитан Пауэлл оторвал взор от экрана, и вынул наушничек из уха. Посмотрел влево, на сидящего в напряжённой позе лейтенанта Джека Коллинза, командира третьей вахты. Вот уж завис мужчина, так завис! Словно детективный сериал смотрит. А всего-навсего слушает, как доктор и его подопечная обмениваются воспоминаниями…
– Лейтенант Коллинз.
– Да, сэр?
– Я – в столовую. Поужинаю и уйду в свою каюту. Если что – звоните прямо туда.
– Слушаюсь, сэр.
С ощущением, что они что-то упустили, несмотря на все свои планы и раскладки, капитан вышел из рубки. Он знал, что проводив взглядом его спину, лейтенант снова обратит внимание на тех двоих, что мирно беседуют сейчас в каюте выжившей.
Но поскольку от лейтенанта никогда практически не удавалось добиться какого-либо проявления тех или иных эмоций, Пауэлл немного беспокоился. Знать отношение Коллинза к ситуации хотелось бы.
А то, как говорится, «в тихом омуте…»
[font=FuturaFuturisC,