похоже, тоже была голодна: штрудель умяла за милую душу. После чего откинулась на спинку кресла, вульгарно отдуваясь, и поглаживая животик:
– Вот блин. Теперь придётся опять тащиться в тренажёрный зал. Не хотела сожрать весь – так нет! Он, зар-раза, такой вкусный – пришлось прикончить…
Ну что, милый? Мы посидим, переваривая, или уже двинем дальше?
Милый с умным видом предложил попереваривать. На что ему сказали:
– Не …рена рассиживаться! А то пузо вырастет! Движения после еды – необходимы! А то будет клонить в сон. Ну-ка – попёрлись!
Четвёртый и пятый этажи, с отделами бытовой аппаратуры и кухонной утвари «обработали» быстро – всего за двадцать минут. Приобрели только одну псевдохрустальную вазочку – из циркоберилла, смотрящегося, конечно, «обалденно», но стоившую подороже, чем многие украшения с натуральными драгоценными камнями…
По дороге домой Олег успел послать ещё два эсэмэс. Ответы пришли почти сразу: «Сухая тёплая погода до конца дня». Он позволил себе облизать губы. А вот криво или плотоядно ухмыляться нельзя. Сразу спросят с видом гестаповского следователя:
– Ну-ка?! Ты с кем это переписываешься?! Нашёл себе ещё кого-то, кобель похотливый? Говори. Не-ет, дай сюд-да! Я посмотрю сама – ты соврёшь, недорого возьмёшь!
Поэтому Олег облизал губы, только предусмотрительно удалив невинный даже не вид, текст. Порядок. Посылка на месте.
На ужин они снова заказали доставку. Пиццу-спешиал, и много салатов привезли буквально через пять минут. В том числе и любимый Мариной «Цезарь», и обожаемый Олегом «Оливье». Возможно, что обожал он его уже, скорее, из принципа – уж больно редко мог себе позволить такое лакомство в те первые девятнадцать лет становления «на ноги». А уж в детстве…
Мать не очень-то любила заморачиваться готовкой. Отмазываясь дежурным: «У нас на такое денег нет!»
Денег, собственно, и правда, не было. Вернее, их вечно не хватало.
После ухода отца, когда Олегу было два года, мать занималась не столько «воспитанием сынули, сколько попытками «устроить личную жизнь».
Вот так у Олега появился младший брат, и вот именно – воспитание болезненного младшенького повесили на Олега. Тот брата не то, чтоб любил… А считал себя ответственным. За его воспитание и обучение. Поэтому в школе бил всех, кто пытался задирать, или «учить» «подотчётного» мальца. И потом – проследил, чтоб тот поступил в колледж, который окончил и сам. Тот, где учили ремонту, обслуживанию, и программированию компов. А что: всегда востребованная специальность!
Он бы Влада и в фирму взял…
Если б только тот не погиб так глупо: самоубийца-смертник, сиганувший с какого-то небоскрёба, убил, грохнувшись, и себя, и Младшего.
При воспоминании об этом у Олега всегда желваки начинали ходить на скулах, и выступал пот на шее. Как вот и сейчас. Он поспешил расслабиться, и выкинуть ненужные воспоминания из головы. Даром, что ли, даже мать на похоронах не столько плакала, сколько привычно озиралась на окружающих: похоже, уже чисто инстинктивно искала очередного. Кандидата.
Да вот только кому она нужна – без подтяжек, без Консума, без фитнес- и тренажёрного зала… На которые как всегда, «денег не хватало».
Довыскребав остатки Оливье из одноразовой мисочки, Олег облизал и ложку. На что ему попеняли:
– Ф-фу!.. Тыщу раз говорила: ещё бы салатницу вылизал!
Олег не ответил, потому что принялся за шашлык – самоподогрев уже сделал тот дымящимся, и аромат нежного сочного мяса заполнил всю кухню.
Марина тоже шашлыком не пренебрегла:
– Мать его етти… Вот точно – не сохранить мне с тобой фигуры!
– Ага. А ты сходи в тренажёрный зал. Обмотайся полиэтиленом, как раньше-то делали. Побегай. Ну, как те «натуралки», которые не признают таблеточек, и откачек-липосакций, или нанодренажа с помощью «Промиса»…
– Лучше замолчи! Скажи спасибо, что я сыта и покладиста: иначе свекольный уже оказался бы на твоей болтливой голове!
Олег знал, что это не пустая угроза: только покивал с самым сокрушённым видом:
– Ну что ты, ласточка! Ведь я же пошутил!
– Сам дебил, и шутки дебильные! – однако, похоже, вдруг его дама вспомнила, что сегодня, по-идее, должна быть довольна (ей столько всего понакупили!), и мила: еда действительно вкусная и разнообразная. Особенно радовала очередная баночка с настоящей красной икрой, – Ладно, больше так не шути! А то – покусаю!
Олег только кивнул: знал, что и эта угроза жизненна. Следы зубчиков на плече ещё не совсем зарубцевались. Собственно, сам виноват: надо было сразу руку вырывать-то!.. Изо рта. Сжатого, словно в забытьи так, что он думал, что без куска мяса точно останется.
Но уж слишком хорошо его зазноба контролирует свои «неконтролируемые» выходки в такие моменты…
Вот поэтому в том числе он и посылал те две эсэмэски.
Секс не задался.
Это Олег понял по тем микроподергиваниям уголка рта, и сердитому прищуру глаз, что проявились примерно на двадцатой минуте его стараний. Он снова развернул партнёршу лицом от себя, наддал…
Нет.
На этот раз ей, похоже, не удалось сдержать подлинных эмоций, выразившихся в напряжении всех мышц спины, ног и ягодиц: больно!
Растёр. Он и сам не в восторге, что пришлось так поступить, но…
Но должен же он знать – действительно ли он «тот единственный, дарящий незабываемые мгновения!», или это – просто банальная отрепетированная фраза-заготовка!
Хотя…
Иногда, в первые дни, он так примерно и думал. Даже предыдущую секретаршу уволил на фиг – думал, что теперь-то ему вполне хватит… Да и пора, пора было отделаться от обнаглевшей самки: слишком много себе стала позволять. Хамить Марии Михайловне. Ходить на работу через день…
А по поводу Марины… Кого он обманывает – и так он всё отлично понял. И – давно.
Поэтому он даже не стал заканчивать: зарычал, усилил натиск, заорал, но…
Но кульминацию приберёг назавтра: пусть её «отрабатывает» новая секретарша. Она-то не скрывает, что для неё удовлетворить его агрегат – просто часть работы.
Цинично, прагматично, но – жизненно.
А жизнь во второй половине двадцать первого века – не так, чтобы романтична. Скорее – жестока и насквозь проникнута духом торговли. Рынок товаров и… Услуг!
Всё продаётся. И всё покупается. Вопреки тому бреду, что навязывали моралисты прошлого.
Утром он ушёл даже не попрощавшись.
Знал, что Марина уже проснулась, но лежит с закрытыми глазами. Похоже, как раз этого от него и ждёт – чтоб он ушёл.
Может, ждёт и того, чтоб уж – не возвращался?..
А вот это – посмотрим. Он же – злобный и мстительный, как говорят про него даже друзья… Ничего подобного: он не мстительный. Просто… Привык воздавать по заслугам, а не «подставлять другую щеку!» Да, собственно, сейчас никто особо не рвётся «подставлять». Хоть все и носят, выставляя на показ золотые изящные крестики, или массивные «из натурального дуба» кресты, никто, насколько он мог судить, особо Заповедей Спасителя не придерживается. Себе дороже выйдет – сожрут, как слабака!
«Цинично, прагматично…» – дубль два. Или, правильней – двести двадцать два.
До работы для разнообразия доехал легко и быстро: воскресенье. Два звонка сделал по дороге. Поэтому когда подъехал – два неприметных фургона уже ожидали его во внутреннем дворике. Отлично.
С двумя одетыми в куртки с ничего не значащей, и отлично маскирующей сейчас, в эру всеобщей лени, надписью: «Доставка», поздоровался за руку.
– Устанавливать?
– Да. Идёмте посмотрите – вначале я отопру, и покажу место.
С сигнализации всё снял сам: не нанимать же сторожа для конторы-оффиса. Здесь-то кроме бухгалтерии на бумажках, да офисной оргтехники и брать нечего. А уж эта техника сейчас… Гроши.
Верхний замок, нижний. Амбарный – на железной внутренней двери. (Вот его, родного, из прошлого века, сейчас …рен кто откроет! Таких ключей даже у профессионалов, кажется, не сохранилось! Свой кабинет. Палец в сканнер. Ключ в скважину.
– Сам блок, наверное, вот сюда, в этот шкаф. А монитор – на этот стол.
Сосредоточенно-спокойные ребята покивали:
– Устраивает.
Затем более широкий в плечах сказал:
– Но дырки для вентиляции мы в задней стенке всё равно проделаем.
Теперь покивал Олег: а куда деваться! Тонкая техника на основе кремния больше всего боится перегрева!
Через два часа, когда всё было установлено, просверлено, и опробовано, он вынул из сейфа две пачки наличности. Отсчитал зелёных шелестящих бумажек, пожал руки. Сдержанно попрощался: «Значит, остаётесь наготове, и по моему сигналу сразу же…».
Посмотрел из окна кабинета на третьем этаже, как фургоны неторопливо выкатились со двора. Прошёл вниз, и запер парадное. А затем закрыл и внутреннюю дверь – на внутренний засов.
Порядок. Можно работать.
Посмотрим, лапочка, какова ты на самом деле!
Лапочка, однако, до двенадцати нагло валялась на сексодроме – то вдоль, то поперёк, глядя в телевизор, и к концу уже раздражённо тыкала кнопочки пульта: видать, ничего интересного найти не могла.
Тут Олег её вполне понимал: в те редкие часы отдыха, которые имел дома, и сам раздражался: ядрёна вошь! Двести пятьдесят платных каналов, а посмотреть – нечего! Поскольку набившие оскомину шоу-скандалов, да политические дебаты, ни к чему реальному в политической жизни страны не ведущие, навязли в ушах. А хоккей, велоспорт, футбол и прочие игрища «на свежем воздухе», вызывали только раздражение – особенно благодаря воспоминаниям детства, когда в секции того же хоккея, где, как уверяла мать, «из него сделают настоящего мужчину, который не боится боли!», ему сломали ключицу. А заодно и выбили с полдюжины зубов.
И пусть зубы вставили за счёт кружка, на ледовую площадку Олег – больше ни ногой. Как и на теннисный корт, или канал для гребли…
Поскольку тешить примитивные наклонности толпы видом своих страданий, и сверхчеловеческого напряжения мышц, передумал. Они, конечно, не в древнем мире, где на арене и убивали, но…
Но иногда ему казалось, что толпа-то осталась та же. С тем же желанием увидать чужие мучения, кровь, чужую смерть… Вид человеческих мук, смерти, отчаяния или разочарования, всё ещё привлекает… Но теперь эти страдания, боль и кровь облечены в «гуманно-приличную» форму – отчаяния проигравших. Оставшихся живыми. И, возможно, надеящихся на реванш. Если они, разумеется, стиснут зубы. И утроят усилия…
Как же, поможет им это. Оно больше поможет тем, кто упивается всем по ящику.
А не по ящику – для элиты.
Для желающих чего «покруче» – запрещённые бои до смерти. Настоящей. В подпольных элитных, и всё никак не «выявленных и ликвидированных» закрытых клубах – в тёмных подвалах. Куда с-сучки в золоте и брюликах, и наглые толстопузы в перстнях и в костюмах от «Дольче Габбана» приезжают «инкогнито».
Как же – инкогнито. Сейчас, когда над городом парит чуть не сотня дежурных квадрокоптеров, кто, когда и куда пошёл или поехал – вовсе не секретная информация. Особенно для полиции. Просто, значит, получают доляну. Или – ждут до очередной кампании по «борьбе с нелегальной спортивной преступностью». И уж тогда… Для галочки.
Ладно, раз пока ничего… Сходит-ка он купит хоть гамбургер.
Вернувшись, Олег сняв и аккуратно поставив рядом с тумбой свои элегантные мокасины, закинул ноги прямо на стол. Стянул и кинул прямо на столешницу чёртов
