И так: эпизод последний.
Его я сначала не узнал.
После особо утомительного дня по дороге домой я вспомнил, что дома есть нечего, да и спиртное закончилось. Я решил совместить полезное с приятным – поужинать в кафе. Времени было уже много, и большинство мест занято. Меня подсадили за столик, где восседали две дородные дамы и какой-то колхозник. Я заказал бокал коньяка и шоколад. Слегка отхлебнув, я стал осматриваться.
Гремела музыка, фонари бросали вокруг разноцветные блики, парочка аппетитных стриптизёрш на подиуме вертелись вокруг пилона, шоу-балет из полудюжины безгрудых малолеток в бикини с блёстками лихо извивался и выстреливал ногами в разные стороны в такт музыке. Мои соседи по столику – дамы – вели светскую беседу. Я посмотрел на колхозника. Ему было около 50. Боты – «прощай, молодость», брюки-клёшь – я в таких последний раз играл в школьном ансамбле в середине 70-х, клетчатая фермерская рубашка без галстука и пиджак – «ветеран колхозного движения». Он методично поглощал то ли салат, то ли винегрет, то ли ещё какой силос. Перед ним стоял наполовину опустошённый графин с водкой. На происходящее он не обращал ни какого внимания, только тупо жевал, глядя прямо перед собой грустными коровьими глазами.
Напротив нас гуляла компания. Они справляли то ли юбилей, то ли День рождения какой-то весьма упакованной дамы. В разгар гулянки музыка умолкла, и тамада объявил: « А сейчас сюрприз для именинницы»! Двое официантов вынесли круглый торт диаметром полметра. Торт был явно под заказ – узорчатый, с причудливой фигуркой наверху и приличным количеством свечей. Тамада подхватил его и бережно понёс перед собой, чтобы свечи не погасли. Глянув на колхозника, я подсознательно почувствовал – что-то сейчас будет! Меня посетили смутные воспоминания на счёт его личности, что-то вертелось в памяти…
Вспомнить я не успел. Колхозник резко встал и решительно направился к тамаде. Подойдя почти вплотную, он, как вратарь, выбивающий мяч в поле, с разбегу, снизу вверх, что есть силы, пнул по подносу с тортом! Свечи фейерверком разлетелись в разные стороны! Брызги взбитых сливок ударили в потолок! Бисквит осел на ушах тамады.
Компания онемела! Кто-то хихикнул, кто-то попытался аплодировать. Именинница, думая, что это имеет какое-то весёлое продолжение, глупо улыбалась, ожидая развязки. А развязка была до банальности проста: подскочила охрана и заломила ему руки. Тамада опомнился и начал яростно лупить его кулаками, ногами – всем, чем придётся. Он не сопротивлялся, а только вздрагивал от ударов. По безумному его лицу блуждала идиотская улыбка, он словно светился от блаженства и умиротворения.
И тут я узнал его!...
Конечно же, это был Захар! Неудивительно, что я не сразу его узнал – 40 лет прошло!
И так: эпизод первый – ознакомительный.
Детство моё прошло в деревне КишкинО (ударение на О) близ деревни Переборы – ныне посёлке, печально известном, как «столица» Волголага. Поселок ширился и сросся с Кишкиным, ставшей улицей Тихменевской. Мы по привычке звали улицу деревней.
Захар был собственно не Захар, а Игорь Захаров. Мама, папа, брат, сестра – семья Захаровых ничем не выделялась, кроме как неутомимым пьянством. Особенно главы семьи. Дядька Вадим не был тунеядцем, напротив – в редкие трезвые дни он работал по хозяйству, как одержимый – сутками! Ей Богу – не вру! За это время он выполнял работу обычного мужика на несколько месяцев вперёд! А потом пил так же – в несколько раз перекрывая обычную норму.
Жизнь семьи была весела, увлекательна и полна содержания. Дядька Вадим, идя с работы, успевал где-то клюкнуть. По приходу домой и них с тёткой Зиной – женой начиналась игра в прятки. Причем и водили и прятали оба. Они прятали деньги и искали, кто быстрей! Если выигрывала тётка Зина, то начиналась игра в салочки: недоперевыпивший Вадим брал два топора и гонялся за семейством вокруг дома, подтверждая азарт охотника не всегда цензурным, но всегда задорным боевым кличем. Если же выигрывал Вадим, то он сначала увеличивал дозу, а потом играл в салки. Дальше снова шла игра в прятки: семейство, сделав пару-тройку кругов вокруг дома, забиралось на крышу и вытаскивало за собой лестницу. Конечно, это было не честно по отношению к водящему, но и он, плевав на международную договоренность, хлебал допинг без меры! Причем, его вооружение не оставляло засаленному практически никаких шансов.
Конечно, когда им было вести хозяйство! Едва-едва могли поддерживать его в состоянии полуразрухи. Захар всегда был полуголодный, неухоженный – как собака-дворняга! Просидев пару лет в первом классе и столько же лет во втором, он был направлен в школу «хи-хи» - интернат для умственно отсталых детей. Наш одногодок, он на столько примитивно мыслил, что получил в деревне прозвище Захар-Дурак или просто Дурак. В его поступках он руководствовался только животным инстинктом – думать было нечем. Только одна единственная черта была в его натуре – патологическая ненависть к любому виду успеха и достатка. Он терпеть не мог, чтобы у кого-то было лучше, чем у него! Отсюда и такое же патологическое невезение! Если у любого другого нормального человека бывает, что «Бог миловал», то Захара любое несчастье как будто специально караулило!
Эпизод второй - жадность.
Шли наши первые летние школьные каникулы. Мы – полдюжины деревенских пацанов вечером возвращались с купания. Проторчав на заливе весь день, купаясь «от пуза», мы изрядно проголодались. Подходя к деревне, мы учуяли ЗАПАХ! Все уже знали, что это значит. Раз в несколько месяцев дядька Гриша-хохол делал домашнюю колбасу и коптил её на чердаке возле печной трубы. В это время все остальные жители деревни исходили слюной, напоминая собак Павлова. Хохол жил обособленно и был прижимист. Никто из деревенских не разу не пробовал его колбасы. Мы остановились около его дома. Заводилой у нас был Васька – ему было уже 12 лет!
- Колбаски бы пожрать! Кузя – на разведку! – Васька знал, что я – самый смышлёный и проворный лазутчик среди всех.
Я прокрался к дому хохла. Через 10 минут уже докладывал:
- Спереди лестница на чердак, но по ней нельзя – хохол дома – увидит! Можно сзади: на крышу курятника, потом на крышу двора, оттуда на чердак – там доска снизу отстала. Только надо кому-то тощему. Мне не пролезть.
Лёлик и Захар тянули на спичках. Выпало Захару. Я его тщательно проинструктировал. Собственно я показал, каким образом протискиваться на чердак, как идти по переводам, чтобы хозяин не услышал, как снять колбасу.
Захар легко пролез на чердак, прошёл к трубе… и исчез! Я ждал принять колбасу снаружи – на крыше двора. Захар не появлялся! Прошло пять минут, десять – не было Захара! Я отодвинул доску и позвал его – тишина. Что делать?! Надо выручать – я же не знал, что с ним случилось. Я стал пробовать оторвать соседнюю доску – бесполезно! Сквозь просвет я увидел, что с другой стороны чердака появляется голова дядьки Гриши, поднимающегося по лестнице!
- Захар, атас! – крикнул я, и кубарем соскочил сначала на курятник, а потом на землю.
Я уже успел добежать до зарослей акации, где прятались остальные, наблюдая за нами, когда показалась голова Захара. Он вылез по грудь и застрял!
Похоже, дядька Гриша поднялся на чердак не с пустыми руками! Через несколько секунд Захар завизжал, заорал благим матом, завыл! Экзекуция затягивалась. И вдруг Захар замолчал. Тут я впервые увидел это умиротворение, эту идиотскую улыбочку на его безумной роже. Потом его, хромающего на обе ноги, хохол за ухо вывел на улицу. Мы повели его домой. Тут-то и вскрылась вся правда! Мы увидели его пузо! Восьмилетний пацан по фигуре напоминал бабу на сносях! Вместо того, чтобы снять колбасу, передать мне, вылезти и пойти сообща её съесть на всех, он в одиночку стал жрать её прямо на месте!
В этот день мама Захара играла в медсестру, а папа играл в салочки с хохлом. Убегал, конечно, дядька Гриша!
Три дня Захара несло, как куршивого поросёнка! Три дня он, как яхтсмен зависал в уборной – сидеть-то он не мог! На четвёртый получил «по свеженькому» от папаши, а на улице и от нас! За жмотство! Вот так!!!
Эпизод третий – подлость.
Мы – деревенские мальчишки, любили ходить за грибами. Это было интересно, весело, да и существенно разнообразило семейное меню, не говоря уж об экономии бюджета. Захар грибов собирать не любил и не умел, но всегда ходил с нами – мы-то из дома еду брали! Ещё с нами увязывался Толька-Енот. Это была премерзостнейшая личность. Младше нас на три года, он воровал у своих. Его ловили, били, но потом прощали. Больше всего над ним издевался Захар, к месту и не к месту раздавая пинки и затрещины. Правда, при мне он опасался беспредельничать. Среди своих одногодков я первый определил своё место и статус в группе. Однажды я предупредил Захара: «Ещё тронешь Енота ни за что – прибью!». Захар врезал Еноту подзатыльник и тут же полетел кубарем от моего «леща».
Придя в лес, мы переходили от места к месту, толпой прочесывая округу. Енот придерживался меня, и я иногда показывал ему грибы, за которыми лень было идти самому. С отличным зрением, я видел грибы за 5, а то и 10 метров! Неудивительно, что у меня были только отборные белые или если бабка закажет – подосиновики. Еноту тоже перепадало с «царского стола». Когда в глубине леса мы садились перекусить, у него тоже был вполне приличный улов.
Захар решил подшакалить и, зайдя в лес, он стал бродить за мной, как хвостик – так сказать мне «на яйца наступать». Я, увидев гриб, не сразу шёл к нему, а сначала просматривал в окружности, так как грибы растут стайками, и возможно, где-то есть еще и не один. Захар, видя, что я остановился, быстро озирался и кидался чуть ли не рыбкой, хватая гриб! Ну что с ним делать?! Через минуту я придумал! Выждав, пока Захар несколько отдалится, я поманил к себе Енота и прошептав «инструкции», дал шляпку белого. Енот кинулся предупреждать остальных, чтобы не попались. Захар, увлеченный слежкой, не заметил, что круг ребят возле нас сужается. Покрутившись минут десять, я вышел на заранее оговорённую полянку. Прямо посередине её торчал красавец белый! Если бы не было договора, я бы сам купился! Но, узнав знакомую шляпку, я как всегда остановился и начал вертеть головой. Конечно же Захар заметил белого! Его бы и слепой увидел! Он по своему обыкновению кинулся к нему и, уже в падении, ухватился за «корешок»! Ребячий хохот со всех сторон поляны был ему в ответ! Видно, почуяв неладное, Захар разжал руки….
Всё дело в том, что по моему указанию Толька-Енот наклал посреди поляны кучу, воткнул в середину палочку, а на неё надел шляпку белого! Сами понимаете, что у Захара оказалось в руках!
Мы пришли на место, где всегда едим. Традиционно каждый принёс из дома, что мог. Я – солёное сало с чесноком, Мишаня – сало копчёное-душистое, братья Цветковы – малосольные огурцы и варёные яйца, даже Енот высыпал в общую кучу несколько картошин в «мундире» и круто посолённую горбушку. Захар вывалил охапку перьев зелёного лука.
Я, слегка перекусив, оглядел сидящих – не было Енота и Захара! Ладно Енот – он много не ест, а может, свистнул со «стола» побольше, где-нибудь жрёт в одиночку (хотя кто его по рукам
