Командировка

какие бывают на масках.
Лейтенант и все внимательно за ним следили.
- Сесть! - Властно сказал Лейтенант, но он не реагировал. В наступившей тишине ясно различались детские голоса.
Женщина отшатнулась от него, челюсть её отвисла, а глаза стали шарить по всему, казалось, что она искала какое-то отверстие, чтобы нырнуть в него и  спрятаться там.

Лейтенант в один прыжок оказался около мужика, он крикнул ему: «Сесть!».
Но того уже ничем нельзя было остановить. Когда он встал во весь рост, то сразу же напрягся и старался вслушаться в то, что доносилось с улицы, потом он как бы рухнул на стул, когда ничего не услышал.
Через секунду его рука уже тянулась к бутылке, но тут все мигом набросились на него, скрутили ему руки, и я слышал, как щелкнули наручники. Тело его обмякло, голова опустилась на грудь, и он впал в какое-то странное, полусонное состояние.

Тогда баба заголосила нудно и протяжно:
«Что вы делаете, убийцы!».
Я посмотрел на лейтенанта, лицо его  перекосилось, он весь набычился,  и, видимо, забыв, обо всём прохрипел:
«Я тебя, сука...».
Потом опомнился, к нему  подошел следователь, он буркнул под нос: «Извините», -  вышел на улицу.

Женщина сразу сникла, плечи ее опустились.
Изредка она бросала на присутствующих враждебные взгляды, потом отошла на другой конец стола, присела на стул, налила себе водки, выпила ее одним глотком и, не поморщившись, сказала, ни к кому не обращаясь:
«Вот и всё! Кончилось, Боренька, наше счастье...».
Она уже не причитала,  просто смотрела в пространство, каким-то отрешенным взглядом и по ее щекам катились слезы.

Я всю жизнь боялся слёз, особенно женских.
Но  в эти мгновения  я желал смерти этим людям, потому, что в них, по совести говоря, не было ничего человеческого...

Я уже начал бояться, что не сдержусь, что брошусь на них... Отвернувшись, я стал рассматривать стены, и тут, совершенно случайно, мой взгляд наткнулся на фотографию, где была изображена женщина.
Всмотревшись в неё, я неожиданно узнал ту...
… воздушную…
Вначале я растерялся: в голове мелькнула какая-то догадка, потом я вскрикнул:
- Так вот же она!
- Кто? - Спросил следователь и быстро подошел ко мне.
- Ну, та женщина, которая привела меня...
- Да ты что, малый,  рехнулся? Она почитай год, как зажмурилась, - прошептала женщина, с ужасом посмотрев на меня, потом добавила, - Царствие ей небесное...
- Да как же это так... Я точно помню... - в горле у меня пересохло и стало жарко, казалось, что дыхание обжигает меня изнутри. Следователь тихо вздохнул и посмотрел на меня с сочувствием.

Наступила тишина, потом в коридоре послышались шаги, голоса, потом открылась дверь, и на пороге показались дети, сзади виднелась фигура лейтенанта.

Первой прореагировала женщина: она вскочила, глаза её округлились, изнутри раздался тяжелый свист, на уголках губ клочьями выступила пена, она издала булькающий звук, потом словно подкошенная,  рухнула на пол,  причитая:
- Уберёг, Господь, уберёг...

Я посмотрел на мужика.
Он сидел, не шелохнувшись, потом медленно поднял голову, обвёл всех недоуменным взглядом, будто бы видел всех первый раз, и после стал медленно подниматься, и в этом чувствовалось такое напряжение, что мне стало как-то не по себе.  И не от испуга, это было что-то совсем другое, это такое чувство, которое нельзя передать словами:
во мне боролись и ненависть, и жалость, и сострадание...
Всё смешалось в моей груди в один клубок, да так, что даже дыхание перехватило...

Никто ему не мешал.
Все стояли на своих местах как парализованные. Милиционер, стоявший позади детей, никак не мог понять, что происходит, а лейтенант вышел вперед и собой заслонил детей, которые, прижавшись, друг к другу испуганными глазами смотрели на всё.

Девочка выскочила из-за спины лейтенанта и с криком: «Папа!», бросилась к мужику, тогда милиционер прыгнул, и схватил её, но она стала вырываться, всё время, крича:
«Папа, папа, папа…».

Милиционер был пожилой человек, среднего роста с бесцветными усталыми глазами, седыми  бровями. Шинель на нем висела как на вешалке, и чувствовалось по всему, что это усталый и старый человек, но вот откуда у него прыть такая - этого я понять не могу.

Мальчик заплакал, но с места не тронулся и, растирая кулачком слезы, всё приговаривал:
«Па-па...», - больше он ничего сказать не мог.

Детские крики наполнили всю комнату.
Женщина отползла в угол, села на корточки, закрыла лицо руками и, раскачиваясь, тянула на одной ноте:  «..у…у..».
Мужик поднялся во весь рост.
Его качнуло.
В глазах светилось что-то странное,  какой-то радостный ужас.
Ужас человека,   который хотел сделать что-то страшное, но судьба уберегла его от этого.


-…Хотя, знаете, - мой рассказчик закурил, и я вдруг почувствовал, что, рассказывая, он как бы освобождается от непосильного груза, который давит его своей неразрешимостью, - тогда, я испытывал разные чувства к этому мужику, сейчас нет...
Мне жалко его.
Ну, да ладно.


Мужик стоял, как колонна  и смотрел во все глаза на детей.
Видимо, во что-то верил этот несчастный человек...
Мне показалось, что должно произойти что-то страшное и больше всего я боялся, за детей, но они снова стали рваться к нему.
Девочка так стала кричать.
Когда я посмотрел на пожилого милиционера, который её удерживал, то мне почудилось, что он сам готов заплакать.

Мужик стоял и молчал, казалось, что все происходящее медленно проникает в  его сознание, потом глаза его стали наполняться кровью, губы стали кривиться, а из груди вырвался короткий и тяжелый стон.
Неожиданно наступила тишина: девочка перестала биться, затих и малыш.
А милиционер, как бы оправдываясь, сказал:  
«Я, вот, мальцов погреться, привёл...».
Все молчали.
Послышался скрежет.
Жуткий, надо сказать.
Это мужик скрипел зубами, потом он рухнул на колени, выкинув вперед руки в наручниках, они как-то странно согнулись, браслеты врезались в тело, и выступила кровь.
Девочка истошно закричала:
«Па-па...».

Тут, мужик заревел, будто раненный зверь...
Потом он поднял голову и, захлебываясь от слёз, закричал:
- Детки,  кровинушки,  вы мои, простите, если можете...
Я уже нежилец... на этом свете…
Христа ради ...
….простите...
….простите...
….простите...

Я больше не мог этого выдержать и вышел, когда я уже закрывал двери, то услышал, как мужик сказал:

- Сделай милость, уведи детей, век буду благодарен тебе…



Рассказчик мой посидел, помолчал и тихо обронил:
- Вот, пожалуй, и всё...
Да, чудь не забыл!
Когда я вышел на улицу, то мне было так плохо, что даже жить не хотелось. Ничего уже меня не радовало, и я встал, прислонившись к косяку, смотрел с крыльца.
Подошел лейтенант, похлопал по плечу и ободряюще сказал, правда, голос его звучал неуверенно:

- Ничего, это бывает.

Я молчал.
И тут случилось нечто необычайное: мне вдруг стало так легко, как будто, я потерял свой вес, и, ещё немного, и мог бы взлететь, и все вокруг стало как бы светлее; на душе моей прояснилось, будто ничего такого и не было, и стало как-то необычайно тихо... Знаете, иногда такая тишина бывает перед бурей, вся природа замирает, и все объято тишиной, и воздух становится ясным и чистым, я бы даже сказал - звонким.
Мне почему-то в эти минуты представилось озеро, которое было таким чистым и гладким. Все отодвинулось, была уверенность, что ничего не было, а я просто стою и смотрю на это озеро. Такое чувство бывает в детстве, когда, наплакавшись, вдруг обретаешь спокойствие.
И в эти минуты это было!
Я вам клянусь!
Мне показалось, что кто-то коснулся моей щеки, и я даже услышал голос:

«Спаси тебя Бог...».
                                                            7

Мой сосед замолчал.
Я невольно посмотрел на часы.
Я совсем забыл и про поезд и про этот город, настолько сильно меня увлек рассказ моего случайного соседа.
Он перехватил мой взгляд, спокойно положил, я бы даже сказал, с некоторой осторожностью, вилку, вынул деньги, положил их под тарелку, потом, приподнявшись, подал мне руку,  я пожал её и сказал:
- Ну, счастливо вам добраться!

Вслед за ним вышел и я, мне, хотелось ему  что-то cкaзaть, но мысли о поезде всё заслонили,  и, сердясь на себя, я помчался на перрон.

В вагоне, разбираясь с постелью, устраиваясь, я несколько призабыл о встрече, но когда я вышел в тамбур покурить, неожиданно всё рассказанное придвинулось ко мне, и меня охватило странное, неправдоподобное чувство,
что всё  услышанное –
было со мной.
Я посмотрел в окно.
В темени, которая мелькала перед глазами, неожиданно почудилось белое пятно, которое как-то смутно напоминало женский силуэт, я отшатнулся, сердце моё учащенно забилось...

И вот, сколько прошло времени, но эта история никак не выходит из моей головы. Я не могу её оценивать, не могу сомневаться в ее правдоподобности - сейчас  это не имеет никакого значения, просто я стал внимательнее вглядываться в окружающий меня мир, и, как мне кажется,
стал  лучше его понимать...